ЕЭБЕ/Аббагу Кесарийский

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Аббагу Кесарийский
Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона
Словник: А — Аб-бет-дин. Источник: т. 1: А — Алмемар, стлб. 56—61 ( скан )

Аббагу Кесарийский (אבהו‎) — известный палестинский аморай конца 3 и начала 4 вв., один из младших учеников р. Иоханана и товарищ р. Айми и р. Аси, принадлежит, следовательно, к 3-му поколению палестинских амораев. Его называют обыкновенно А. из Кесареи (Кисрин), которая, по-видимому, была его родиною; образование свое он получил в Тивериадской академии, во главе которой стоял р. Иоханан (Иер. Бер., I, 4б), но он мог считать своими учителями также известного Симона б.-Лакиш и р. Иосе б.-Ханина, которых он сопровождал в их путешествиях и многие поучения которых сохранились в Талмуде в передаче А. Для того чтобы с достоинством поддерживать связи с власть имущими и этим быть полезным своему народу, А. изучил также и греческий язык, которым пользовались тогда образованные римляне; впоследствии он обучал этому языку даже своих дочерей («образование, — говорил он, — украшение женщины»), несмотря на едкие нападки одного из его товарищей (Сангедр., 14а, Иер. Сота, IX, 24в). Кроме того, А. изучал также математику и другие светские науки, т. ч. к нему вполне справедливо применяли впоследствии стих Экклезиаста: «Благо тебе, если ты будешь придерживаться одного (изучения Торы), но и от другого (светских знаний) не отнимешь руки твоей, ибо богобоязненный может удовлетворять всем требованиям» (Koheleth rabba, VII, 18). В области творчества главная сила А. обнаруживалась в агаде; благодаря своему ораторскому таланту и поэтическому чутью он может считаться одним из лучших представителей этой отрасли знания. В области «галахи» — как в ритуальной ее части, так и в юридической — он не отличался особенным творчеством; ему было чужда также распространенная тогда, особенно в вавилонских академиях, изворотливость в остроумных дискуссиях пилпул); больше всего значения А. придавал усвоению и накоплению научного материала; и действительно, каждый раз, когда удавалось ему услышать какую-нибудь древнюю, дотоле ему неизвестную традицию, это было для него настоящим праздником. Рассказывают, что уже будучи главою школы в Кесарее, он посетил свою alma mater в Тивериаде. Ученики р. Иоханана, увидев его однажды с сильно раскрасневшимся лицом, заподозрили, что он выпил лишнее, и с беспокойством сообщили об этом учителю. «Будьте покойны, — ответил им тот, — А. наверное услышал какую-нибудь древнюю барайту и раскраснелся от радости». Так оно и было (Иер. Пес., X, 37в). Отличительными чертами его характера были безграничная скромность и сердечная доброта. Он был мягок и уступчив по отношению к товарищам и крайне внимателен не только к материальным интересам народной массы, но и к ее нравам и обычаям. В его частых путешествиях он при исполнении религиозных обязанностей всегда придерживался тех правил, какие были установлены в том или другом городе, хотя бы это и не всегда согласовалось с его личным мнением (Иер. Берах., VIII, 12в). Даже на докучливые приставания к нему христианствующих евреев (минеев) он никогда не позволял себе грубости в ответах, а всегда отделывался добродушными шутками, если вопрос не заслуживал серьезного ответа (ср., напр., Сукка, 48б). — Указанные черты характера в соединении с материально независимым положением и весьма представительной наружностью сделали А. самым любимым и наиболее популярным человеком своего времени, хотя в учености он уступал многим из своих товарищей. — Следующие эпизоды из жизни А. наглядно иллюстрируют его удивительную скромность и доброту: По получении им ученой степени «рабби» ему сделано было весьма лестное предложение — занять место главы одной видной школы, но он отказался от места в пользу своего товарища р. Аббы из Акко, мотивируя свой отказ тем, что тот-де гораздо достойнее его. Помимо скромности, тут была еще одна более важная причина. Место это было связано с некоторыми материальными выгодами, а р. Абба из Акко был беден и обременен долгами (Сота, 40а). — Поселившись в Кесарее, А. часто объезжал города Палестины и даже соседних стран для поучения и регулирования религиозных дел еврейских общин. Во время одного из таких путешествий ему случилось встретиться в каком-то городе с другим странствующим ученым, р. Хией б.