ЕЭБЕ/Бет-Шаммай и Бет-Гиллель

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Бет-Шаммай и Бет-Гиллель
Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона
Словник: Бернайс — Блашки. Источник: т. 4: Бе-Абидан — Брес, стлб. 420—430 ( скан )

Бет-Шаммай и Бет-Гиллель נית שמאי ונית הלל (дом Шаммая и дом Гиллеля) — две фарисейские школы, названные так по имени своих основателей и существовавшие в Иерусалиме в продолжение последнего столетия перед его разрушением (70 г. христ. эры), хотя отдельные последователи этих школ встречались и позже, когда умственный центр еврейского народа перенесен был в Ямнию. Обе школы, занимавшиеся толкованием Моисеева закона и дальнейшим развитием так называемого «Устного учения», преимущественно в ритуальной области религии, могут считаться главными творцами талмудизма, так как выработанные этими школами религиозные нормы целиком вошли в состав Мишны и Тосефты.

I. Общая характеристика. — Одинаково придерживаясь общих принципов фарисейской секты, состоящих: а) в признании за народной традицией такой же обязательности, как и за Моисеевым законом, и б) в праве законоучителей толковать закон в смысле смягчения его строгости и приспособления его к условиям жизни (Флавий, Древн., XIII, 10, §6; Vita, II), школы Б.-Ш. и Б.-Г. расходились в степени и размерах осуществления указанных принципов на практике. Гиллель был радикальнее Шаммая, и школа его, сохраняя направление своего основателя, всегда проявляет тенденцию к облегчению закона (le-kula, לקולא), между тем как школа Шаммая, придерживаясь по возможности буквы, обнаруживает в большинстве случаев тенденцию к отягощению закона (le-chumra, חומדא). Обратное явление составляет сравнительно редкое исключение, и редактор Мишны нашел нужным составить даже особый каталог тех галах, в которых гиллелиты придерживаются отяготительного толкования закона, а шаммаиты — облегчительного. (М. Эдуиот, IV и V). Само собой разумеется, что сказанное применимо только к вопросам ритуальным или к вопросам уголовного права; в вопросах же гражданского права, где обыкновенно скрещиваются интересы двух тяжущихся сторон, то, что составляет облегчение для одной из сторон, является отягощением для другой, и обратно. Этим объясняется, почему Мишна сохранила так мало дискуссий между Б.-Ш. и Б.-Г. в области гражданского права: тут не было принципиальных мотивов для разноречия, и обе школы могли одинаково пользоваться нормами, установленными традицией или обычным правом. Однако из того, что школы сохранили основные направления своих творцов, еще не следует, чтобы каждая из них во все время своего существования упорно отстаивала те или другие частные принципы своего основателя; напротив, нередко полемизируя между собой и искренне стремясь к тому, что они считали религиозной истиной, каждая школа охотно выслушивала аргументы своей соперницы; таким образом сначала резкие и глубокие разногласия между ними с течением времени постепенно заметно сгладились, тем более, что обе школы принадлежали к одной и той же секте фарисеев и имели общего врага в лице саддукеев. В Мишне и Тосефте многократно цитируются случаи полемики между Б.-Ш. и Б.-Г. по разным вопросам, когда гиллелиты, выслушав аргументы своих противников, принимали их мнение к руководству, что отмечается стереотипной фразой — שמאי חזדו נית הלל להודות נדנדי נית — «гиллелиты стали с тех пор преподавать согласно мнению шаммаитов» (Иебам., ХV, 2; ср. Эдуиот, I, 12, 13, 14). О такой же уступчивости со стороны шаммаитов во всей талмудической литературе зарегистрирован только один случай (Терум., V, 4; ср. Иер., 43с). Есть, однако, несомненные указания (см. ниже) на то, что шаммаиты приняли от гиллелитов не только их мнения по частным вопросам, но и некоторые основные принципы, против которых они сначала энергично протестовали. Мишна не отмечает этих случаев просто потому, что это оказалось совершенно лишним, ибо в Ямнии было окончательно решено во всем следовать мнению Б.-Г. независимо от того, соглашались ли с этим мнением шаммаиты или нет (Л. Каценельсон, «Восход», ноябрь 1898).

