ЕЭБЕ/Аллитерация

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Аллитерация (и родственные ей риторические фигуры) — последовательное повторение одинаковых букв или звуков в двух или более словах, расположенных в известном порядке. Она распадается на 3 вида: 1) так называемая начальная рифма, т. е. регулярное повторение, в особенности в поэзии, одинаковых начальных букв ударяемых слогов; 2) конечная рифма, созвучие двух или большего количества слов, преимущественно в поэзии, выражающееся в повторении той же гласной или согласной в ударяемых слогах в конце двух стихов; 3) игра слов (острота, парономасия), комбинация слов, сходных по звуку, образующих остроумную фразу. Сюда относится употребление слова в двух значениях, обычно противоположных друг другу или ничего общего между собою не имющих, или же игра слов сходных по звуковому составу, но различных по значению. В древней риторике эта фигура встречается особенно часто, и в современной поэзии она находит частое применение для придания эффектности речи или для каламбура; это — игра слов, характерной чертой которой является их равнозвучность. В еврейской литературе комментатор Кимхи к Михе, 1, 10, дал ей название: Laschon nofel al laschon, а также derech zachoth (равнозвучность красоты ради).

Аллитерация, будучи самой простой и, по всей вероятности, самой старинной поэтической фигурой, основанной на сходстве звуков, есть вместе с тем фигура, чаще всего встречающаяся в Ветхом Завете. Здесь ее настоящее место, среди синтаксически связанных слов, в виде ли ряда синонимов или вообще выражений, взаимосходных по значению. Значение А. тут, как и в других литературах, состоит в том, что она придает выражениям особенную силу и яркость (эмфазис и импрессивность), напр. Afar waefer (прах, и пепел), Бытие, 18, 27; Иов, 30, 19; 42, 6; Amal waeven (бедствие и несчастие, или грех и несправедливость), Числа, 23, 21; Исаия, 59, 4 и т. д.; Sufah usearah (буря и непогода), Исаия, 29, 6 и т. д.; Schem uschaar nijn weneked (имя и след, родной и потомок), Исаия, 14, 22; Deber wedam (чума и кровопролитие), Иезек., 6, 17. В соединении со звукоподражанием: bukah umebukah umebulakah — «пустая, пустынная, заброшенная», Нахум, 2, 11; jom mehumah umebusah umebukah — «день смятения, попрания и тревоги», Ис., 22, 5. Как видно из вышеприведенных примеров, A. у евреев не сводится исключительно к повторению одних и тех же букв, как это имеет место в литературах латинской, англосаксонской и древнегерманской; нет также необходимости в том, чтобы комбинированные таким способом слова следовали непременно непосредственно друг за другом. Если исключить случаи созвучия конечных слогов слова и говорить только о сходстве слогов ударяемых, то придется констатировать тот факт, что в Ветхом Завете рифма встречается весьма редко и является всегда в виде ассонанса целого слова: Abla nabla haarez — «печальна и уныла земля», Ис., 24 4; Watig’asch watir’asch haarez — «потряслась и задрожала земля», Пс., 18, 8; Tohu wabohu (хаос и пустыня), Быт., 1, 2 и т. д.

В то время как в аллитерации и рифме все заключается в форме, в «игре слов» уделяется внимание, наравне с формой, и значению слов. При посредстве аллитерации приемы связываются между собою преимущественно синонимы и координированные идеи, игра же слов заключает в себе какой-нибудь поражающий контраст. Главные виды игры слов в Ветхом Завете можно расположить в следующем порядке: I. Сходство и одинаковость слов по форме, но различие их по содержанию, напр. Судьи, 15, 16: «Bilchi hachamor chamor chamorothaim hikithi» («челюстью осла толпу за толпою побил я»); Экк., 7, 6: kekol hasirim tachath hasir («подобно треску терния под горшками»); ср.: Ис., 30, 16; Иерем., 4, 17, 18; II, 17; Ос., 8, 11; Иоиль 1, 10—12; Даниил, 11, 22 и т. д. — II. Употребление одного и того же глагола в разнопроизносимых формах: Исаия, 1, 19, 20 «tochelu u t’uchlu» («будете есть» и «будете съедены»); ср.: Быт., 42, 7; Лев., 26, 32; 1 кн. Сам., 1, 27, 28; 1 кн. Царств, 8, 20; Иеремия, 23, 19, Притчи, 26, 17 и т. д. — III. Различие слов по форме: Исаия 57, 6: «B’chelke nachal chelkecha» — «среди гладких камней потока удел твой»; Исаия, 5, 7—ויקו למשפט והנה משפה לצדקה והנה צעקח‎ — "она надеялась на «правосудие» и вот «притеснение», на «справедливость» и вот «вопль»; Исаия, 41, 3: פאר מחת אפר‎ — «красота вместо пепла»; Псалом 107, 33 "מוצאי מים צמאון‎ «источники вод в сушу»; ср.: Второзаконие, 32, 14; Иеремия, 1, 35—38; Иезекиил, 28, 26; Иоил, 2, 15; Иов, 5, 21; 36, 15; Эккл., 12, 11 и т. д.

