ЕЭБЕ/Антихрист

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Перейти к навигации Перейти к поиску

Антихрист — противоположность Мессии и противник самого Господа Бога; одна из наиболее значительных фигур в христианской эсхатологии. Имя А. впервые упоминается в посланиях Иоанна (I Посл., II, 18, 22; IV, 3; II Посл., 7); впрочем, намеки на него имеются в наиболее ранних новозаветных книгах и, подобно большинству эсхатологических представлений древнейшего христианства, зачатки А. встречаются уже в иудейской теологии; наконец, современные ученые готовы признать корни представления об А. и его происхождении в вавилонских мифах о хаосе. Во II Посл. Павла к Фессал., II, 1—12 сказано, что день Страшного Суда (День Господень) наступит не ранее появления «человека греха», «беззаконника» (ὁ ἄνομος), «сына погибели». Этот противник Мессии явится и воссядет в храме Божием в Иерусалиме, «выдавая себя за Бога»; но он, этот злой Антихрист, будет затем уничтожен духом уст Мессии, который истребит его «явлением пришествия своего, того, которого пришествие, по действию Сатаны, будет со всякою силою, и знамениями, и чудесами ложными». Кроме того, апост. Павел заявляет, «что тайна беззакония уже в действия», только она «не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь, и тогда откроется беззаконник». — Этот «Малый апокалипсис», как иногда называли вышеприведенный текст, был истолковываем различно. Во всяком случае, вполне ясно, что Павел понимал под А. лицо, противоположное Мессии, причем это его представление основывалось на цикле идей, заимствованных из Ветхого Завета (Дан., 7, 25; 9, 27; 11, 36; Исаия, 14, 13 и сл.; Иезек., 28, 2, 14). Впрочем, далеко не ясно, должно ли данное описание изображать второго Мессию или иудейского Псевдомессию или же Павел имел в виду одно определенное историческое лицо. Его выражение «беззаконник» (ὁ ἄνομος), воссевший в храме (ср. Иезек., 28, 14) и «выдающий себя за Бога», едва ли может быть понимаемо в смысле иудейского Мессии; равным образом тут нельзя думать и о каком-либо римском правителе вроде, напр., Калигулы или Нерона. Точно так же неприемлемо и толкование слов «удерживающий теперь» (появление А.) в смысле римского владычества или римского императора. «Беззаконник», воплощение зла на земле, — отнюдь не политическая личность, опирающаяся на римское владычество. Весь этот текст получает ясность при освещении его раввинскою эсхатологиею, напр. при сравнении его со сказанным в тр. Сангедр., 98а, а именно, что Мессия явится в мир лишь такому поколению, которое будет состоять либо из одних только праведников (כולו זכאי‎), либо из одних только грешников (כולו חייב‎). Эта точка зрения не только поясняет термин «удерживающий» (талмудисты говорят о разных моментах, задерживающих искупление и освобождение (מעכבית הגאזלה‎ Мехилта Бешаллах, I, изд. Вейса, стр. 29; Нид., 136), но и освещает неясность, которая сказывается у Павла при определении наступления «дня Господня». Мысль апостола Павла, что «беззаконник будет уничтожен дыханием Мессии», основывается на словах Исаии, 11, 4, истолковываемых в Таргуме через אומלגזם ושיעא‎. Даже сами эпитеты Антихриста в указанном месте — еврейского происхождения: «некий беззаконник» (II Посл. к Фессал., II, 8) означает не кого иного, как Белиала, о котором Павел в другом месте (II Посл. к Коринф., VI, 15) упоминает как о противнике. Между тем, имя Белиала, по толкованию талмудистов, состоит из двух частей — слова בלי‎ («без») и עז‎ («ярмо») и означает лицо, не желающее возложить на себя ярмо закона — Торы (Сифре, к Второзак., 13, 14; Танна де бе-Элиагу раб., III; Мидраш Сам., VI, изд. Бубера, стр. 64). Таким образом, вполне очевидно, что указанный выше «Малый апокалипсис» отражает не христианские, а чисто еврейские представления об Антимессии. Так называемая псевдоэпиграфическая литература (см. Bousset, Der Antichrist, pp. 86, 99, 100) указывает, что в еврейских кругах в дохристианском периоде доминировало ожидание появления Белиала (одного из помощников Сатаны), если не самого Сатаны, причем представление о его деятельности было почти тождественным с тем, что думали фессалоникийцы относительно роли Антихриста. Тут замечается удивительное сходство между сказанным в Новом Завете и текстами так наз. Сивиллиных книг (II Sibyl., 167 sqq.; III Sibyl., 46 sqq.; из них первая несомненно еврейского происхождения), где упоминаются τρισσᾶ σήματα, три «знака» пророка Илии, которые, по еврейским преданиям (см. Мехилта Бешаллах, I, изд. Вейса, стр. 