II. Время существования школ. — О времени и причинах раскола фарисейской секты на два «дома» определенных данных не имеется. Позднейший таннай, р. Иосе, сообщая обстоятельную традицию ο деятельности древних Бет-Динов (см.), между прочим говорит: "В начале не было разногласия в Израиле… по субботам и праздничным дням (когда судебных заседаний не было) собирались только в «Бет га-Мидраше», что у Храмовой горы. Предлагался какой-нибудь вопрос; если знали древнюю галаху по этому вопросу, провозглашали ее; если не знали и мнения разделялись, то вопрос ставился на голосование и решался простым большинством; оттуда исходила галаха и распространялась в Израиле. Но с ростом числа недоучившихся последователей Шаммая и Гиллеля увеличилось и разногласие в Израиле, и единая Тора как бы разделилась на две Торы…" (Санг., 88б; ср. Toc. Хагига, II, 9; Иер. Санг., I, 19с). На основании последней фразы З. Франкель (Darke ha-Mischnah, 45, 46 и прим. 3) утверждает, что разделение одной общей школы на две (Б.-Ш. и Б.-Г.) произошло после смерти Шаммая и Гиллеля, и, принимая, что последний умер на 10-м году от начала христианской эры, определяет общую продолжительность существования обеих школ в 110 лет, т. е. до восстания Бар-Кохбы. Однако обе даты Франкеля, как начальная, так и конечная, не выдерживают критики. Уже сам Франкель в указанном выше месте отмечает факт, свидетельствующий, что школа Шаммая существовала при жизни Гиллеля. В Мишне (Беца, II, 4; Хагига, II, 3) приводится разногласие: «Б.-Ш. говорит: (в праздники) приносят «мирные жертвы» (שמים — мясо которых идет на праздничную трапезу), но не «всесожжения» (עולות, которые целиком сжигаются на алтаре); Б.-Г. же говорит: приносят также и всесожжения». По этому поводу Гемара цитирует следующий рассказ: «Однажды Гиллель Старший привел тельца в храмовый двор (עזדד) для всесожжения; собрались вокруг него ученики Б.-Ш. и спросили его: Что это за скотина? (по риту для всесожжения употребляются самцы, для мирных жертв — самки). Гиллель, не желая возбуждать спор в храме, погладил животное и шутливо возразил: Ведь это телица, пригодная только для мирной жертвы. Те разошлись. В этот день (по иерусалимской версии «через некоторое время») школа Шаммая взяла верх над школой Гиллеля и хотела установить галаху согласно своему мнению. Но был там один из учеников Б.-Ш., по имени Баба бен-Бута (см.), знавший, что правда на стороне Б.-Г. Он ушел, пригнал весь наилучший «кедарский» скот, что был в Иерусалиме, и объявил народу: Кто желает принести «всесожжение», пусть приносит. Тогда школа Гиллеля победила, и галаха была установлена согласно ее мнению, и не было там больше человека, который возбудил бы против этого спор» (Toc. Хагига, II, 11; Бабли, Беца, 20, и с некоторыми вариантами Иер. Беца, II, 61с; Иер. Хагига, II, 78а). Отсюда ясно, что раскол общей Академии на две части произошел при жизни Гиллеля, иначе вопрос подвергся бы в Академии голосованию и перестал бы быть спорным. Неверно также утверждение Франкеля, будто обе школы продолжали существовать после разрушения Иерусалима до Бар-Кохбы. — Исаак Галеви (Doroth ha-Rischonim, I, 282—288) указал на целый ряд мест Мишны и Тосефты, где таннаи ямнинской школы: р. Элиезер, р. Иошуа бен-Хананья, р. Доса бен-Гирканос, р. Акиба и другие спорят относительно более точного определения объекта разногласия между Б.-Ш. и Б.-Г. (Мишна Пеа, VI, 2, и ср. Toc. Пеа, III, 2; М. Эруб., I, 2; М. Келаим, VI, I; М. Эдуиот, I, 4 и ср. Toc. Агалот, III, 5; М. Иеб., III, 1; Баба Батра, IX, 10; М. Заб., I, 2 и ср. Toc. Заб., I, 1—6, а также много других мест). Очевидно, что в то время школы уже не существовали, иначе, ведь, можно было бы прямо спросить представителей этих школ ο точном определении предмета их разногласия. Есть, однако, один пункт в Мишне, который как будто доказывает существование этих школ после разрушения Иерусалима, — именно разногласие между Б.-Ш. и Б.-Г. ο том, как поступать в настоящее время, נזמ הזה, с плодами 2-й десятины (см. Десятины). По закону (Второз., 14, 22—26), каждый земледелец обязан 1/10 долю всех продуктов земли отвозить в Иерусалим не реже, чем раз в три года и там их употреблять в пищу. Но закон предоставляет ему обменять продукты на деньги и эти деньги истратить на пищу в Иерусалиме. И вот Б.-Ш. и Б.-Г. спорят ο том, как быть земледельцу в настоящее время, когда ему нельзя отправляться в Иерусалим. Отсюда можно заключить, что школы существовали после разрушения Иерусалима (Маас. Шени, V, 7). Вейс, утверждающий, что с разрушением Иерусалима школа Шаммая прекратилась, доказал, однако, что приведенное разногласие могло иметь место и при существовании храма, напр., во время военных действий; следовательно, выражение «в настоящее время» может быть рассматриваемо, как интерполяция позднейшего редактора, пожелавшего применить древнее разногласие Б.-Ш. и Б.-Г. к условиям своего времени.