-Абба. Последний читал публичные лекции на серьезные галахические темы, А. же произносил популярные агадические проповеди. Публика, разумеется, вся повалила к Α., аудитория же р. Хии почти опустела. Это подействовало на последнего удручающим образом, и он сильно упал духом. «Я расскажу тебе маленькую притчу, — сказал ему А. в утешение: — в один город съехались два купца; один торговал жемчугом и драгоценными камнями, а другой — дешевым галантерейным товаром. У кого, думаешь ты, было больше покупателей? Разумеется, у второго». — Брат того же р. Хии, Симон б.-Абба, проживал долгое время в Дамаске и вследствие этого не успел при жизни р. Иоханана получить от него ординацию на звание «рабби». Приглашая Симона прибыть в Кесарею для получения от него этого звания и чувствуя, что тот будет огорчен, что получит ординацию не от своего старого учителя, а от сравнительно молодого товарища, А. вложил в письмо несколько своих седых волос и написал ему: «Ради этих седин встань и гряди в землю Израильскую… О, если бы кто-нибудь мог снять прах с очей р. Иоханана, чтобы он увидел несправедливость судьбы: Аббагу, который едва годился в сандалии для его ног, получил ординацию, а р. Симон, который мог бы быть чалмою для головы его, не получил ее» (Иер. Бикур., III, 63д). — Родной город Α., Кесарея, был резиденцией римского проконсула и местопребыванием хорошо организованной христианской общины, которая в то время (конец 3 в.) уже больше не скрывалась, а напротив, для пропаганды своего учения даже пользовалась поддержкой власти. В том же городе издавна существовала Талмудическая академия, основанная учеником редактора Мишны, р. Гошаией, по смерти которого она, по-видимому, пришла в упадок. А. восстановил эту Академию, поместив ее в древней, так называемой «революционной синагоге», которая еще у Иосифа Флавия упоминается как гнездо, где постепенно зародилась и созрела великая революция против римлян, окончившаяся полной потерей евреями государственной независимости («Иуд. войн.», 2, 14, § 3). Так как в то время евреи еще пользовались полной судебной автономией и только для применения уголовных наказаний обязаны были испрашивать разрешения проконсула, то A. был избран также и судьею, а судебным местом служила упомянутая «революционная синагога» (Иер. Берах., III, 6а; Иер. Назир, VII, 56а; Иер. Санг., I, 18а). Умный и светски образованный А. вскоре нашел доступ к проконсульскому двору, где стал желанным гостем. Своим влиянием при дворе он не преминул воспользоваться для удовлетворения разного рода ходатайств, с которыми обращались к нему из разных общин Палестины; таким образом он, сам того не желая, стал фактически главою палестинского еврейства, тем более что патриархат, бывший наследственным в доме Гиллеля, окончательно потерял в то время свой престиж и влияние. Современного А. патриарха Гамлиила IV прямо называли «маленьким человеком» (Иер. Абода Зара, I, 39б); по крайней мере, в доме проконсула считали А. единственным представителем еврейского народа, и каждый раз, когда А. приходил туда из синагоги, придворные рабыни, по тогдашнему церемониалу, встречали его следующим приветствием: «Учитель своего народа, предводитель своей нации, лучезарное светило, да будет приход твой благословен миром» (Кетуб., 17а). Единственными противниками его были христианствующие евреи (минеи), видевшие в его красноречивых проповедях опасность для своей собственной пропаганды среди евреев; но и между ними у него были друзья, при случае оказывавшие ему услуги. Так, напр., христиане, занимавшиеся в Кесарее сбором податей, освободили прибывшего из Вавилонии р. Сафру только потому, что А. рекомендовал его им как великого ученого (Абода Зара, 4а). — Характерен следующий случай, по поводу которого А. должен