60), до пришествия Мессии будут указаны пророком, причем тут имеются в виду указания Илии-пророка на местонахождение тех трех священных предметов, которые исчезли во время разрушения иерусалимского храма (ср. Иеллинек, Bet ha-Midrasch, III, 72 и Pirke rabbenu ha-Kadosch, ed. Grünhut, 57). — Самая идея A., как и многие данные еврейской эсхатологии, имеет три источника: учения пророков, затем Мидраш и некоторые элементы языческой мифологии. Иезекиил (38, 39), говоря о последнем великом нашествии языческих полчищ на Израиль — нашествии, которое должно знаменовать наступление нового периода, предсказанного древними пророками, называет представителем этих языческих ратей Гога, правителя страны Магог. Та же самая идея, но уже в несколько более развитом виде встречается у Захарии (12—14), где Господь изображен появляющимся в последний час с сонмами Своих ангелов над Ционом, чтобы защитить Свое владение от нападений язычников и даровать победу своему народу. — В Маккавейский период иудеи впервые заметили огромную пропасть, разделяющую иудаизм от язычества, и тогда же возникла мысль о воплощении философии мировой истории, и эта мысль была превосходно разработана Даниилом. Тут уже дело шло не о спасении одного Израиля в будущем, но об искуплении всего человечества. Течение всемирной истории, символически изображаемой отношениями язычества к евреям, стало рисоваться теперь в виде продолжительного триумфа враждебных Господу Богу сил; торжество это должно прекратиться не раньше, чем весь мир окончательно развратится: тогда наступят царствие Божие и новый порядок вещей. — Естественно, что противопоставление мира современного миру будущему, Сатаны — Богу, язычества — Израилю вызвало к жизни образы известных представителей этих идей в момент последней отчаянной борьбы, когда наступит конец существованию этого нашего мира. Если Господь Бог готов самолично принять участие в этом решительном бою, то Его противником не может быть никто иной, как Сатана; если же Господь Бог заменен Мессиею, то из этого обязательно следует, что и Сатана должен иметь такого же своего заместителя, каким является Мессия для Бога, другими словами — Антихриста. — Подобно тому, как характеристика Мессии при новом порядке вещей довольно неопределенна, и личность его соперника в одинаковой мере страдает неясностью очертаний. В тех кругах, которые ожидали наступления царства Белиала в конце дней, Господь Бог признавался главным действующим лицом в момент окончательной катастрофы; равным образом и А., как злейшее орудие Сатаны, соответствовал там тому представлению, которое было распространено о Мессии среди фарисеев времени Иисуса, а именно Мессия — лицо, которому Бог даст такую особенную силу и такое влияние, каких не будет дано никому другому, и совершенно таким же образом, как агадисты путем истолкования древних пророчеств старались дать точное представление о личности Мессии, так и личность А. стала вырисовываться во все более и более определенных очертаниях, заимствованных из описаний и всего круга представлений Ветхого Завета. Так, напр., А. уже очень рано был отождествлен с Гогом (подобный Мидраш ясно сказывается в переводе Септуагинты Числ., 14, 7; ср. также Аб. Зара, 3б и Сангедр., 94а), а его смерть, как уже выше было указано, приводится в связь с текстом Исаии, 11, 4. — Несомненно, что понятие А. заключает в себе также мифологические элементы; последние, далеко не чуждые национальному сознанию евреев, благодаря сношениям их с Вавилониею и особенно Персиею (см. Авеста; Евр. Энц., I, 281 и сл.), а позже и Грециею, проникали в это сознание все глубже и глубже и прочно укоренялись в нем. Красноречивым доказательством того, что А. знаменует не более, чем обозначает его имя, а именно идею Антимессии, служит тот факт, что во всей талмудической литературе, ведущей свое происхождение от фарисеев, ни единым словом не упоминается об А. Официальное учение последних после развития христианства стремилось по вполне понятным причинам лишить фигуру Мессии в народном представлении всего сверхчеловеческого (см. особенно Иустина, Dialogus cum Tryphone, XLIX); таким образом, и Антихристу уже не приходилось играть более или менее видную и выдающуюся роль. Между прочим, Элиезер бен-Гирканос — очевидец национальной катастрофы в 70-м году — говорит лишь о правителе в духе Гамана, который своими суровыми по отношению к евреям декретами заставит последних вернуться к своему Богу перед наступлением Мессианского времени (Санг., 98б). — Сирийские апокрифы Баруха