В противоположность Франкелю J. Halevy (Doroth ha-Risch., I, 555 и сл.) относит возникновение школ к началу деятельности их основателей, ограничивая вместе с этим продолжительность существования школ жизнью Шаммая и Гиллеля и утверждая, что после смерти последних Б.-Ш. и Б.-Г., как организованные школы, совершенно прекратились и остались лишь отдельные и рассеянные в народе последователи их. Отождествляя Шаммая, антагониста Гиллеля, с тем Σαμαίας, который, согласно Флавию, был выдающимся членом Великого Синедриона, производившего в 47 г. до Р. X. суд над Иродом (см. Абталион), Halevy принимает, что школа Шаммая существовала задолго до прибытия Гиллеля из Вавилонии, основавшего сейчас же свою отдельную школу, так что в сущности никакого раскола и не было, ибо Б.-Ш. и Б.-Г. никогда не составляли одного целого. Все бесконечное множество разногласий по разным отраслям «Устного учения» установлено было, по мнению Halevy, при личном участии глав школ, и, за исключением некоторых уступок, сделанных гиллелитами мнению шаммаитов (см. выше), никакая эволюция не проявлялась в учениях обеих школ в продолжение по меньшей мере 70 лет (от смерти Гиллеля до учреждения Ямнинской академии). Этому мнению Halevy противоречит, однако, целый ряд несомненных фактов и веских соображений. Вот некоторые из них: а) Гиллель и Шаммай обозначены, как наси и аб-бет-дин одного и того же учреждения, причем Шаммай вступил в коллегию позже Гиллеля, а до него должность аб-бет-дина занимал некий Менахем (М. Хагига, II, 2); если они были вместе в одном учреждении, то не могло быть места разногласиям, так как каждый спорный вопрос должен был решаться большинством голосов. Надо, следовательно, допустить, что сначала они заседали в одной коллегии и разошлись лишь вследствие какого-нибудь серьезного конфликта, коллегия же раскололась на две школы, так что решение вопросов сообща большинством голосов стало невозможным; b) В Мишне (Эдуиот, I, 1, 2, 3) приводятся три случая разногласия между Гиллелем и Шаммаем, причем «мудрецы», не соглашаясь ни с тем, ни с другим, дали третье решение спорного вопроса. Один из этих случаев (по вопросу ο бассейне для ритуального омовения, микве), несомненно, произошел в присутствии «отцов мира», אנות העולם, лично отказавшихся от свих особых мнений, чем неоспоримо доказывается, что было время, когда Шаммай и Гиллель заседали вместе и споры их решались голосованием; с) Halevy, отрицая раскол, говорит (там же, стр. 551), что «он мог быть последствием лишь серьезного конфликта, между тем во всей еврейской истории нет и помина ο чем-нибудь подобном». Однако в Талмуде (Шабб., 17а, и параллельн. места) приводится в высшей степени загадочная барайта, свидетельствующая именно ο таком серьезном конфликте. Для понимания ее необходимо вспомнить что по Моисееву закону пищевые вещества лишь тогда способны воспринимать ритуальную нечистоту, когда они увлажнены водой или какой-либо другой жидкостью (Лев., 11, 38); это называется «приспособлением к восприятию нечистоты» הנשד לקנל טומאה. Учение фарисеев прибавляет, что влага лишь в том случае «приспособляет» пищевые вещества, если увлажнение происходит с ведома и по желанию владельца, מדעתו ונדצגנו необходимо, говорит Мишна, «чтобы он этому радовался» (М. Махшир., III, 5 и сл.). Оставляя в стороне вопрос ο том, когда и кем был введен в галаху указанный принцип субъективности, совершенно чуждый Моисееву законодательству, приводим указанную барайту: «Если кто собирает виноград для точила (обыкновенно в больших корзинах, причем нижние слои от тяжести верхних слоев раздавливаются и увлажняются вытекающим соком), то по мнению Шаммая, виноград «приспособлен», по мнению же Гиллеля, он «не приспособлен» (так как это не может быть желательно хозяину). Возражает Гиллель Шаммаю: Почему соблюдают чистоту при сборе винограда и не соблюдают ее при сборе оливок? Отвечает Шаммай: Если будешь раздражать меня, я объявлю нечистоту и при сборе оливок. Тогда «воткнули меч в Академии» и