Абталион אבטליון (Πολλίων?) — по талмудической традиции, член четвертого дуумвирата (זוג), стоявшего во главе иерусалимского синедриона в средине первого века дохристианской эры. Товарищем его был Шемая (שמעיה) в качестве «наси» синедриона, тогда как А. был «аб-бет-дин» (см.). Bo всех источниках имена Шемаи и А. встречаются всегда вместе, и никаких специальных сведений о каждом из этих лиц в отдельности не имеется. Поэтому и здесь приходится говорить об обоих вместе. — Большинство историков, следуя за Грецем, признают, что Ш. и А. тождественны с теми фарисеями, членами синедриона, Sameas и Pollion, которым Флавий Иосиф отводит весьма почетное место в истории царя Ирода. Некоторые же другие полагают, что у Иосифа речь идет о пятом дуумвирате, об известных главах фарисейских школ, Гиллеле и Шаммае, הלל ושמאי. Так как в общем мнение Греца ближе к истине, то оно, с некоторыми необходимыми оговорками, и положено в основание дальнейшего изложения. — По преданию, сохранившемуся в двух разных «Барайтах», Ш. и А. оба происходили из семейства прозелитов, от потомков Санхериба, царя ассирийского (Иома, 71б; Гиттин, 57б). Грец, правда, отрицает достоверность этого предания: он не допускает, чтобы прозелиты могли быть членами синедриона. Но предание вовсе не говорит, чтобы Ш. и А. сами были прозелиты: они только происходили от прозелитов (Вейс). Утверждение Греца о прибытии А. и Ш. из Египта также довольно безосновательно, как то будет видно из дальнейшего. Ш. и A. по традиции считаются преемниками Симона б.-Шатах и Иегуды б.-Табай, стоявших во главе синедриона в царствование Александры (76—67 дохр. эры). Нет никаких известий о том, когда собственно Ш. и А. заняли места своих предшественников в синедрионе и до каких пор они стояли во главе его. Грец без достаточных оснований принимает для этого период 60—35 гг. дохрист. эры. Но если решительно ничего нельзя сказать о начале деятельности дуумвиров, то с большей вероятностью можно предположить, что их главенство прекратилось с уничтожением синедриона, именно в 37 году дохр. эры, когда Ирод, низвергнув Антигона, завладел иудейским престолом и истребил всех членов синедриона, за исключением Самеи и Поллиона («Древн.», 15, 1, § 1). Во всяком случае их жизнь и деятельность совпали с самою смутною порою еврейской истории: то было время междоусобных войн между членами Хасмонеевой династии, вторжения в свободную Иудею властолюбивого Рима и возникновения Иродовой тирании. Среди этих смут А. и Ш., однако, удалось учредить, может быть, первую в Иудее правильно организованную Академию, где оба, связанные тесною дружбой, преподавали законы и толкования к ним. Из биографии Гиллеля, наиболее выдающегося ученика Иерусалимской академии, видно, что вопреки позднейшему принципу фарисеев, по которому обучение должно быть общедоступным и даровым, в школе А. и Ш. со слушателей взималась каждый раз особая входная плата (Иома, 35б). Может быть, среди иерусалимского населения того времени развилось чрезмерное стремление к занятию наукой в ущерб практической деятельности ввиду того почета, которым пользовались в народе носители звания «рабби», — и это заставляло Ш. и А. несколько затруднить доступ массы к знанию. Это предположение отчасти подтверждается одним дошедшим до нас афоризмом Ш., гласящим: «Люби ремесло, презирай раввинство (rabbanuth) и не веди знакомства с власть имущими» (Абот, 1). Последний совет, как увидим ниже, имел особенное значение в устах Ш. ввиду его личных отношений к представителям власти. Верно отражает эпоху и афоризм Α.: «Мудрецы, будьте осторожны в ваших речах, чтобы не навлечь на себя кару: вы можете быть изгнаны в страну, где вода дурна (проповедуется вредное учение, напр. в Египте); ученики, которые последуют за вами, будут пить эту воду, что поведет к профанации Божьего имени» (там же). От имени Ш. и А. сохранилось много галах по разным вопросам ритуального права (Эдуот, 1, 3; 5, 6; Песах., 66а; Беца, 25а; Иебам., 67а), и авторитет их в этой области был велик не только в глазах последователей, но и во мнении противников; так, напр., Иегуда б.