Перейти к содержанию

ЕЭБЕ/Асмодей

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Асмодей или Ашмедай (אשמדאי‎; Άσμοδαίος) — имя главы демонов в апокрифах и вавилонской агаде. Настоящее значение этого названия и торжественность обеих приведенных здесь форм его находятся пока под сомнением. Впервые имя А. встречается в кн. Тобита. Согласно ей (III, 8; VI, 14), злой дух А. (титул «царя демонов» в еврейских и халдейских версиях прибавлен к нему позднее) влюбился в Сарру, дочь Рагуэля, почему и препятствовал ей выйти замуж. После того как А. убил семь ее мужей, одного за другим, как раз в свадебную ночь, он оказался не в силах умертвить Тобита, когда он, следуя советам ангела Рафаэля, сочетался с Саррой браком. А. после этого «улетел в отдаленнейшие области Египта, и ангел — Рафаэль — связал его» (там же, VIII, 2—4). — Схожим с этим рассказом в кн. Тобита является описание А. в «Завете Соломона», псевдоэпиграфическом произведении, первоначальные части которого должны быть отнесены к I веку. На вопрос Соломона о его имени и назначении Асмодей отвечает так: «Смертные зовут меня Асмодеем, a мое назначение — строить разные козни новобрачным, так чтобы они никогда не познали друг друга. При помощи разных бедствий я разлучаю их навсегда; я разрушаю красоту дев и вселяю отвращение в души их… Я ниспосылаю порывы безумия и вожделения в сердца людей, имеющих жен, так что они покидают их и днем и ночью ходят к другим, принадлежащим чужим мужьям; вследствие этого они впадают в грех и совершают ужасные злодеяния». Соломон получает затем указание, что один только архангел Рафаэль в силах обезвредить А. и что последний может быть обращен в позорное бегство воскурением желчи известной рыбы (ср. кн. Тобита, VIII, 2). Царь сам пользуется этим указанием и посредством окуривания печенью и желчью расстраивает «ужасное, преступное намерение» демона. А. после этого вынужден содействовать построению храма. Прикованный к цепи, он мнет ногами глину и таскает воду. Соломон не желает возвращать ему свободу, «потому что свирепый демон Асмодей знает даже будущее». Таким образом, А. из «Завета Соломона», с одной стороны, находится в связи с А. из книги Тобита, a с другой, имеет точки соприкосновения с Ашмедаем агадической литературы, особенно в части, относящейся к построению храма. Агада передает, что Соломон при сооружении храма не знал, как приготовить необходимые ему мраморные плиты, так как по закону Моисееву (Исх., 20, 25) их не должно было коснуться железное орудие. Мудрецы посоветовали ему добыть «Шамир» (שמיר‎), т. е. червя, одного прикосновения которого достаточно, чтобы рассечь камень. Достать его, впрочем, не так легко, потому что даже демонам, которые знают всякие тайны, неизвестно, где находится этот чудодейственный червь. Мудрецы, однако, предполагали, что Ашмедай, царь демонов, владеет этой тайной, и сообщили Соломону название горы, на которой обитал Α., причем попутно описали ему образ его жизни. «На склоне той горы есть источник, из которого глава демонов берет воду для питья. Он ежедневно прикрывает его большим камнем и, покидая жилище, скрепляет последний своей печатью, потому что он ежедневно присутствует как на лекциях небесной академии (מתינתא דרקיעא‎), так и на лекциях академий земных (מתינתא רארצא‎). Позже, возвратившись домой, А. внимательно рассматривает печать, чтобы удостовериться, что без него никто не прикасался к источнику, и затем пьет эту воду». Соломон послал тогда своего главного военачальника Беньягу бен-Иегояда с повелением пленить А. С этой целью царь снабдил его цепью, кольцом с выгравированным на нем именем Божьим, пучком шерсти и мехом вина. Беньягу пробуравил отверстие ниже источника, через которое вся вода вытекла; заткнув это отверстие пучком шерсти, он сделал в скале другую дыру повыше источника, через которую и наполнил последний вином, a сам влез на соседнее дерево. Когда А. спустился с неба, то, к своему удивлению, нашел в источнике вино вместо воды, хотя печать оказалась нетронутой. Сначала он хотел