объявили: Кто желает войти, пусть войдет, но выйти никому не дадут (приверженцев Шаммая было тогда больше, и они не хотели расстроить благоприятное для них большинство). В тот день Гиллель сидел согнувшись перед Шаммаем, как один из учеников, и был тот день тяжел для Израиля, как день в который был сделан золотой телец». Гемара к этому прибавляет, что, хотя шаммаиты на этот раз победили, но народ не принял их мнения к руководству, так что позже, когда шаммаиты снова взяли верх, во время провозглашения т. наз. «Восемнадцати декретов» (см.), в их состав вошла и галаха ο «винограде для точила» (Шабб., там же). В «Восходе», 1898, X — XII, в ст. «Фарисеи и саддукеи», подробно развита мысль, что чрезвычайная обстановка спора с угрозой мечом, описываемая в упомянутой барайте, навряд ли могла иметь место при обсуждении какой-нибудь частной галахи и что едва ли спор шел ο том, желательно или нежелательно владельцу, чтобы виноград был раздавлен (как толкуют это место комментаторы). Для этого нечего было прибегать к помощи меча: стоило спросить любого виноградаря, и он наверное ответил бы, что нежелательно. Скорее можно допустить, что спор был принципиальным, допустимо ли вообще введение элемента субъективности в интерпретацию закона (см. Интерпретация). Каков бы, впрочем, ни был смысл этого разногласия, несомненно, что конфликт существовал и, если не послужил ближайшей причиной раскола, то во всяком случае мог подготовить для него почву. К тому же времени, вероятно, относится и сообщаемый в Мишне (Эдуиот, V, 6) факт, что место аб-бет-дина, оставшееся, может быть, вакантным после ухода Шаммая, было предложено Акавье бен-Магалалель (см.); а так как последний не согласился на поставленное условие отказаться от отдельных мнений в пользу большинства, то должность аб-бет-дина была упразднена и институт дуумвирата (זוגות) прекратил свое существование.

Из всего видно, что и после раскола школа Гиллеля сохранила свое пребывание у входа на Храмовую гору; внук Гиллеля, р. Гамлиил Старший, неоднократно встречается там в качестве распорядителя и представителя власти (Санг., 11б, и парал. места). Как организована была школа шаммаитов и кто стоял во главе ее после смерти основателя ее — об этом никаких данных не имеется, хотя в Мишне и Тосефте сохранился целый ряд имен выдающихся членов Б.-Ш.; таковы: Баба бен-Бута, Достаи из деревни Ятмы, Иоэзер-иш-Габира (М. Арла, II, 5, 12), а из более поздних р. Доса бен-Гирканос, брат его Ионатан (Иеб., 16а), р. Цадок (Toc. Сукка, II, 3) и др. В источниках, кроме Б.-Ш. и Б.-Г., часто упоминаются «ученики Б.-Ш. и Б.-Г.», ותלמידי נ״ה תלמידי נ״ש, и «старейшины Б.-Ш. и старейшины Б.-Г», זקני נ״ש וזקני נ״ה; возможно, следовательно, что после смерти основателей школы управлялись не единолично главами, а целой коллегией старейшин. В каждой школе царила строгая дисциплина, и мнение, принятое большинством, передавалось анонимно от имени всей школы, в противоположность позднейшим талмудическим школам, в которых за каждой галахой сохранялось имя ее автора. Однако, несмотря на происшедший раскол, часто встречаются старейшины Б.-Ш. и Б.-Г., обыкновенно на нейтральной почве, мирно полемизирующие друг с другом ο том или другом законоположении. Тосефта отмечает, что, "несмотря на принципиальные разногласия во многих вопросах брачного права, члены Б.-Ш. не воздержались от вступления в брачные союзы с членами Б.-Г., во исполнение слов пророка «Правду и мир любите» (Захар., 8, 19), и несмотря на то, что во многих вопросах ритуальной чистоты одни запрещают то, что другие разрешают, они не воздерживались от заимствования друг у друга предметов употребления, во исполнение слов Писания (Притч., 21, 2) «Путь каждого человека чист в его собственных глазах, но Господь взвешивает сердца» (Toc. Иеб., I, 10, 11; М. Иеб., I, 4). — В последние годы существования Иерусалима, во время восстания против римского господства, когда власть династии Ирода и влияние поддерживаемых ею саддукеев сведены были к нулю, а страна управлялась фарисейским Великим Синедрионом, обнаруживается попытка к воссоединению обеих школ для решения спорных вопросов большинством голосов (ср. Graetz, III, Nota 26). Результатом встречи Б.