Не буря ли в поле подымается,
Не белá ль березка споклоняэтся,
Сын со матушкой да распрощаэтся,
Молодой боярин Дюк Степанович. 5 Просит ён у родителя у матушки
Прошеньица—благословеньица
Повыехать на матушку святую Русь.
— «Во всех городах у меня побывано,
И всех кня́зей—бóяр у меня повидано, 10 Исполна княгиням всем послужано,
Но не было во городе во Кееве,
Не видано князя Владимира
И не служано княгини Апраксии.
Ну вот дай мне—ка, родитель—матушка, 15 Прощéньицё—благословéньицё
Повыехать на матушку святую Русь!»
Говорит ему рóдная матушка,
Честнá вдова Офимья Александровна:
— «Ай же ты, рожоно мое дитятко, 20 Молодой боярин Дюк Степанович.
Спородя́ ты вышло, дитятко, занóсливо,
Занóсливо дитятко, захвастливо.
Во Кееве ты, дитятко, похвастаэшь
Животишками вдовинома сиротьскима. 25 На Руси народишко прехитрый есть, —
Ты погинешь, Дюк Степанович, занапраслиную!
Не дам я ти прощéньицё и благословéньицё
Ехать ти на матушку святую Русь.»
Не буря ль в поле подымаэтся, 30 Не белá ль березка поклоняэтся,
Сын со матушкой да распрощаэтся.
Просит он у родителя у матушки
Прощéньицё и благословéньицё
Повыехать на матушку святую Русь: 35 — «Ай же ты, родитель моя матушка,
Честнá вдова Офимья Александровна,
Дай мне—ка прощéньицё и благословéньицё
Повыехать на матушку святую Русь.
Во всех городах побывано, 40 Всех князей—бóяр повидано,
Исполна княжням всем послужано,
Но не бывано во городе во Кееви,
Не видано князя Владимира
И не служано княгины Апраксии!» 45 Говорит ему родимая матушка,
Честнá вдова Офимья Олександровна:
— «Не дам я ти прощéньицё—благословéньицё
Ехать ти на матушку святую Русь.
Спородя́ ты вышло, дитятко, занóсливо, 50 Занóсливо дитятко, захвастливо.
Во Кееве ты, дитятко, похвастаэшь
Животишками вдовинома сиротьскима,
А на Руси народ прехытрый есть, —
Погинешь ты, Дюк Степанович, занапраслину!»[1] 55 Не буря ли во поле подымаэтся,
Не белая ль березка поклоняэтся,
Сын со матушкой да распрощаэтся,
Молодой да Дюк Степанович:
— «Ай же ты, моя родитель—матушка, 60 Честнá вдова Офимья Олександровна,
Дашь мни—ка прощéньицё, — поеду я,
И не дашь мни—ка прощéньицё — поеду я!»
Вот идет он во конюшню конностóйлую,
Где стоят жеребцы поежжáныи. 65 Не мог он себе выбрать жеребчика по разуму.
Вот он перешол в конюшню конностóйлую,
Где стоят жеребцы неежжаны,
И на узды они, удáлыи, недержаны.
Повыбрал он Бурькá сивогривого, — 70 Двенадцать лет Бурькá на узде недержаный,
Двенадцать лет Бурькá и неежженый.
У Бурькá уж грива закольчужилась,
Хвост до матушки до сырóй землú,
Заметаэт он сзади следы лошадиныи. 75 Вот повывел он Бурькá да на широк на двор,
Вот начал тут Бурькá он подёргивать,
Чтобы он навоз стал отряхивать, —
От того от тóпу лошадиного
Задрожали полатки белокаменны. 80 Ну вот он седлал—уздал да Бурькá да окольчуживал:
На коня кладовáл он напотнички,
На напотники мягки войлуки,
На войлуки клал седёлышко черкальское
О двенадцати подпругах о шелкóвыих, 85 А подпруги он подтягивал, покрякивал,
А тринадцату, похоже, он для крепости, —
Чтобы из седла Бурькé не вывернул
Да и дóбра мóлодца не вытряхнул.
Вот подходит к нему родитель—матушка, 90 Честнá вдова Офимья Олександровна.
Говорит ему да таковы речи:
— «Ай же ты, рожóно мое дитятко,
Молодой боярин Дюк Степанович,
Отправляешься на матушку святую Русь, 95 Так там есть три зáставы великие:
Пéрьва зáстава есть — птичи заклевучии,
Дрýга зáстава есть — звери заедучии,
Третья зáстава есть — горы сотолкучии.»
Вот подъежжал молодой боярин Дюк Степанович 100 К этим трем зáставам великиим.
Бил Бурькá да по тугúм ребрáм.
И ударил Бурькý он междý ушú.
— «Ах, сенна копна, Бурькé мой поворотистый,
Проскочи эти три зáставы великие!» 105 Вот проскочил он птицы заклевуции,
Вот проскочил он зверей заедуциих,
Подъежжал он к горам да сотолкучиим.
Начали тут горы содвигатися,
Стало у Дюка Степановича серьце ужахатися, — 110 Тут кончина верно Дюку Степановичу, —
Ну проскóчил он горы сотолкуции,
Провез Бурькé да поворотистый,
И повыехая в раздолье во чистó поле.
