Над Двиной, рекой великой,
В дальнем Севера углу,
Где в пустынных смолокурнях
Гонят дёготь и смолу;
Где по дебрям непроглядным
Сосен белые тела
Разрезает, нагреваясь,
Тёмно-синяя пила, —
Подле церкви над горою
Белый домик не высок;
Долгий век в нём доживает,
На покой уйдя, дьячок.
Стены белы, окна чисты,
По-над лавкой ряд икон;
Подле них в изображеньях —
И Соловки, и Афон...
Всё дешёвые картинки!
А на стенке, при дверях,
В чёрном весь, в широкой рясе
Виден иеромонах, —
В клобуке; с высокой груди
Ярко блещут ордена;
Борода их чуть прикрыла —
И роскошна, и темна...
Фотография большая,
В ценной рамке, за стеклом;
Тот, кто снят, гладит — довольный,
Что попал он в этот дом.
«Слушай, дедушка: кто этот?
Статный, взысканный такой?»
«Этот?.. — старый улыбнулся,
Этот вот? — сынишка мой».
«Где ж он?» — «В Киеве, родимый,
У святительских мощей;
Много лет уж он в далёкой
Лавре, значит, казначей.
Был он мальчиком болезным,
Дряблым, худеньким таким!
Раз приходит, говорит мне:
Тятя, я пойду к святым...
И пошёл... А вот в Успенье
Будет десять уж годов,
Как к нему я ездил в Киев.
Звал уж очень! Добрый зов!
Денег выслал! Всё не еду!
Так монаха, вишь, прислал,
Чтоб отца, мол, взял в дорогу
И в пути оберегал.
Приезжаем, значит, в Киев
К повечерию, с зарей...
Только вышли на вокзалу
Глядь: карета четвернёй!
Страшно стало! Непривычно!
Сердце робость забрала!
Едем к Лавре... Запылали
Словно солнце, купола...
У ворот остановились;
На воротах на святых —
Намалёванные лики!
А внизу — ряды живых.
Всё монахи, да монахи —
По проходу, с двух сторон;
Как взошли мы — песнь запели,
Звучный ангельский канон.
А под сводом, посредине,
В клобуке и в орденах,
Мой сынишка!.. Ах ты, Боже!
Радость светится в очах!
Снял клобук — да мне-то в ноги!..
Отче! С Господом гряди!..
Ордена-то все повисли
Прямо на́ землю с груди!!..
Вот мне сын какой достался!
Тело духом возродил!..»
«Что же, дедушка, — остаться
Разве сын-то не просил?»
— «Не просил?! С земным поклоном
Много раз просил в слезах...
Да и рай у них небесный
В лаврских холеных садах...»
«Отчего же ты вернулся?»
— «Отчего?.. Да как сказать...
Вот привык, — восьмой десяток
Знать — что солнцу тут вставать,
Там — садиться за лесочком...
Да и колокол тогда
Новый ставили!.. Гляди-ка:
Вон сияет, что звезда!..»