-Ш. и Б.-Г. в доме Хананьи бен-Горион было провозглашение так назыв. 18 декретов, י״ח דנד, главной целью которых было, с одной стороны, ослабление саддукейской партии, а с другой — полное изолирование евреев от язычников. Обстоятельства, сопровождавшие эту встречу, которая, благодаря присутствию в Б.-Ш. многих зелотов, не обошлась без кровопролития (Иер. Шабб., I, 3с), — эти обстоятельства не могли, конечно, содействовать прочному слиянию обеих школ и за исключением 18 вопросов, разрешенных в доме Хананьи бен-Горион искусственно созданным большинством, по всем остальным пунктам так и не было достигнуто соглашения. Весьма возможно, что именно потому, что значительная часть шаммаитов примкнула к партии зелотов, большинство которых погибло в последней борьбе с римлянами, ряды Б.-Ш. сильно поредели. В кругу Ямнинской академии, большинство членов которой были гиллелиты, встречаются и некоторые шаммаиты (таков, напр., р. Элиезер бен-Гирканос, который, хотя был учеником р. Иоханана бен-Заккаи, но по убеждениям был шаммаит; ср. Шеб., VIII, 10; Арах., 23а; Seder ha-Doroth), а иногда упоминается ο других учениках Б.-Ш., не примкнувших к Ямнинской академии (Toc. Килаим, I). — Несмотря, однако, на то, что большинство членов Ямнинской академии принадлежало к Б.-Г., при преподавании «Устного учения» лекторы считали своей обязанностью сообщать ученикам мнения обеих школ, не устанавливая в каждом отдельном случае, чье мнение должно быть принято к руководству. Еще очень долго Тора продолжала делиться на две Торы, и в практической жизни господствовало правило: "Каждый волен поступать либо по учению Б.-Ш., либо по учению Б.-Г., а кто во всех случаях руководствуется облегчительными нормами той и другой школы, — тот — нечестивец; к тому же лицу, которое руководствуется отяготительными нормами обеих школ, применимы слова Писания (Экклез., 2, 14): «Невежда во мраке ходит» (Toc. Иеб., I, 13). Когда однажды спросили р. Иошую бен-Хананья, считать ли законнорожденными детей таких женщин, צדות, которые по мнению Б.-Ш. подлежат левиратному браку и, следовательно, не имеют права выходить замуж за других, а по мнению Б.-Г. не подлежат институту левиратного брака, и следовательно, их брак признается законным, он ответил: «Что вы ставите меня между двумя столкнувшимися великими горами, чтобы размозжить мне голову? Я могу засвидетельствовать, что такие-то и такие-то семейства происходили именно от подобных женщин, и тем не менее из этих семейств избирались первосвященники, совершавшие жертвоприношения на алтаре» (Toc. Иеб., I, 10). Об этом же р. Иошуе рассказывается, что по поводу одного разногласия между Б.-Ш. и Б.-Г. по вопросу ο ритуальной чистоте он, доказывая несообразность мнения шаммаитов, выразился: «Мне стыдно за ваши слова, Б.-Ш.! Может ли быть и т. д.». Тогда к нему подошел один из учеников Б.-Ш. с просьбой разрешить ему изложить мотивы Б.-Ш. Тот разрешил ему. Выслушав ученика, р. Иошуа отправился на гробницы членов Б.-Ш. и, припав к их могилам, произнес: «Извиняюсь перед вами, кости шаммаитов; если так бывает с необъясненными вами положениями, то тем паче вы правы в объясненных». С тех пор он стал излагать указанную галаху ученикам своим согласно словам того ученика (Хагига, 22б; Toc. Агалот, V, 11, 12). Однако по мере того, как власть патриархов, которые сами были потомками Гиллеля, крепла в народе, нормы Б.-Г. мало-помалу вытеснили нормы Б.-Ш. Предание сообщает, что в Ямнии раздалось однажды эхо гласа Божьего, «Бат-Кол» (см.), провозгласившее, что мнение Б.-Г. должно во всех случаях быть принимаемо к руководству. Этим эхом гласа Божьего был, несомненно, глас народа, всегда относившегося с любовью к Б.-Г. благодаря ореолу, которым окружено было в его памяти имя великого основателя этой школы.