Скоро скажется да тихо деется. 115 Приехал ён в стóльнёй Кеев—град,
Вот заехал ён да к князю ко Владимиру,
Вот заехал ён да на широк на двор,
Становился он да середи двора,
Коня привязать ему некуда — 120 Ко тому ко столбу — столбы сосновые,
Столбы сосновые, а кольца железные,
А поводики шелкóвые привязать — они повытрутся.
— «Как у моей родитель—матушки
На широком двори столбики тоцёныи, 125 Столбики тоцёныи, у столбов колецьки золоцёныи,
Так что повода шелкóвые не трутся и нé рвутся!»[2]
Идет он в палатки белокаменныи
Ко князю—то Владимиру.
Пораздернул ён да двери нá пяту. 130 Зашел он в палатки белокаменны,
Крест кладет по—писáному,
Поклон провел по—ученому,
На вси стороны да поклоняется,
Княэю Владимиру в особину, 135 С княгинею со Опраксией.
А Чурилы Пленкóвичу челом не бьет,
Челом не бьет, не жалует.[3]
Сели они за столы за дубовые,
Сели они пити, кушати; 140 Молодой боярин Дюк Степанович
Колачик ест, а другой за окошко роет.
— «Что же ты, молодой Дюк Степанович,
Роешь колачик за окошечки, а не кушаешь?»
— «Да у моёй у родителя у матушки 145 Так помéльца шелкóвые, а вóды льет она медóвые,
Колачик ешь — о другом душа горит.
А у вас здесь во Кееве помя́льца—то сосновые,
А вóды льет ведь простые, заржавленные, —
И вот пахнут на сосенку, — 150 Калачик ешь, а другой колется.»[4]
Вот они склюдились итти в церковь богомольную.
У него лапотки, у Дюка Степановича, шелкóвые,
А на улице грязь по кóлену.
Вот он вышел на крылецько перёное. (Да остановились.) 155 — «Не могу итти я в церковь богомольную,
Нет у вас ни панели деревянные,
Ни проходов хрустальниих.[5]
А у моей—то у родитель у матушки
От крылечика перёного да до церкви богомольноей[6] 160 Постланы коврики шелкóвые:
Вот идешь в церковь богомольную,
Так лапóтики уж не мараются,
Лапóтики не дёржатся,
И мóлодци не старятся, 165 И одёжа не носится.
У моёй родители у матушки
Сапожники с дому не выводятся,
И портные с дому не выводятся,
И товар со лавочек не выводится. 170 Мы день носим и два носим,
А потом в лавку снесем,
Да на Русь продаем.»[7]
Говорит тут Чурило Плéнкович:
— «Это не молодой боярин Дюк Степанович, 175 А это нахвалыцина с чистá поля́.
Убил молодого Дюка Степановича
И на его кони приехал во стóльнёй Кеев—град,
На его кони, во его одёжы́.»[8]
А положили на его на три года и нá три дня, 180 Чтобы три года и три дня
На кажный день ходить к обедне в церковь богомольную,
На кажный день одёжу сменную,
И в поле выехать поляковать коня сменного.
Вот сидел тут Дюк Степанович, призадумался, 185 Писал тут ярлыки скоропечатные,
Отправлял к своёй родитель—матушке,
Чтобы выслала ему одёжу на три года и нá три дня.
На кажный день, на кажный переменная.
Вот ему выслала родитель—матушка 190 Одёжи на трú года и нá три дня,
На каждый — переменную.
Ему попал старик больно старенький,
Сединой он изукрашенный,
И говорит он Дюку Степановичу: 195 — «Вот что, молодой боярин Дюк Степанович,
Вставай ты по утрушку ранёшенько,
Все ты три года и три дня,
Выкатывай ты Буркá в росы́ скорёшенько,
И вот на Буркú кажный день шерсть переменится.» 200 Вот скоро скажется, да тихо деется:
Истекло того времени три года и три дня,
Не могли они Дюка Степановича загнать ни в чем:
Хватило у него своего всего на трú года и нá три дня.
Вот тут задал Чурило Пленкóвич: 205 — «Если ты молодой боярин Дюк Степанович,
Так тогда через матушку через Нерпь—рекý
Перескочи на ту, на другую сторону.»
Ну вот и садился молодой боярин Дюк Степанович на добрá коня,
Сели они с Чурилой Плéнковичем на добры́х коней, 210 Подъехали ко матушке они ко Нерпь—рекú,
Перескочил Дюк Степанович через Нерпь—рекý,
Сухой ногой из реки выбрался.
С разбегу перескочил Чурила Плéнкович,
По колено в реку вверзился. 215 Вот поразъехался Дюк Степанович
По той стороне реки,
Перескочил через матушку через Нерпь—реку
Безо всякой для себя потери.
А скочил Чурило Плéнкович, 220 Да серёд реки да он вверзился со добры́м конём.
Скрыло у Чурилы буйну голову
Да и с добры́м конём.
Тем эта былина и покончилась.
См. также одноимённые страницы.