был употребить все свое влияние при дворе проконсула: главы Тивериадской академии после р. Иоханана, р. Айми и р. Аси приговорили некую Тамару к телесному наказанию, на что не имели права без разрешения проконсула. Ta пожаловалась последнему, и судьям угрожало взыскание. Они обратились к Α., прося его заступничества. И вот в Талмуде сохранился текст письма Α., в котором он извещает своих друзей, что ему удалось склонить на их сторону трех риторов, но Тамара упорствует в своих жалобах, а все попытки его умилостивить ее не имеют успеха. Интересен замысловатый слог письма, написанного на древнебиблейском языке. Имена собственные риторов переведены буквально с древнегреческого языка на язык еврейский (так, напр., Εὔτοχος — טוב ילד‎, Εὐμαθής — טוב למד‎), что вместе с умышленной вычурностью слога делало содержание письма загадочным и непонятным для непосвященных. Это было сделано, по-видимому, из опасения, как бы письмо не попало в руки недоброжелателей и не повредило делу. По этому документу, как и по другим сохранившимся письмам, А. надо признать творцом того своеобразного еврейского стиля, который представляет как бы пеструю мозаику из стихов и полустихов Св. Писания, более или менее искусно пригнанных для выражения желанной мысли автора, стиля, которым в продолжение Средних веков и вплоть до наших дней так часто злоупотребляли многие из еврейских писателей. — Высокое положение, которое занимал Α., не помешало ему понимать и достойно оценивать благородные движения человеческой души в самых низменных слоях народной массы. Характерен следующий рассказ Талмуда: у евреев был обычай, по которому в случае засухи и предстоявшего голода объявлялся пост и устраивалось публичное (на городской площади) молебствие о ниспослании дождя, причем в молельщики перед аналоем избирали обыкновенно особенно благочестивого и наиболее почтенного человека в общине. Однажды в ночь перед таким постом А. приснилось, будто некий Пентекако (прозвище это по-гречески означает «пятигрешный») стоит перед аналоем и молится за народ. Сон этот поразил А. Пентекако служил у танцовщиц легкого поведения, убирал их театр, носил за ними платье в баню и, кроме того, исполнял должность клоуна, танцуя и играя на свирели. А. призвал его и спросил: «Что доброе совершил ты в своей жизни?» — «Однажды, — ответил тот, — я убирал театр и увидел, как пришла молодая женщина, стала позади колонн и горько заплакала; на мой вопрос, почему она плачет, она объявила, что муж ее заточен в темницу и она решилась продать себя, чтобы на вырученные деньги выкупить мужа. Я продал тогда свою постель и покрывало и отдал деньги этой женщине, сказав: возьми и выкупи твоего мужа, но не предавайся греху». Услышав это, А. воскликнул: иди к аналою, ты вполне достоин молиться за нас (Иер. Таан., I, 64б). — При всей своей гуманности А. также не избег, однако, великой исторической ошибки, совершенной его современниками: при его участии произошел окончательный разрыв между двумя единокровными, в одного Бога верующими племенами, между евреями и самарянами. Вражда, собственно, существовала и раньше, еще со времен возвращения евреев из вавилонского плена, когда желание самарян принять участие в восстановлении иерусалимского храма было отвергнуто Зерубабелем и его сподвижниками; но эта вражда то уменьшалась, то вновь обострялась под влиянием различных исторических моментов. При A. caмаряне, несмотря на строгое соблюдение ими Моисеева закона, были окончательно извергнуты из лона еврейства и в ритуальном отношении приравнены к язычникам. Случилось это так: А. послал одного из своих учеников купить вино в Самарии; там нашел его один старец, который сказал ему, что самаряне не соблюдают законов Моисея. Ученик сообщил об этом A., а тот представителям Тивериадской академии р. Айми, р. Аси и р. Хии; после расследования вопроса они сообща решили, что отныне самаряне должны считаться настоящими язычниками. Когда кесарийские самаряне обратились с упреком к Α.: «Ваши предки всегда пользовались нашими съестными продуктами и напитками; отчего вы не хотите