III. Предметы разногласия. — Из огромного материала «Устного учения», служившего предметом преподавания в школах Б.-Ш. и Б.-Г., в Мишне и Тосефте помечены именем последних лишь те галахи, относительно которых существовало разногласие между школами; все остальные древние галахи передаются анонимно. Вейс насчитал 316 пунктов разногласий, из коих лишь в 55 шаммаиты являются облегчителями, а гиллелиты отяготителями. Из этого общего числа в 7 случаях Б.-Г., под влиянием происшедшей полемики, отказались от своего мнения, примкнув к шаммаитам. По отделам Талмуда число 316 распределяется так: в отделе Зераим (законы ο молитвах и об аграрных налогах) — 66 (в том числе 9 по законам ритуальной чистоты); в отделе Моэд (о субб. и праздниках) — 77 (из них ο ритуальн. чист. 3); в отделе Нашим (брачные законы и обеты) — 75; в отделе Незикин (гражданское и уголовное право) — 19 (из коих 10 по ритуальн. чист.); в отделе Кодашим (о жертвоприношениях и недозволенной пище) — 15 (из них 1 ο ритуальн. чистоте); в отделе Тагарот (законы рит. чист.) — 83. Впрочем, эти цифры только приблизительные. Таким образом, видно, что больше 1/3 всех разногласий (106) приходится на законы ритуальной чистоты, что объясняется той чрезвычайно важной ролью, которую указанные законы играли в религиозном обиходе евреев так назыв. эпохи второго храма. Если вникнуть в смысл мотивов, положенных Гиллелем и его школой в основу трактования этих законов, то ясно выступает тенденция школы к ослаблению их строгости, что в конце концов действительно повело к полному их упразднению (Л. Каценельсон, «Восход», 1898); затем следуют постановления ο субботе и праздниках; менее всего уделено места вопросам храмового богослужения, которое сосредоточивалось исключительно в руках священников-саддукеев, и вопросам права, уголовного и гражданского, потому что основные нормы их были уже выработаны предыдущими школами; в применении же этих норм к тому или другому частному случаю предоставлялся широкий простор благоусмотрению судей.

Halevy, отстаивающий вообще весьма рискованный тезис, будто основа Мишны в настоящей ее редакции была уже целиком готова к концу эпохи «мужей великой синагоги» (l. c., I, 204), полемизируя по этому вопросу с Франкелем и Вейсом, прилагает чрезвычайно много остроумия, чтобы доказать, что Б.-Ш. и Б.-Г. никаких новых галах не внесли в готовый запас «Устного учения» и что все их разногласия касаются лишь маловажных частностей в казуистике старой галахи (там же, 206—224). Выражение «Единая Тора разделилась на две Торы» Halevy признает гиперболой: споры касаются незначительных мелочей и не затрагивают не только основ Моисеева закона, но даже какого-либо общего принципа «Устного учения» (ib., 307). Свой тезис Halevy доказывает тем, что во многих местах Мишны приводится сначала какая-нибудь анонимная галаха, а вслед за тем приводится разногласие между Б.-Ш. и Б.-Г., базирующееся на анонимной галахе. Не говоря ο том, что этим еще не доказывается глубокая древность анонимной галахи, тщетность усилий Halevy обнаруживается при подробном анализе более или менее серьезного разногласия между Б.-Ш. и Б.-Г. Тракт. Иебамот, напр., начинается анонимно редактированным положением: «Пятнадцать женщин освобождают своих соперниц от левиратного брака, ינום, и от левиратного развода, חליצה, до конца мира; это — его дочь, его внучка» и т. д. Смысл галахи тот: А. имел двух жен, из коих одна — дочь его брата Б. А. умер бездетным, и Б., по Моисееву закону, должен жениться на вдове брата, «чтобы восстановить имя брата своего в Израиле», а если он не желает жениться, то надо совершить обряд «халица» (Второз., 25, 5—10). Но Б. на своей дочери не может жениться; согласно приведенной галахе, он не может жениться и на второй жене брата, хотя та ему чужая; если же невозможен левиратный брак, то нет места и для обряда халицы, ибо без халицы он не может жениться и на второй жене брата, хотя та ему и чужая. После подробных разъяснений этой весьма сложной галахи Мишна сообщает, что все это представляет учение Б.-Г., но что, по мнению Б.-Ш., второй жене разрешается вступать в брак с Б. Если брак этот состоялся, то Б.-Ш. считает его, конечно, законным, Б.-Г. же признает его незаконным, так как брак с женою брата в тех случаях, где это не предписывается законом, является кровосмешением. Если женщина получила от Б. «халицу», то, по мнению Б.-Ш., она не имеет права выходить замуж за священника, которому не разрешается жениться на разведенной (Лев., 21, 7); по мнению же Б.-Г., она может выйти замуж за священника, так как эта «халица» была лишняя, следовательно, недействительная, пустая церемония (М. Иеб., I, 4). Очевидно, что тут никакой основной древней галахи не было и что она целиком вновь изобретена школой Гиллеля по мотивам теперь неизвестным, ο которых можно строить лишь догадки. Очевидно также, что разногласие в данном случае было принципиальным, по вопросу семейного права, весьма важному для того времени в социальном отношении.