и IV кн. Эзры [= III кн. Ездры], которые возникли в сфере таких же представлений, ничего также не знают об Антихристе. Если Барух (XL, 1, 2) и говорит о последнем правителе язычников, то он делает это лишь для того, чтобы выбрать для них руководителя в последнем бою. Также и III кн. Эзры, заключая в себе специальные тексты, относящиеся к бедствиям времени пришествия Мессии, ни единым словом не упоминает об А. Буссе (Bousset) и Гункель, очевидно, не правы, относя к Антихристу стих «и будет царствовать тот, кого никто из живущих на земле не ожидает» (III кн. Эзр., 5, 6), который может заключать в себе намек только на Рим. Правда, в памятниках талмудической литературы нет недостатка в данных, свидетельствующих о вере народной в борьбу Бога с дьяволом в последние дни (см. Ариман). К разряду подобных указаний нужно отнести: борьбу Гавриила с морским чудовищем Левиафаном (Баба Батра, 74б) и о пленении Самаеля, или ангела-хранителя Эдома (שו של אוזם‎; Макк., 12а; ср. также торжество Мессии над Сатаною, в Песикт. раб., ХХXVI). — Злобное чувство против Рима, которым были преисполнены евреи в течение столетия, начиная 30-м и кончая 150-м годом по Рожд. Хр., объясняется, между прочим, тем соображением, что в конце концов именно правитель Рима поведет враждебные языческие рати в последний бой с евреями и даст им возможность победить евреев. Таким полководцем представлялся Нерон — самая гнусная фигура, когда-либо занимавшая трон; он в достаточной мере соответствовал идее безбожности, чтобы казаться вполне достойным предводителем язычников. Иудейская Сивилла, писавшая около 80-го года, передает, что Нерон в то время скрывался в стране парфян, где он намеревался пробыть несколько десятков лет, чтобы затем вернуться (в Рим) и начать всемирную войну (IV кн. Сивил., 119—150; сообщение это соответствует аналогичному римскому преданию; см. Zahn, Zeitschrift für kirchliche Wissenschaft und Leben, 1886, 337 sqq. и Geffcken, Göttinger Nachrichten, Philolog.-Hist. Classe, pp. 441 sqq.). То, что сказано в V Сивиллиной книге (363 sqq.), написанной в 74 году, приписывает Нерону еще более демонические черты Антихриста, придавая ему поэтому больше сходства с самим Сатаною или одним из его орудий. Там сказано: «Затем, в конце дней земли, вернется матереубийца, который стал беглецом и в уме своем строил злобные планы; он захочет разрушить всю землю и все захватить и быть во всех отношениях умнее всех остальных людей… Но умный народ будет жить мирно, тот народ, который долго жил в горе, чтобы впоследствии возрадоваться». Впрочем, полное превращение Нерона в дьявола — причем он уже более не представитель Рима, а воплощение зла — впервые встречается у еврейской Сивиллы около 120—125 года (V Sibyll., 28—34). Там сказано о Нероне: «Тот, кому досталась буква 50 (знак נ, N, в качестве инициала), станет властителем — страшный дракон, изрыгающий ожесточенную брань… Затем он вздумает вернуться и уподобиться Господу Богу, но Он (Бог) докажет ему, что он — ничто». Здесь Нерон является уже в роли настоящего А., Сатаны, древнего змея (נחש הקומזני‎), который восстает против Бога и сравнивает себя с Ним. — Это представление не ограничивалось еврейскими кругами: как видно из Откровения Иоанна (XIII, XVII), оно равным образом было распространено и среди христиан, когда христианство стало жестоко страдать под владычеством Рима. В одном случае последнее нашествие язычников понимается, как борьба с самим Богом; это проистекает также из одного места Мидраша Ваиоша (Иеллинек, Бет га-Мидраш, I, 56), где об А. говорится: «Он скажет: Я сперва покорю их Бога, а затем уже перебью их», т. е. евреев. Здесь мы снова встречаемся с старым представлением об А. как противнике Божием. — Библейское повествование об исходе евреев из Египта дало немало материала для описания кончины мира, так как окончательное искупление понималось в духе первого избавления евреев от ига египетского. Так, напр., возник образ эфраимита Мессии — он называется Мессиею, сыном Иосифа, — который играет затем большую роль в связи с Армилусом (см.), как это сохранилось в агаде о попытке эфраимитов оставить Египет (Мехилта, Шира, 9; Сангедр., 92б; Пирке р. Элиез., 48). И подобно тому, как ранее первого избавления евреев (от египтян) явился выдающийся эфраимит по имени Нун (Навин), который руководил попыткою израильтян к самоосвобождению и потерпел насильственную смерть от руки египтян, так известный параллелизм требовал, чтобы теперь явился эфраимит Мессия, который будет убит Армилусом.