Имя собственное, как представляющее нечто индивидуальное, служит материалом для попыток в области острот. В еврейском языке (как, впрочем, и в других семитических языках) имена собственные всегда могут быть выведены из корневого значения самого языка; их значение и форма ясны и очевидны. Не только известные мысли или чувства связаны с определенным именем (ср. благословения Ноя, Бытие, 9, 27, и Якова, Бытие, 49), но вокруг них группируются известные исторические сказания. Имена лиц, племен и местностей часто указывают на присущий носителям их характер или на событие, связанное с представлением об этом имени. Игра собственным именем в Ветхом Завете бывает двоякого рода: 1) Этимологическое объяснение имени: когда стараются найти объяснение имени и ищут слова, похожего на это имя по созвучию, — причем всегда, конечно, принимаются во внимание обстоятельства, при которых лицо было названо определенным именем; напр. имя נח‎ (Ной) объясняют словом «ינחמנו‎, утешит он нас» (ср. Берешит рабба и Раши в этом месте); שמואל‎ (Самуил) — словом שאל‎, «которого просили» (Анна выпросила его у Бога; ср. Driver, Notes on the Hebrew text of the books of Samuel, 13). Таких примеров можно привести большое множество. 2) Игра слов, основанная на смысле и созвучии собственных имен Иеремия, 48, 2: "בשבון חשבו‎… (в Хешбоне задумали…); Цеф., 2, 4: "ועקרן תעקר‎… עזה עזובה‎ (Аза покинута… и Экрон разрушен); Иезек., 25, 16 והברתי את בדתים‎ («и Я истреблю керетим») и т. д. Подобно другим украшениям речи, фигуры, основанные на созвучии слов, составляют особенность высшего стиля. Поэтому они чаще встречаются у Пророков и в поэтических книгах Ветхого Завета. Игра слов преобладает в речах пророков, которые стремятся затронуть сознание слушателей и в захватывающей форме изложить им истину. Часто игра слов наблюдается и в притчах, сила впечатления которых во многом зависит от "их удачной формы; но фигуры эти всегда являются лишь случайным, а не органическим элементом стиля.