Много было сделано попыток установить какой-нибудь общий принцип или несколько общих принципов разногласия между школами для объяснения всех частных разногласий между ними по разным вопросам «Устного учения». Это тем более естественно, что ведь не во всех случаях Б.-Г. обнаруживает тенденцию к облегчению. Из 316 разногласий в 55 эту тенденцию обнаруживает Б.-Ш., а не Б.-Г. Франкель (Darke ha-Mischnah, 47 и дальше) разделяет все спорные галахи на три категории: 1) галахи, основанные на библейских текстах; в них Б.-Ш. ближе держится буквального смысла текста, Б.-Г. же разными интерпретациями смягчает строгие требования текста; 2) галахи «устного учения»; в них Б.-Ш. обнаруживает тенденцию к обобщению и к распространительному толкованию, как в сторону запрета, так в сторону разрешения, между тем как Б.-Г. обнаруживает наклонность к анализу и расчленению, отыскивая в каждом запрещенном явлении стороны, в которых следует допустить разрешение, и обратно; 3) целый ряд отдельных галах, которые нельзя подвести под один какой-нибудь общий принцип, но объясняющихся частными мотивами и соображениями, которые могут быть различны у разных людей. Неудовлетворительность этой классификации, в особенности по отношению ко второй категории, где Франкелю не удалось избегнуть многих натяжек, и необходимость допущения третьей категории разногласий, не поддающихся объяснению общими принципами, — заставили Вейса (Dor dor, I, 171) отказаться от всяких попыток этого рода, считая их совершенно бесплодными. — Нет сомнения, что вопрос в настоящее время еще очень мало разработан, и преждевременно теперь же строить какую-нибудь общую теорию, которая раскрыла бы внутренние причины разногласий в недрах единой фарисейской секты. На отдельные принципы можно, впрочем, указать уже и теперь. Л. Каценельсон в своем исследовании ο саддукеях и фарисеях старался доказать, что именно Гиллелю «Устное учение» обязано введением двух важных элементов в интерпретации Моисеева закона: элемента субъективности и элемента символических фикций, придавших этому закону способность аккомодироваться ко всяким условиям жизни (см. Интерпретация). Первый состоит в главенствующем влиянии, которое признается за внутренним чувством человека, за его помыслом, מחשנה, на внешние объекты закона; этого влияния Моисеев закон не знает вовсе. Один из многочисленных примеров введения элемента субъективности приведен выше по поводу вопроса ο «приспособлении» пищевых веществ к восприятию ритуальной чистоты, причем указано, что увлажнение веществ лишь в том случае «приспособляет» их, если оно произошло с «ведома и по желанию» хозяина. При ближайшем рассмотрении всех относящихся сюда галах оказывается, что введение элемента субъективности представляло крупную реформу, значительно облегчавшую невыносимую подчас тяжесть библейских законов ο чистоте. Впоследствии и Б.-Ш. признала элемент субъективности, но лишь с большими ограничениями, и целый ряд разногласий между Б.-Ш. и Б.-Г. в том именно и состоит, что последняя считалась с элементом субъективности, а первая нет (напр. М. Гитт., VIII, 8; Микваот, IV, 1; Маас. Шени, III, 6; Маасерот, IV, 2; Назир., V, 1; Недарим, 77б; Мишна, Тебул.