воздержаться от питья и даже цитировал библейские стихи, предостерегающие от вина (Притч., 20, и, и Осия 4, 11); но в конце концов, томимый жаждой, поддался искушению, напился до полной потери создания и впал в глубокий сон. Тогда Беньягу сошел с дерева и надел ему цепь на шею. Проснувшись, А. пытался освободится, но Беньягу укротил его, повторно восклицая: «Имя Господа твоего на тебе!» Хотя после этого А. без всякого сопротивления позволил увести себя, однако он вел себя чрезвычайно странно по пути к Соломону: проходя мимо пальмы, он одним прикосновением тела вырвал ее с корнем; прикоснувшись к какому-то дому, он опрокинул его; когда же по просьбе одной бедной женщины, хижине которой он угрожал, его заставили свернуть в сторону, он сделал это так неловко, что сломал себе кость. По этому поводу он заметил не без юмора: «Так и написано: Мягкая речь (просившей женщины) переламывает кость» (Притчи, 25, 15). Впрочем, заблудившемуся слепому А. правильно указал путь и подобную же услугу оказал какому-то пьянице. Он заплакал, когда встретился с свадебным шествием, и засмеялся, услышав, как какой-то человек просил сапожника сделать ему сапоги, которые продержались бы семь лет; он также расхохотался при виде мага, показывавшего перед толпой свое искусство. Достигнув, наконец, цели путешествия, Α. после трех дней томительного ожидания был приведен к Соломону и сказал ему: «О царь, когда умрешь, ты будешь владеть в этом мире пространством не более четырех локтей; теперь ты властвуешь над всем миром; тебе, однако, этого мало, и ты хочешь властвовать еще надо мною». Царь ответил ему, что ничего не требует от него, кроме «шамира». А. тотчас же сообщил царю, где его можно достать. — Беньягу спросил затем y A. объяснения его странного поведения во время путешествия. Тот ответил, что судит о людях и предметах по их действительным свойствам, a не по тому, как они представляются глазам человеческим. Ему стало грустно, когда он увидел свадебное шествие, так как знает, что новобрачному осталось жить только месяц. Он посмеялся над тем, кто желал сапог, которые держались бы семь лет, потому что этот человек будет владеть ими только в продолжение семи дней. В нем вызвал смех маг, потому что тот делал вид, будто умеет раскрывать всякие тайны, a не знает, что y него под ногами находится зарытый в земле клад. — А. оставался y Соломона, пока не был сооружен храм. Однажды царь сказал ему, что не понимает, в чем заключается сила демонов, если даже смертный может надеть оковы на их царя. А. ответил: «Сними с меня оковы и дай мне кольцо, я же покажу тебе свою силу». — Соломон согласился, и демон, проглотив кольцо, предстал в виде существа, одним крылом достигавшего неба, a другим касавшегося земли. Подхватив Соломона, который расстался с охранявшим его перстнем, он отбросил его на расстояние 400 парасангов (см.), a сам, приняв образ Соломона, сел на его трон и стал править народом израильским. Соломон же, питаясь милостыней и твердя повсюду, что он Соломон, царь израильский, после долгих странствований вернулся наконец в Иерусалим и потребовал себе престол обратно. Сначала его сочли сумасшедшим, но мудрые люди решили, что хорошо было бы осмотреть А. поближе. Произведенное следствие выяснило, что даже Беньягу, первое лицо при дворе, все это время не допускался к нему и что царь в своих супружеских отношениях не соблюдает предписываемых евреям правил. Кроме того, усилило подозрения заявление царских жен, что он постоянно носит туфли (согласно распространенному поверью, демоны имеют петушиные ноги). Наконец Соломон, запасшись новым магическим кольцом, внезапно предстал перед Α., который тотчас же обратился в бегство (Гит., 68а; сходные места в Мидр. Тегилл. к Псалм., 78, 45; Ялк., III, 935а; ср. Bamidb. rabba, XII, 3; Тарг. к Экклез., I, 12, и извлечение из манускрипта Мидраша в Zeit. Deut. Morg. Gesellsch., XXI, 220, 221). — Хотя число связанных с A. приключений, описанных в этой агаде, и весьма значительно, нельзя, однако, не обратить внимания на тот