-Дуртаи, отделившийся от фарисеев и основавший свою особую школу на юге Иудеи, не мог не назвать их «великими мудрецами и великими толкователями» — דרשנים (Песах., 70а). О почете, которым они пользовались у народной массы, можно судить по следующему рассказу: Однажды в исходе дня Всепрощения (Iom-Kippur) первосвященник (Гиркан II, или Антигон) в сопровождении множества народа вышел из храма. Как только толпа издали увидела Ш. и А., она оставила первосвященника и направилась к ним. Когда Ш. и А. подошли попрощаться с первосвященником, тот не мог скрыть свою обиду и сказал им: «Да грядут сыны инородцев с миром». Те, впрочем, не остались перед ним в долгу и ответили: «Да, пусть грядут с миром сыны инородцев, идущие по стопам миротворца Аарона, в то время как сыны Аарона не идут по его стопам» (Иома, 35б). — О деятельности А. и Ш. в качестве членов синедриона никаких сведений в Талмуде не сохранилось. Одно только предание, главным действующим лицом которого, по тексту, является Симон б.-Шатах, рисует судебный процесс, всеми деталями напоминающий описанный И. Флавием суд синедриона над Иродом в 47 г. до хр. эры, героем которого был Самеа. Большинство историков справедливо признает тождество обоих указанных судебных процессов, допуская, что в талмудическом тексте имя Шемая (שמעיה) заменено именем Симона (שמעון) по сходству первых трех букв обоих и что какой-нибудь переписчик по недоразумению прибавил «бен-Шатах». — По рассказу Флавия, дело происходило так: Ирод, тогда еще молодой человек, назначенный наместником Галилеи, казнил в угоду римлянам некоего Хискию будто бы за разбойничество. По еврейскому праву предание смерти, хотя заведомого преступника, до судебного разбирательства считается обыкновенным убийством и карается как таковое. Гиркан II по требованию народа вынужден был вызвать своего любимца в суд. Ирод явился в судилище, одетый в пурпур, с праздничным убором на голове, в сопровождении нескольких вооруженных воинов. Был ли в то именно время А. председателем суда и находился ли он вообще в тот день в синедрионе, неизвестно; во всяком случае, ему бы не пришлось председательствовать в процессе, так как председателем был сам царь первосвященник с целью во что бы то ни стало спасти сына своего любимца Антипатра. Своим вызывающим поведением и отрядом воинов "Ирод нагнал на всех такой страх, что никто из прежних его обличителей не решился сказать против него ни слова; наступила минута общего молчания. Один только Самеа, муж праведный и стоявший вследствие этого выше всякого страха, поднялся с места и произнес грозную речь, закончив ее следующими знаменательными словами: «Я не стану обвинять Ирода в том, что он более занят ограждением личной безопасности, чем соблюдением закона; ведь вы сами, равно как и царь, приучили его к такой смелости; однако знайте, что Господь Бог всемогущ и что этот юноша, которого вы теперь желаете в угоду Гиркану, оправдать, некогда накажет за это вас и самого царя» («Древн.», 14, 9, § 4). Заметив, что члены синедриона готовы вынести обвинительный приговор, царь отложил заседание, а сам тайно посоветовал Ироду бежать из города («Древн.», 14, 9, § 5). По этому поводу, вероятно, и установлена была известная галаха: «Царя не судят, но и сам он не судит» (המלך לא דן ולא דנין אותו, Миш. Санг., II, 2). «Все это, — прибавляет И. Флавий, — так и сбылось впоследствии. Ирод, став царем, казнил