-Иом, 1, 1 и др.). То же самое относится и к введенному Гиллелем элементу «символических фикций», под которыми понимаются такие действия, которые в силу ассоциации идей знаменуют собой существование известных фактов, в действительности не существующих; таковы, напр., «эруб», עידונ, «просбол» (см.), פדוםנול, и «гашака» השקה (см. Авторитет раввинский). Из трех категорий «эруба» приведем здесь одну. Сказано: «Пусть никто не выходит из своего места в день седьмой» (Исх., 16, 29). Слово «место» понимается здесь не в узком, а в широком смысле: еврей не должен в день субботний выходить из пределов своего селения или города, но ему предоставляется свобода движения в пределах своего города. Кроме того, из закона ο левитских городах (Числ., 35, 5) видно, что окрестность города на расстоянии 2000 локтей во все стороны считается пригородным выгоном, как бы продолжением города; это то, что называется «субботней чертой», תחום שנת. Что же делать человеку, которому предстоит надобность в субботу побывать за пределами черты? Исходя из положения, что где человек живет, там он обыкновенно держит и свои съестные припасы, и следовательно, присутствие последних указывает на местожительство их обладателя, ему предлагают накануне субботы отправиться самому или послать уполномоченного по направлению предстоящего путешествия и на каком-нибудь месте возле «черты» положить съестные припасы. Этим актом он «приобретает субботнее местожительство», שניתה קונה, на том камне или под тем деревом, где положен был его кусок хлеба, и тем же он приобретает свободу движения на расстоянии 2000 локтей от своего фиктивного местожительства (Мишна, Эруб., III). Это — общепризнанная галаха. Между тем, известно, что шаммаиты сначала вовсе не признавали «эруба» (Эруб., 30б) и только впоследствии приняли эту фикцию, да и то с некоторыми ограничениями (там же, 30а). Институт «просбола», дающий кредитору, посредством известной фикции, право взыскивать, вопреки Моисееву закону, долг после наступления субботнего года (шемита), установлен был Гиллелем без участия Шаммая, следовательно, либо до вступления последнего в Академию, либо после ухода его; отношение Б.-Ш. к этому институту неизвестно. «Гашака», или «целование жидкостей», — фикция, посредством которой физически чистая вода освобождается от своей ритуальной нечистоты прикосновением ее к воде физически грязной, но ритуально чистой. Сначала Б.-Ш. не допускала этой фикции (Мишна, Микваот, IX, 6), но впоследствии признала ее (М. Беца, II, 3; ср. комм. Tiphereth Israel, ad loc., который делает разные натяжки для улажения этого противоречия). О других фикциях и отношении к ним Б.-Ш. и Б.-Г. см. Эруб., 6а; Беца, 17б; Маас. Шени, III, 13.

Рядом с обилием галахических разногласий между школой Шаммая и школой Гиллеля поражает крайняя скудость оставшегося от них агадического материала. Вот почти все, что сохранилось: «Спорили ο том, что сотворено было раньше, небо или земля? Б.-Ш., ссылаясь на Быт., 1, 1, учила, что небо сотворено раньше; Б.-Г., ссылаясь на Быт., 2, 4, учила, что земля» (Beresch. rabb., I). Одна барайта сообщает: «2 года с половиной спорили Б.-Ш. с Б.-Г.; шаммаиты говорили: Лучше бы для человека вовсе не родиться на свет Божий; гиллелиты говорили: Быть рожденным на земле — благо; наконец пустили вопрос на голосование и решили: лучше бы вовсе не родиться на свет, но раз родился человек, он должен всегда быть настороже своих поступков». (Эруб., 13б). Б.-Ш. говорит: «Три категории людей предстают перед небесным судом: совершенные праведники, совершенные нечестивцы и люди средние. Первых сейчас же записывают и предназначают на вечную жизнь; вторых тотчас записывают и предназначают на муки ада; средние же спускаются в ад, но с воплем поднимаются вверх…». Б.-Г. говорит: «Великий милостью склоняет чашу весов в сторону милости и т. д.» (Рош Гашана, 16б и дальше). — Ср.: З. Франкель, Darke ha-Mischnah, 45—55; Graetz, Gesch., III; Weiss, Dor dor, I, 167—176; Л. Kaценельсон, «Саддукеи и фарисеи», «Восход», 1898, октябрь, ноябрь, декабрь; J. Halevy, Doroth ha-Rischonim, I, 206—230 и 548—607.

Л. Каценельсон.3.