факт, что многие подробности, сгруппированные вокруг его имени, несомненно позднейшего происхождения и не имеют никакого к нему отношения. Личность лже-Соломона представляет эпизод из вавилонской переделки палестинской легенды о наказании Соломона за грехи временным завладением его трона ангелом, причем настоящему царю приходилось тем временем странствовать в образе нищего (Санг., II, 20г; Песик., изд. Бубера, 169а; Танх,, изд. Бубера, III, 55; Koheleth rabb., II, 3; Симон бен-Иохаи середины II в. цитируется как авторитет). Равным образом и рассказ о помощи А. при сооружении святилища является, вероятно, отражением легенды из «Завета Соломона», согласно которой демоны были главными работниками при построении храма. Этот цикл преданий в «Завете Соломона», таким образом, является первоисточником как мифа о чудодейственном кольце, надпись на котором укрощает демонов, так и рассказа о том, что благодаря силе этого перстня демоны были вынуждены способствовать сооружению храма (Зав. Соломона, V; ср. VI: «Бросил кольцо в грудь демону и сказал ему: Именем Бога царь Соломон призывает тебя»). Кроме того, невероятно, чтобы рассказ о шамире являлся первоначальным элементом легенды об Α.: уже «Завет Соломона» (IX) отлично знает, что демон, принужденный Соломоном тесать камни для храма, боялся железных инструментов. Как справедливо замечает Conybeare (Jew. Quart. Rev., XI, 18), боязнь железа у злых духов черта общераспространенная, свойственная народному сознанию как древнего, так и нового времени. В Талмуде она принимает еврейское освещение благодаря связи с постановлением закона о неупотреблении железных орудий при сооружении алтаря. Сопоставление легенды об А. с рассказом «Завета Соломона» обнаруживает также, что многие другие черты в изображении злого духа характеризуют демонов вообще. Так, крылья А. соответствуют крыльям Орния в «Завете» (X). Орний также посещает ежедневно небо и, подобно Α., изучает там судьбы людей, чем, согласно «Завету» (CXIII), занимаются и все прочие демоны. Затем, Орний смеялся над царем, собиравшимся приговорить к смертной казни юношу, которому было предопределено умереть через 3 дня (CXI), подобно тому как А. смеялся над человеком, заказывавшим сапоги, которые держались бы семь лет, когда ему не оставалось жить и семи дней. — Как видно, Талмуд дает мало сведений относительно индивидуальных черт А. То, что демон перевернул дом и вырвал с корнем дерево, малоценно, потому что для любого демона, как бы незначителен он ни был, подобное деяние является сущей безделицей. Асмодей творит зло в сущности вовсе не вследствие искренней жажды разрушения, но, очевидно, по беззаботности. Общепринятое мнение, будто в Талмуде А. представлен существом особенно сладострастным, также не имеет достаточных оснований. Талмуд просто рассказывает, что А. в то время, когда играл роль Соломона, не соблюдал правил об удалении от женщин (נדה‎) и покушался на Бат-шебу, мать Соломона. Эти факты, в сущности, доказывали только, что Ашмедай не был Соломоном. — Возникает вопрос, можно ли Асмодея и Ашмедая считать тесно связанными друг с другом и идентичными с главным демоном персов, Аешмой или Аешма-девой. Мысль эту впервые высказал Benfey, a развили ее Windischman и Kohut. Относительно Аешмы, часто упоминаемого в текстах Зенд-Авесты и в других пехлевийских сочинениях, Darmesteter говорит: «Первоначально простое прозвище злого духа, Аешма впоследствии превратился в абстракцию, в демона исступления и гнева, и сделался олицетворением всего злого, просто эпитетом Аримана» (Introduction to Vendidad, IV, 22). Изображение Аешмы, каким оно является в Зенд-Авесте, в главных чертах соответствует представлению о нем в пехлевийской литературе. Так, «Дабистан», I, Динкар., ΧΧΧVΙΙ, 164 повествует: «Буйный зачинщик зла (Аешма), если ему не удается внести раздор среди праведников, устраивает ссоры между злыми людьми; если же он не имеет успеха в сеянии раздора между злыми людьми, то заставляет сражаться демонов и других злых духов». «Schayast