Равва бен-Иосиф бен-Хама (רבא בר יוםף בר חמא) — вавилонский амора четвертого поколения; род. в Махузе около 280 г., ум. в 352 г. (Шерира, у Нейбауера M. J. С., 1, 32). В молодости он прибыл в Суру, где занимался под руководством р. Хисды (Иома, 75б), на дочери которого впоследствии женился (Б. Б., 12б; Иеб., 34б). Позднее его учителями были р. Иосиф (Хул., 133а), который благословил его стать в будущем главою Академии (Иома, 53), Рабба и р. Нахман б.-Яков, от имени которого он передает много галах (Эруб., 43б и др.). В то время как его товарищ и сверстник, Аббаии, был главою Пумбедитской академии, Р. учредил свою собственную иешибу в Махузе, и многие ученики, предпочитая остроумные лекции Р. сухим галахам Аббаии (Б. Бат., 22а), оставляли Пумбедитскую академию и переселялись в Махузу, которая после смерти Аббаии и избрания Р. главой Академии стала резиденцией Академии и центром еврейской учености в Вавилонии. Отрицательное отношение Греца к душевным качествам P., по мнению Вейса, не обосновано. P., правда, сам свидетельствует о себе, что он не достиг той степени скромности, которою обладал Рабба б.-р. Гуна (М. Кат., 28а). Но собственное признание и форма, в которой он его выразил, именно и доказывает его скромность и стремление к самоусовершенствованию. Если Р. в публичных лекциях высказывал ошибочное мнение, он затем не стеснялся заявлять открыто в присутствии метургемана, אמורא, что ошибся (דברים שאמרתי לפניכם טעות הן בידי; Б. Бат., 127a и др.) Его ежедневная дополнительная молитва (она вошла в литургию дня Всепрощения) дышит глубокой покорностью и самоуничижением (Бер., 17а). Такой же искренностью и недоверием к своим силам проникнута его речь перед отправлением правосудия (Иома, 87а). Непонятной для нас, правда, является история с прозелитом Исором, איםור גיורא (Б. Бат., 149а), давшим Р. на сохранение крупную сумму, которую последний хотел присвоить себе в ущерб наследнику на основании целого ряда юридических положений (возможно, однако, что Р. хотел не присвоить эти деньги, а только доказать, что юридически он мог бы это сделать. Что Р. находился в дружеских отношениях к раб-Мари, сыну Исора, и, следовательно, не мог серьезно думать об ограблении его, это видно из Б. Мец., 73б. — Л. К.). Грец полагает, что в то время вавилонские ученые с Р. во главе старались отделиться от народа и образовать особый привилегированный класс ученых, которому предоставлялись разные привилегии, как монопольное право (см.) продажи товаров и освобождение от уплаты податей, чем и возбудили против себя нарекания со стороны народа (ср. Санг., 99б). Но все эти облегчения для ученых являются постановлениями древнего происхождения; освобождение их от всяких повинностей проводилось не только в Вавилонии, но и в Палестине. Тем более это необходимо было для вавилонских ученых, часто терпевших острую нужду (С. П. Рабинович, в прим. к евр. пер. Греца, II, 418). Р. терпел от персидского правительства (Хаг., 5б), которое тогда относилось недружелюбно к евреям. Этим объясняются его частые упоминания народу об аккуратной и полной уплате податей, чтобы не давать повода к выступлению против евреев. Из политических соображений Р. даже допускал и оправдывал принудительные меры при взыскании налогов (Б. Мец., 73б), и напрасно Грец видит в этом теневую сторону деятельности Р. Как приближенный к царскому двору, пользуясь покровительством матери Сапора II, императрицы Ифра-Гормиз, а также благодаря своему богатству (М. Кат., 28а) P., вероятно, неоднократно предотвращал надвигавшиеся на евреев бедствия. Чтобы поддерживать хорошие отношения с правительством, Р. принял щедрый дар в пользу евреев от Ифры-Гормиз, в то время как р. Амма его не принял (Б. Бат., 10б); он также принял от императрицы жертву Богу, которую Р. принес на берегу моря (Зеб., 116б). Выдающееся место Р. занимает в области галахи. Он вместе со своим товарищем Аббаии развивали тот диалектический метод, который ввели р. Иуда, глава Пумбедитской академии, и учитель их Рабба при разборе галахических традиций, но Р. превзошел Аббаии; его решения и объяснения более логичны, чем разъяснения Аббаии. Оба эти выдающиеся аморы, Р. и Аббаии, поставили диалектический метод на такую высоту, что он носит их имя и называется הױות דאבײ ורבא. По мнению Галеви, в это время положено было начало редакции Вавилонского Талмуда. Весь труд предыдущих амораев, вся их традиция, все доводы за и против каждой галахи — все это получило известную форму во время Аббаии и P.; это-то и назыв. «Hawaijot d’Abbaje we-Rawwa». P. отдавал преимущество занятию гемарой, т. е. исследованию галахи, перед простым изучением Мишны и барайты (Баба Бат., 145б). Его галахи рассеяны по всему Талмуду; довольно большое число их имеется в области «терефот». Главным образом, Р. совместно с Аббаии способствовали расширению и углублению многих тем, подробно анализировали древние источники. Р. занимался также галахической экзегезой; он нередко пользуется герменевтическими правилами, которые частью являются модификацией древних правил, частью же его собственными (Bacher, Ag. d. Bab. Amor., 131—132). Он разбирал галахические вопросы и в публичных лекциях (Эруб., 104а; Шаб., 143а и др.). Во всех случаях, где Р. спорит с Аббаии, за исключением шести галах, мнение Р. получает авторитет закона. Поэтому, вероятно, р. Сафра назвал его משה (Шаб., 101б). Р. отличался также в агаде. Кроме лекций для учеников, он читал публичные проповеди, преимущественно агадического характера, чаще всего содержащие популярные сентенции и притчи, относящиеся к первым книгам Агиографов: Псалмам, Притчам, кн. Иова, Песни Песней и Когелета (ср. Bacher, l. c., 224 и сл.). Эти проповеди, вероятно, имели связь с пополуденной молитвой «минха» в субботу, во время которой, согласно обычаю в Негардее, позже, вероятно, и в Махузе, читали отрывки из Агиографов (Шаб., 116б; Rapoport, Erech Millin, 172 и сл.; Bacher, l. c.). — Как агадист, Р. главным образом обратил внимание на великое значение Торы (Шаб., 31а), на метод ее изучения (Б. Б., 21а; Аб. Зара, 19а). В своих агадах Равва недалек от элементов мистицизма (ср. Санг., 65б), в который он, вероятно, был посвящен своим учителем, р. Иосифом (Bacher, l. c., 130). Он даже хотел однажды читать лекцию о тетраграмматоне, но один старик указал ему, что это принадлежит к тем тайнам, которые не следует открывать публично (Пес., 50а). — Ср.: Seder ha-Dorot, II s. v.; Грец, в евр. пер. Рабиновича, 11, 413—420; Bacher, Ag. d. Bab. Amor., 108 и сл., 414—433; Weiss, Dor, III, 200—209; Halevy, Dorot ha-Rischonim, II, 473—480, 494—499; J. E., s. v.; A. J. Jane, в Berliner’s Magazin, 1885.
А. К.3.