всех судей синедриона, кроме одного Самеи, а потом и самого Гиркана». «Самею Ирод ставил очень высоко за его праведность, равно как и за то, что, когда город был осажден Иродом и Сосием, Самея уговорил народ впустить их» (там же). В другом месте Иосиф Флавий, рассказывая о расправе Ирода с врагами после занятия Иерусалима, говорит: «Особенного почета с его стороны удостоивались фарисей Поллион и ученик последнего, Самея, потому что эти люди советовали гражданам во время осады Иерусалима принять к себе Ирода. Теперь они получили за это заслуженную награду» («Древ.», 15, 1). Почему Флавий называет Самею учеником Поллиона, остается неизвестным; может быть оттого, что Самея был моложе его годами. Еще больше затруднения представляет третье место Флавия (15, 10, § 4). Описывая общий характер управления страною при Ироде, говоря, что сходки и собрания были запрещены, что по стране всюду сновали шпионы, что ослушников тайно или открыто уводили в крепость Гирканию и там предавали казни, он прибавляет: «Прочий же народ он при нуждал присягать на соблюдение ему верности… При этом Ирод потребовал подобной присяги также от учеников фарисея Поллиона и от Самеи, равно как от большинства их приверженцев; но последние отказались от этого и, несмотря на такой отказ, не подверглись каре благодаря заступничеству Поллиона». Затруднение в том, что в начале главы, из которой цитировано приведенное сообщение, Флавий описывает события, случившиеся в 17 году царствования Ирода, т. е. в 20 или 19 г. дохристианской эры. Между тем в Талмуде приводится традиция, в достоверности которой никто из историков не сомневается, что Гиллель занял место «наси» синедриона за 100 лет до разрушения храма или за 30 лет дохрист. эры (Шабб., 14а). Существует и другая традиция, достоверность которой не подлежит также никакому сомнению, что некоторое время (сколько лет, неизвестно) до Гиллеля толкованием закона ведало некое семейство Батиридов, בני בתירא. Стало быть, Ш. и А. в это время не были в живых. Ввиду указанного затруднения Грец, а за ним Франкель, Вейс и другие вынуждены допустить, что в третьем цитированном выше месте Флавий по ошибке назвал Поллиона и Самею вместо Гиллеля и Шаммая. Но если Шаммая и Шемаю еще легко можно было смешать, то это никак недопустимо по отношению к Гиллелю и Поллиону, тем более, что Гиллель был слишком хорошо известен в Иудее и самому Флавию приходилось иметь дело с его потомком, р. Симоном, как с политическим противником («Иуд. войн.», 4, 3, § 9; Автобиогр., 38, 44, 60). Впрочем, нет никакой надобности допускать у Флавия ошибку. Уже Schürer (Gesch., 3 Aufl., II, p. 359) обратил внимание на то, что, по рассказу Флавия о первой принудительной присяге на верноподданство, нельзя точно определить дату этого события, хотя он сообщает об этом после описания событий, случившихся в 20 году; возможно, однако, что Флавий, характеризуя вообще тяжелый режим Ирода, приводит тут же, для более яркого освещения своей мысли, факт, имевший место в начале его царствования.
Тождество имен «Шемая» и «Σαμαίας» едва ли приходится доказывать. В Библии имя שמעיה встречается многократно, и Septuaginta передает его всегда через Σαμαίας или Σαμείας. Несколько труднее доказать тождество אבטליון и Πολλίων. Dernburg (Essai, Note 7) думает, что это имя чисто еврейское, производное от библейского женского имени אביטל (2 кн. Сам., 3, 4) с прибавкой יון на конце. По-гречески это имя произносилось Πτολλίων без начального звука а, с обычным же в греческом языке пропуском τ после π превратилось в Πολλίων, подобно тому как πτόλεμος превратилось в πόλεμος, πτολις в πόλις. Другие думают, что это греческое имя с прибавкой א в начале слова, согласно требованиям еврейской фонетики, подобно тому