пользоваться ими?» — тот кратко ответил: «Ваши предки соблюдали закон, вы же от него отступились» (Хул., 6а; Иер. Абода Зара, V, 44д). В чем выражалось это отступление от закона, так и не выяснено, потому что Талмуд приводит слишком много разноречивых мнений по этому поводу (См. Самаряне). — Для полной характеристики А. приведем здесь некоторые из его изречений: 1) Будь всегда среди преследуемых, а не среди преследующих; из всех птиц небесных наиболее преследуемая — голубь, и из всех птиц небесных один лишь голубь был удостоен быть принесенным в жертву на алтарь Божий (Баба Кама, 93а). — 2) Мир держится заслугами тех, которые по скромности своей ведут себя так, как будто их и нет (Хул., 89а). — 3) И праведнику недоступна та высота, какой достигает грешник своим покаянием (Санг., 99а). — 4) Иди и смотри, как неразумно поступает судья-взяточник. Заболел человек глазами и все готов отдать врачу в надежде, что тот его вылечит; а тут судья берет деньги с тем, чтобы стать слепым, ибо сказано (Исход, 23, 8): «Мзда ослепляет зрячих» (Кетуб., 105а). — 5) Будьте святы, ибо свят Я, Господь Бог ваш (Левит, 29, 2). Человеку, который избран стоять во главе народа, Бог говорит: Я называюсь святым, и ты отныне называешься святым; но если ты не чувствуешь в себе всех свойств божественной святости, то уже лучше откажись от власти (Pesikta rabba, 22). — 6) Не внушай страха своим домочадцам; из-за этого выдающиеся люди становятся порою жертвой обмана (Гитт., 7а). — 7) «Ты убьешь человека», — воскликнул Α., увидев однажды, как кто-то в ссоре замахнулся палкой на другого. — «Но разве этой палкой можно кого-нибудь убить?» — «Да, но ты не видишь, что позади тебя стоит бес с железным ломом в руках; ты ударишь своего ближнего палкой, а бес тут же ударит его ломом» (Bemidb. rabba, 12). — 8) «Ищите Господа там, где Его можно найти» (Иеб., IV, 6). — «Где можно найти Бога? В синагогах и в школах» (Иер. Берах., V, 8д). — 9) Христианин настойчиво спрашивал р. Аббагу: «Когда же придет ваш Мессия?» — «Когда вы все будете погружены во мрак», —ответил тот. — «Ты нас проклинаешь?» — «О нет, я только повторяю слова пророка (Исаии, 60, 2): „Вот мрак покрывает землю, и народы окутаны мглою, а над тобою воссияет Господь, и слава Его проявится на тебе“ (Санг., 99а). — 10) Сказано: „Я первый, Я последний и нет Бога, кроме Меня“ (Исаия, 46, 6). Я первый, ибо нет у Меня отца; Я последний, ибо нет у Меня сына; и нет Бога, кроме Меня, ибо у Меня нет брата» (Schemoth rabba, 29). — 11) Сказано: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот оно весьма хорошо» (Бытие, 1, 31). Из этого следует, что Бог и раньше многократно создавал миры и разрушал их, пока не создал последнего мира. Он как бы говорит: вот этот Мне нравится, а те Мне не нравились" (Bereschith rabba, 3). — У A. было три сына: Ханина, Зеира и Абими. О первом рассказывают, что в молодости он был послан отцом в Тивериаду, чтобы учиться в тамошней Академии, но он вместо науки усердно занялся благотворительными делами, особенно погребением мертвых. Узнав об этом, отец писал ему: «Разве из-за недостатка у нас в могилах послал я тебя в Тивериаду? Давно решенный вопрос: наука предшествует благотворительности» (Иер. Хагига, I, 76б). Третий сын, Абими, не удостоился звания «рабби», хотя в вавилонском Талмуде он часто цитируется, как большой знаток древних Барайт. Все 5 сыновей последнего получили ординацию еще при жизни деда, А., умершего в глубокой старости. Из разных легенд о смерти Α., ходивших в народе, заслуживает внимания следующая: «Когда умер А., колонны кесарийских общественных зданий проливали слезы». Интересно, что современник Α., Евсевий, епископ Кесарийский, в своей истории христианской церкви также рассказывает о проливании слез колоннами по поводу гонений, воздвигнутых тогда на христиан. — Ср.: Grätz, Gesch. d. Jud., IV, 304—307; Frankel, Mebo, 58—60; J. Weiss, Dor-dor, III, 103—105; J. Halevy, Doroth ha-rischonim, II, 350; Bacher, Ag. pal. Amor., II, 88—138; Joel, Blicke in die Religionsgesch., I, 8; J. E., I, 36—37.

Л. Каценельсон.3.