Представление об А. в христианской церкви не только в первые века ее существования, но и в продолжение всего средневековья крайне запутано и с трудом поддается критическому разбору исследователя. Новозаветные тексты, касающиеся Антихриста, были ложно истолковываемы еще в весьма раннее время; к тому же, по-видимому, существовало распространенное устное предание, значительно изменявшее легенду об А. В Еванг. Иоанна (V, 43) общераспространенное представление об Антимессии превращено в идею еврейского Псевдомессии. Это воззрение доминировало в течение нескольких веков в учении христианской церкви (см. Bousset, l. с., pp. 180 sqq.). В частности, ожидали, что он произойдет из колена Данова (ibid., p. 112). Это, по всей вероятности, находится в связи с еврейским представлением о происхождении Мессии со стороны матери из этого колена (Beresch. rab., ХCVIII; см. также Зогар, Балак, 194б). С другой стороны, и среди христиан в течение некоторого времени учение об А. связывалось с преданием о Нероне (Bousset, l. с., 49 sqq.), причем также устанавливалось отождествление А. с Белиалом (А. часто изображался сыном Сатаны и даже воплощением самого дьявола; см. Белиал). Этот мотив повел к созданию олицетворения зла в человеческом образе Антихриста с его сверхчеловеческими силами, человека, выдающего самого себя за личность, равную Богу. — Представление об А. вышло за пределы иудаизма и христианства и проникло в самые разнообразные литературы в мире, впрочем, всегда через посредство христианства. Следы его встречаются в цикле старейшей Эдды; также и полухристианская древнебаварская поэма «Муспилли» (относящаяся к IX веку) часто пользуется различными преданиями об А. Парсийско-пехлевийские сочинения носят на себе непреложные следы влияния этих преданий; преимущественно этим отличается апокалиптическое сочинение «Bahman Yast», написанное на пехлевийском языке и переполненное данными об А. Эта книга вошла в переводе в состав серии «Sacred Books of the East», V, 191 и сл. — В арабской литературе А. известен под именем «Al-Dajjal» (лгун) или, полнее, «Al-Maisch al-Dajjal» (лжемессия). Самое название это указывает на происхождение его из христианско-сирийского источника, так как слово «dajjal» означает «ложь» специально на языке арамейских христиан. В мусульманской традиции Dajjal — фактически еврейский Лжемессия, который побивается Иисусом после своего продолжительного царства лжи и обмана. Что касается многочисленных изображений А., то небезынтересно отметить, что он рисуется страшного вида одноглазым чудовищем и что во многих отношениях его образ совпадает с различными описаниями Армила (см. также сл. Ариман). — Литература об Антихристе весьма обширна, так что здесь могут быть цитированы лишь некоторые из наиважнейших источников; таковы: Bornemann, Commentar zu den Thessalonierbriefen, pp. 348–382, 400—537 (богатый библиографический материал); Bousset, Der Antichrist, Göttingen, 1895; idem, Offenbarung Johannis, pp. 415, 464—480; Friedländer, в Rev. et. juiv, ХХVIII и 19 и сл.; Geffcken, в Preussische Jahrbücher, 1900, pp. 383–399; Gunkel, Schöpfung und Chaos, 1895, pp. 221 sqq.; Holzmann, Lehrbuch der Neutestamentlichen Theologie, I, II (см. указатель; это сочинение также весьма богато ценными библиографическими данными); Haug, в Theolog. Studien aus Württemberg, V, 188 sqq., 282 sqq.; Schneckenburger, в Jahrb. für Deutsche Theologie, IV, 405—467; Schürer, Gesch., II, 532; Wadstein, в Zeitschr. für wissensch. Theologie, ХХХVIII, 538 sqq.; Zahn, Einleitung in das Neue Testament (см. index); И. Срезневский, «Сказания об антихристе в славянских переводах», 1874; В. Сахаров, «Эсхатологические сочинения и сказания в древнерусской письменности и влияние их на народные духовные стихи», Тула, 1879; Ф. Сахаров, «Учение об антихристе у первых расколоучителей» («Тамбовск. епарх. вед.», 1878, №№ 20—24); А. Беляев, «О безбожии и антихристе», т. I., Серг. Пос., 1898; П. Бородин, «Антихрист и признаки его пришествия», М., 1889; Смирнов, «В бегстве от антихриста. Общая характеристика современной беспоповщины», 1903; И. Нильский, «Об антихристе против раскольников», 1859. [Статья L. Ginzberg’a в J. E., I, 625—627 с доп. Г. Г.]. 2.