ЕЭБЕ/Когелет Рабба

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Когелет Рабба — часть Мидраш Раббы к кн. Когелет. Мидраш этот относится к числу более древних, хотя он, в свою очередь, более позднего происхождения, чем другие части Мидраш Раббы, как, напр., те, которые относятся к Берешит, Вайикра, Песне Песней и к Руфи. Благодаря своему богатому и своеобразному содержанию книга Когелет уже издавна привлекала внимание еврейских законоучителей: в ней так много материала для серьезного размышления о Боге, мире и о перипетиях человеческой жизни — эти важные проблемы занимали всегда мыслящее человечество. Удачные формы, избранные автором для выражения своих мыслей, многие меткие и содержательные сентенции, встречающиеся в Когелет, легко использовать для объяснения исторического прошлого, их можно применить и к современным событиям. А так как книга Когелет читается всенародно во время богослужения, то задачей законоучителей и явилось гомилетическое толкование иных опасных оборотов речи и взглядов или ослабление их впечатления. Наконец, признавая автором Когелет царя Соломона, законоучители тем самым были вынуждены из уважения к его памяти реабилитировать его правоверие. Серьезное меланхолическое содержание книги очень подходило к траурным речам или, вообще, к грустному настроению. Книга К.-Р. очень соответствовала положению евреев в Палестине, где она, как полагают, в 9 столетии и была составлена на основании древних агадических сентенций. В ней, конечно, заключены также многие более древние части, заимствованные из палестинского и вавилонского Талмуда. Она имеет также некоторые общие места с агадическим сочинением «Rut r.». Остается нерешенным вопрос, использовал ли К.-Р. Мидраш к Руфи, так как не исключена возможность и того, что обе книги имеют общий первоисточник. Что касается ее редакции, то в ней заметны следы более поздней эпохи, хотя ее цитируют и Соломон га-Бабли, и Раши. Последнее говорит за то, что она не должна быть отнесена к слишком поздней эпохе. Составитель сборника приводит стих за стихом, к которым присоединены разнообразные примечания, сообразно характеру содержания каждого из них. Это — нечто вроде комментария к библейскому Когелет, составленного в духе того времени, где переплетаются религиозные размышления с различными сентенциями и даже анекдотами. Очень часто в этих анекдотах фигурирует царь Адриан, так как было известно его путешествие по Востоку и его любовь к ученым разговорам с мудрецами всех народов. Более удобного для анекдотов места, чем агадическое толкование к Когелет трудно было найти. Мудрости философов-язычников, представителем которых был Адриан, противопоставляется мудрость Библии. Кроме того, книга давала и без того возможность высказываться относительно многих явлений в жизни природы в духе иудаизма. — Господствующий язык К.-Р. древнееврейский, хотя много написано и на том сирийском идиоме, который был тогда в употреблении у палестинских евреев. Это может служить доказательством того положения, что мы имеем здесь дело с народной книгой, на литературную обработку которой не было обращено особенного внимания. Многое взято из народной жизни, так как вообще в этой книге мы находим рядом с мудростью теоретических размышлений о высших проблемах жизни и данные, подсказанные повседневным опытом. Многие замечания очень остроумны и отличаются удивительной меткостью. Так, напр., то место, где речь идет о бренности человеческой деятельности (в начале книги), причем перемены жизни человека рисуются следующим образом. В детском возрасте с человеком обходятся как с принцем крови: дитя лежит в колыбели, все целуют его и пестуют. Едва он начал ходить на собственных ногах, он подобно свинье валяется в пыли площадей. Весело как козленок резвится мальчик, не зная удержу; юноша подобен дикому жеребцу — в поисках за женщиной. После женитьбы — он превращается во вьючного осла. Народились у него дети, он вечно бегает за заработками, и жизнь его ничем не лучше собачьей. В преклонном возрасте это не что иное, как обезьяна, если он не образован; у ученого же как раз к этому времени и проявляется истинное человеческое достоинство. Удачным следует считать также замечание (к 7, 8) относительно разницы между грубыми развлечениями язычников и религиозным весельем евреев. Следует только, по словам агадиста, присмотреться к цирковым играм и атлетической борьбе, с одной стороны, и к речам евреев в домах науки — с другой стороны. Везде, где Когелет говорит о жизни с грустью и презрением, К.-Р. относит это к жизни грешников. Существование последних бесцельно; оно исчезает по смерти их, подобно жизни животного. Жизнь праведников имеет высокую нравственную ценность и не завершается его смертью. К сентенции Когелета (7, 8): «Конец дела лучше начала его» — К.-Р. присовокупляет рассуждение о значении жизни праведника, даже страдавшего в течение всего своего земного существования. По этому поводу рассказывается очень многое об отношениях р. Меира к его учителю Элише бен-Абуя, названному Ахером (см.), о том, как толерантный р. Меир терпеливо выносил многие его причуды из уважения к ученым заслугам своего бывшего учителя, дошедшего до отрицания нравственной цели существования. После смерти Элиши благодарный ученик вымолил ему прощение и освобождение от вечного проклятия.Brockhaus and Efron Jewish Encyclopedia e9 609-0.jpgИз рукописи «Когелет-Рабба» (13 век), найденной в Каирской генизе. Исходя из Когелета, 9, 8 — «да будут всегда твои одеяния белы, и да не будет недостатка в масле на главе твоей», К.-Р. приходит к следующему выводу: «Если бы дело, действительно, шло о красивом одеянии и о масле на голове, то как прекрасно одеты язычники, и как богато их главы умащены маслом, — но Израиль украшает себя своей Торой и добрыми делами». Вообще К.-Р. относится к наиболее содержательным книгам древнейшей гомилетики, она достойно соединяется с библейской книгой Когелет, делая ее мудрость общедоступной и чисто народной. Что касается своей внешности, то К.-Р. разделена на 3 части («сидрот», סדרות). Первая часть кончается 6, 12 книгой Когелет. Вторая ее часть относится к Когелет, 7—11; 9, 1. Третья, и последняя, начинается с 9, 7 вплоть до конца Когелет. Вторая и третья главы начинаются словами утешения. Заключительные слова заимствованы у вавилонского Талмуда и присоединены к книге гораздо позже. — Ср.: Zunz, Gottesdienstl. Vortr., стр. 265—266; Weiss, Dor, III, 274; Grünhut, Kritische Untersuchung des Midrasch Kohelet, 1892; J. Ε. VII, 529—532. С. Бернфельд.3.