ha-Schagast» (ΧVIII) описывает Аешму, сильно отличая его от Аримана, как «главного агента злого духа (Аримана) в его кознях против человечества: он бросается в преисподнюю к своему властелину, чтобы жаловаться на затруднения, с которыми ему приходится бороться». — Сопоставление лингвистических данных не подтверждает гипотезы о тождестве Ашмедая с Аешма-девой, так как слог «дай» в слове «Ашмедай» едва ли соответствует персидскому слову «дева» ввиду того, что существует особая сирийская форма «давия» (демон) с согласным звуком «в». Нет также гримеров, чтобы слова «Аешма» и «дева» связывались друг с другом в персидских текстах. Несомненно, однако, что Асмодей апокрифов и Аешма находятся в некоторой связи друг с другом. В «Завете Соломона» А. — существо, внушающее безнравственные поступки, преступления и злобу, и таким образом обнаруживающее многие черты сходства с Аешмой. «Bundehesch» (XXIII, 15—18) рисует весьма аналогичный образ: «Везде, где Аешма пускает корни, погибает много душ». С другой стороны, Ашмедай в легендах, связанных с Соломоном, не является всецело зловредным духом разрушения. Подобно дьяволу в представлениях средневековых христиан, он — только «царь демонов» (Пес., 110а), низвергнутый и более не страшный глава злых духов, популярный объект народного юмора и иронии. — Имя «Ашмедай», вероятно, употреблялось в значении «проклятый» (שמד‎) (ср. Nöldeke, в Euting’s Nabatäische Inschriften, стр. 31—32), подобно тому как «Лаин» (проклятый) служит арабским именем Сатаны. В палестинских Мидрашах встречается также имя «Шамдон» (שמדן‎). О последнем рассказывается, что при посадке Ноем первого виноградника он помогал ему в работе, a затем сказал: «Я пожелал помогать вам в работе вашей и разделил с вами труд; будьте поэтому осторожны и не берите ничего из моей доли, чтобы я не причинял вам зла» (Beresch. rabba, XXXVI, 7). В легендах «Midrasch Abkir», цитируемых в Ялк., I, 61, главным героем является Сатана. В другом месте о Шамдоне рассказывается, что в период золотого века он боролся с новорожденным младенцем и был им побежден (Wajikra rabba, V, 1, согласно толкованию Aruch’a, s. v.). В позднейших источниках Шамдон считается отцом Ашмедая, причем матерью последнего была Ноэма, сестра Тубалкаина (Нахманид к кн. Бытия, IV, 22; отсюда этот рассказ попал в комментарии Бахьи бен-Ашера, Циони и Реканати). — Легенда о рождении A. вполне согласуется с утверждением Асмодея в «Завете Соломона»: «Я рожден дочерью человека от семени ангела» (XXI). В Зогаре Ашмедай изображен учителем Соломона, дарующим ему «книгу магии и медицины» (Зогар, Лев., 19а, 43а; там же, Числ., 199б). В более молодом Мидраше А. отождествляется с Шамдоном (Midr. Schir ha-Schirim, изд. Grünhut, 29б; сходный рассказ о кольце Соломона и рыбе находим в «Emek ha-Melech», 14a — 15a, и в еврейско-немецком «Maasebuch»; легенда перепечатана y Иеллинека в Beth Hamidrasch, II, 86). Новый источник дает следующее предание, цитированное в Тосафот к Мен., 37а из какого-то неизвестного Мидраша, вероятно, ныне утерянного: «Ашмедай породил на земле двухголового человека, который вступил в брак и произвел как нормальных, так и двухголовых детей. Когда этот человек умер, между его детьми возникла ссора из-за наследства, так как двухголовые требовали двойную долю» (легенда приведена y Иеллинека, в Beth Hamidr., IV, 151, 152). — Позднейшие каббалисты придерживались теории, что А. был царем демонов только в продолжение определенного времени и что после его смерти все демоны стали смертными (Xaгига, 16а); ему наследовал Билдад, который в свою очередь передал власть Гинду (см. Jos. Lossnitz, Hamaor, стр. 84). Вениамин из Туделы (изд. Марголина, 63, 65) упоминает известное местное предание из окрестностей Баалбека, храм которого, согласно сказанию, был сооружен Ашмедаем по приказанию Соломона для его любимой жены, дочери фараона. О многих точках соприкосновения легенд об А. и Соломоне с персидскими и классическими сказаниями см. Шамир, «Соломон в легендах», Фольклор. [J. Ε. II, 217—220].

3.