В Талмуде игра слов применяется в поговорках и сентенциях: בכםוו ובכעםו בשלשה דברים אדם נכר בכיםו‎ — «Характер человека обнаруживается в его денежных делах, за рюмкой вина и в состоянии гнева», Эруб., 65б; ср. Дерех ’Эрец Зута, V; אוי לי מיוצרי אוי לי מיצרי‎ — «Горе мне с моим Создателем (карающим грех), горе мне с моими наклонностями ко греху», Берах., 61а; תהא לוטא ואל תהא לאטא‎ — «Лучше быть (невинно) осужденным, чем осуждать», Санг., 49а; בצל ושב בצל אכזל‎ — «Питайся луком и сиди под кровом» (т. е. лучше жить бедно, чем делать долги и лишиться своего угла), Песах., 114а. Талмудическая литература особенно богата попытками этимологических объяснений собственных имен, встречающихся в Библии и там оставшихся неразъясненными; напр.: ירבעם שריבע עם‎ — («потому что он развратил народ»); или מריבה בעם שעשה‎ («потому что он сеял раздор в народе»); или שעשה מריבה בין ישראל לאביחם שבשמים‎ (потому что он творил разлад между Израилем и небесным Отцом его). Иеробеаму дали прозвище «נבט‎», потому что שנבט ולא ראה‎ (он смотрел и не видел своего положения и судьбы своей в истории), Санг., 101б; Менаше, сын Иезекии — שהנשיא את ישראל לאביהם שבשמים‎ (так как он заставил Израиля забыть своего Отца Небесного), Санг., 102б (ср. имена Нимврода и Амрафела, которые отождествляются — Эрубин, 53а и Ялкут Быт., 72; Шинар — Шаббат, 113б; Самсона и Далилы — Сота, 10а и 9б и т. д.). — Начиная с 7 века, рифма стала обычным явлением в еврейской поэзии. Составители пиутим, иоцерот, селихот и кинот даже слишком злоупотребляют рифмою и аллитерациею. Затем подходящим местом для рифмованных стихов считали введения к книгам. Иногда все слова начинали с одной и той же буквы (ср., напр., אלף אלפין‎ в «Иггерет» Моисея Закуто, изд. Ливорно, 1780; или בקשת הממין‎ — молитва, все слова которой начинаются буквой «мем», приложена ко многим изданиям «Бехинат Олам», соч. Иедаии Пенини). Испанско-еврейские писатели иногда особенно искусно играют словами; так, напр., Иегуда Алхаризи в своих «Макамах» (изд. Лагарда, 1883) заявляет: חיים תנחהו ומעמלז תניחהו בשכבו תשמר עליו ולא תניחהו החכמה תעוז לחכם באורח‎ («мудрость ведет его по жизненному пути, дает ему отдых от трудов… и не оставляет его»; стр. 2, § 2, v. 1); или ושב היופי דופי‎ («и красота превратилась в бесчестие» — 17, 14, 28); ובקרבם תפלה בלשונם תפלה‎ (на языке у них молитва, а внутри — испорченность" — 17, 4, 34).

Как на пример игры слов в современной еврейской литературе можно указать на остроумную эпиграмму Μ. Β. Γ. Абудиенте (Биккуре га-Иттим, III, 22), состоящую из четырехстишия, в котором второе двустишие представляет почти буквальное повторение первого, но с диаметрально противоположным значением:

אתמול לבושך בוץ ומעיל םרוח

שזכב בתוך ערשך עלי תזלעת

היום לבושך בוץ ומעיל םרוח

.שוכב בתוך ארצך עלי תולעת

Содержание этой эпиграммы следующее: «Вчера, лежа в постели на шелковой ткани, ты был одет в самое тонкое полотно и пышное платье; сегодня же ты лежишь в земле на подстилке из червей, в грязи и прахе». — Ср.: Glassius, Philologia sacra, ed. Dathe, стр. 1335—42; Elsner, Paulus Apostolus et Jesaias Propheta inter se comparati, стр. 23—27, Бреславль, 1821; Gesenius, Lehrgebäude der hebr. Sprache, стр. 856—860, §§ 237 и след., Лейпциг, 1830; Wennrich, De poeseos hebraicae atque arabicae origine, стр. 241 и сл., Лейпциг, 1843; J. F. Böttcher, De Paronomasia finitimisque ei figuris Paulo Appstolo frequentatis, Лейпц., 1823; I. Chr. Decker, Dissertatio inauguralis de paronomasia sacra, Галле, 1737; Immanuel M. Casanowicz, Paronomasia in the Old Testament, Boston, 1894 (диссертация). — Об аллитерации в частности см. Julius Ley, De alliteratione, quae vocatur, in sacris hebraeorum litteris usurpata, Гейдельберг, 1859; его же, Die metrischen Formen der hebräischen Poesie, Лейпциг, 1866; его же, Grundzüge des Rhythmus, des Vers- und Strophenbaues in der hebräischen Poesie, Галле, 1875; его же, статьи в Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft, XX, 180—184, в Jahrbücher für Philologie und Pädagogik, 1884, стр. 246—258 и 1865 стр. 69 и сл.; Samuel Waldberg, Darke ha-Schinuim, Лемберг, 1870; Casanowicz в J. E., I, 424—425.

4.