Иуда бен-Илаи רני יהודה נ״ר אילעאי — таннай, живший в середине II в., ученик р. Акибы и р. Тарфона (Сангед., 86а; Недар., 49б). Большей частью Иуда называется в Талмуде сокращенно рабби Иуда. После того как он получил рукоположение (סמיכה) от Иуды бен-Баба, И. был вынужден оставить Палестину на все время гонений Адриана. Он тогда переселился, по-видимому, в Александрию и успел там сблизиться с местными евреями и изучить их быт и нравы (ср. Сукка, 51б; Иома, 66б). Он относился к александрийским евреям лучше, чем другие ученые его времени, которые не были расположены к ним за их слишком большое увлечение эллинизмом. И., напр., считал храм Онии в Гелиополисе священным и построенным в честь Бога (Менах., 109б). Родиной И. был город Уша, куда собрались законоучители после прекращения гонений. И. был избран председателем собрания и, как местный ученый, приветствовал собравшихся (Schir ha-aschirim rab., X). Несмотря на большие лишения, которые И. претерпел благодаря римлянам, он был на них менее озлоблен, чем его товарищи. Последние видели в римлянах одно лишь плохое, но И. говорил: «Какие прекрасные и полезные учреждения у этой нации» (Шаб., 33б). У И. были знакомые среди римских матрон, מטרוניתא, и он часто беседовал с ними на разные темы. Одна из них, обратив внимание на необыкновенно здоровый вид И., спросила его о причине этого. Он ответил, что только наука поддерживает его дух, как сказано (Экклез., 8, 1): «Премудрость человека светится из лица его» (Недар., 49б). И. отличался скромностью не только в пище, но и в одежде. Один плащ, גלימא, который жена И. лично соткала из купленной шерсти, служил им обоим для облачения: он его надевал во время молитвы, она — когда отправлялась на рынок. Однажды в день поста было замечено отсутствие И. на общественном богослужении. Ему был послан новый плащ, но он отказался от подарка. Скромность и простота И. доходили до того, что он сам носил с собою каждый раз стул, когда отправлялся в бет-гамидраш, приговаривая при этом: «Велико значение труда, так как только он делает честь человеку», גדולה מלאכה שמכנדת את נעליה (ibidem). Отношения И. к людям были самые простые и братские (Кетуб., 17а). Он находил слово защиты и утешения и для ам-гаареца. Ученым же он часто напоминал, что каждый грех им зачтется в большей степени, чем невежде (Баба Мец., 33б). Свою любовь к труду он еще энергичнее выразил в следующем изречении: «Всякий, кто не обучает своего сына ремеслу, этим самым как бы толкает его на грабеж» (Кидуш., 29а). — Более чем в 3000 случаях сохранились в Мишне и Барайте мнения И., высказанные им по различным вопросам галахи и агады. Благодаря глубине знаний и своей многосторонности И. по всякому поводу говорил первым среди своих коллег и за это был назван «главным оратором во всех случаях», ראש המדנריס נכל מצום (Берах., 63б; Менах., 103б; ср. Раши Шабб., 33б, где это иначе толкуется). И. был очень близок с патриархом Раббан-Симоном бен-Гамлиил и считался у него домашним учителем, מורײנא דני נשיאה (Менах., 104а). Учеником Иуды был также будущий редактор Мишны, патриарх Иуда I (Шебуот, 13а). В галахе И. усвоил метод р. Акибы и развил его. Иуда всегда старался выводить каждую галаху по возможности не на основании «13 правил интерпретации р. Исмаила», но из самого стиха, из какого-нибудь «лишнего» слова или «лишней» буквы (ср. Сота, 38а). На этой системе основаны анонимные части мидрашитской книги Сифра, приписываемой Талмудом И. (Сангед., 86а). Здесь почти каждая глава начинается с того, что какая-нибудь галаха доказывается посредством одного из «13 правил», затем следует длинный ряд рассуждений и доказательств, что она может быть найдена другими путями, т. е. способами, введенными р. Акибой. Но И. идет гораздо дальше своего учителя: он руководствуется правилом аббревиатуры, נוטריצון, на основании которого каждая буква одного и того же слова намекает на отдельную мысль не только, как начало отдельной фразы, но и своей формой и изображением (ср. Мен., 29б). Его преклонение перед буквой доходит до того, что он иногда настаивает на буквальном понимании стиха, не желая углубляться во внутренний смысл его. О первосвященнике, когда у него умер один из близких родственников, сказано (Лев., 21, 12): «Из храма пусть он не выходит». Все авторитеты понимают этот стих в том смысле, что первосвященник не должен нарушать ритуальную чистоту ради погребения родственника, но идти за гробом поодаль ему разрешается. И. утверждает, что запрещение следует понимать буквально, דנרים ככתנם (ср. Сифра к данному месту). — В одном Иуда отступил от метода р. Акибы: он не признавал, чтобы два различных закона, стоящих рядом, в каком-нибудь отношении разъясняли друг друга, לא דרש סמוכים. Замечательно, что по отношению к этому правилу И. выделяет Второзаконие из всего Пятикнижия. Считаясь со «смежностью», סמוכים, при толковании Второзакония, он совершенно не считается с ним в других книгах Библии (ср. Иебам., 4а). И. за простоту и обходительность был любим и уважаем всеми его современниками, и с ним считались также в кругах римского наместника. Его ставили выше его товарищей и дали ему некоторую официальную власть (Шаб., 33б). О нем рассказывали, что когда он наряжался в честь субботы и одевался в белый плащ, его лицо сияло и по своей необыкновенной красоте он напоминал собою ангела небесного, דומה למלאך ד׳ צנאות (ibidem, 25б).
Ср.: Heilprin, Seder ha-Doroth, s. v.; Грец, II, 278—9; Weiss, Dor Dor, 137—40; Braunschweiger, Die Lehrer der Mischnah, Frankfurt am M., 1890, стр. 94—99.
З. Крупицкий.3.