как, напр., греческое имя Πτολεμαΐος передается по-еврейски чрез אבטולמוס. Те, однако, которые отождествляют Поллиона с Гиллелем, даже не дают себе труда подыскать для этого какое-нибудь филологическое основание. Деренбург полагает, что в первом месте, где Флавий говорит о суде над Иродом, под именем Σαμαίας следует понимать Шемаю, товарища Α.; во втором месте, где говорится об убиении всех синедристов, кроме Поллиона (Абталиона) и его ученика Σαμαιας, речь идет о Шаммае, товарище Гиллеля, т. к. они оба действительно были учениками Α.; наконец, в третьем месте, где рассказывается об освобождении Поллиона, Самеи и их последователей от присяги, там речь идет о Гиллеле и Шаммае. По Derenburg’y, следовательно, было два Σαμαίας и два Πολλίων. Но такое предположение совершенно запутывает имена и даты исторических лиц и вдобавок противоречит тому основному источнику, из которого приходится черпать сведения об эпохе Ирода. Иосиф Флавий прямо и ясно говорит во втором из указанных мест, что Ш. есть именно тот самый Σαμαίας, который 10 лет раньше во время суда предсказал Ироду, что он станет царем иудейским. Если же не верить единственному источнику по истории этого периода, то колеблется вся основа данного эпизода. Arnold (Herzog, Real-Enc., I Aufl., VI, 97) и Lehmann (Rev. Et. Juives, ХХIV, 68) полагают, что во всех трех местах у Флавия речь идет о Гиллеле и его товарище Шаммае. Это же мнение упорно отстаивает и J. Halevy в вышедшем в 1906 г. I томе объемистого сочинения Doroth ha-rischonim, где он со свойственной ему резкостью нападает на Греца, Франкеля и Вейса, обвиняя их в умышленном искажении еврейской истории. Его исходная точка та, что синедрион, собственно, прекратил свое существование уже в 57 г. дохр. эры, когда проконсул Сабиний с целью уничтожить единство Иудеи учредил в стране 5 синедрионов, вместо одного иерусалимского; тогда же А. и Ш. сошли со сцены. Синедрион, судивший в 47 г. Ирода, не был настоящим синедрионом, а случайным судилищем; тем не менее в нем заседал Шаммай; именно он, Шаммай, так резко и выступил против Гиркана II. Что заставило Halevy без всякой надобности упразднить синедрион еще до суда над Иродом, не здесь место разбирать. Но как примирить следующее противоречие? В 37 г. до хр. эры Ирод, завладев с помощью римского полководца Иерусалимом, истребил 45 членов синедриона, пощадив только «фарисея Гиллеля и его ученика Шаммая за то, что они советовали народу передать город Ироду». Стало быть, Гиллель был тогда человек известный, влиятельный, а 7 лет спустя (100 лет до разрушения храма) Батириды, заменившие упраздненный синедрион, выбрали Гиллеля своим председателем (наси) за удачное решение одного важного ритуального вопроса, причем они раньше не знали даже о его существовании (им говорили: «Есть здесь один вавилонянин, имя ему Гиллель» — Песах., 66а; Иер. Песах., VI, 1, 33; Шабб., 14а). Кроме того, почему Батириды не обратились за разрешением вопроса к Шаммаю, который был также учеником Ш. и А. и который, но мнению Halevy, должен был пользоваться большою популярностью за его выступление против Гиркана? И почему товарищем председателя был избран какой-то Менахем и лишь впоследствии, когда Менахем ушел, был выбран Шаммай (Мишна, Хагига, II)? Вряд ли Ирод мог иметь что-либо против такого выбора. — Ср.: Monatsschr., I, 118; Gratz, Gesch., d. Jud., III, 187, Note 17; Landau в Monatsschr., VII, 317—329; Herzfeld, ibid., III, 227; его же, Geschichte d. Volkes Israel, II, 253; B. Arnold, в Herzog, Real-Enc., VI, 97; Lehmann, Le procès de Herode, Rev. Et. Juiv., XXIV, 68—81; Derenburg, Essai, 116, 17, 149, 463; Frankel, Mebo, 37; Weiss, Dor-dor, I, 148; Brüll, Mebo, 25—27; Halevy, Doroth ha-rischonim, III, 40—96, 568—672. Л. Каценельсон.3.