Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Естественная история[править]
Помню, в молодости как-то летом заехал я к приятелю своему, Павлу Александровичу Сучкову. У Фоминской стоял лагерем кавалерийский эскадрон, а приятель мой был в эскадроне в чине корнета. Человек серьезный, жгучий брюнет, ровный пробор, волосы туго намазаны фиксатуаром.
— Вот что, знаешь, — сказал мне корнет, — до обеда я должен заняться с солдатами. Поверочный экзамен такой. Недолго. Если хочешь, пойдем со мной…
Мы пошли. В деревянном большом бараке, наскоро построенном из сосновых досок, я увидел много солдат, сидящих за партами на скамьях.
Мы вошли, солдаты встали. Павел Александрович сел на скамейку впереди, за небольшой стол, на котором стоял графин с водой, стакан и лежал какой-то список. Я сел в стороне у окна на лавочку. Павел Александрович скомандовал:
— Садись.
Солдаты сели. Он посмотрел список и вызвал:
— Свистунов.
За средней партой поднялся солдат. Широкогрудый блондин с голубыми глазами. Павел Александрович строго спросил:
— Что такое воробей?
Солдат помолчал, поглядел в сторону и ответил:
— Не могу знать, ваше благородие.
— Как же ты — воробья не знаешь? Не видал?
— Так точно, ваше благородие, я его не знаю. Никагда не видал, ваше благородие. Я с ним не знамши.
Павел Александрович обернулся ко мне, покраснел и еще строже сказал:
— Да как же ты воробья не видал? А? Ведь ты в деревне жил… Что же это такое? Вот так естественная история… Поди сюда.
Сучков встал и позвал солдата к окну.
— Смотри. Видишь? Вон, на дороге… Вон, полетели, видишь, навоз клюют.
— Воробьи, ваше благородие, — обрадовался солдат.
— Ступай, — сказал Сучков.
Солдат пошел на место, стал за партой. Сучков опять сел к столику, спросил:
— А что такое петух?
— Не могу знать, ваше благородие.
— Что же, ты видал петуха-то или нет?
— Так точно, ваше благородие, никогда не видал.
— Ну, с курами ходит — петух. Что же ты, никогда не видал петуха? В деревне ведь есть у вас куры и петух при них.
— Так точно, ваше благородие, эдакого-то петуха я видал.
— Ну, ладно. Что же такое петух будет?
— Не могу знать, ваше благородие.
— Так птица же он будет или нет?
— Так точно, птица будет, ваше благородие.
— А воробей что?
— Не могу знать, — совсем оробев, ответил солдат.
— Вот и возьми их, — сказал Сучков. — Садись! Он посмотрел на список и скомандовал:
— Дацук!
Встал высокого роста бравый солдат с черными, как пуговицы, глазами.
— Что такое воробей?
Солдат молчал.
— Что же молчишь?
— Я его не знаю, ваше благородие.
— Садись, — сказал Сучков.
Он налил себе воды и в волнении выпил. Встал, заложил руки в карманы рейтузов и посмотрел на солдат.
— Ну, кто может мне сказать про воробья? Кто знает, что такое воробей?
Поднялся один солдат на задней парте, с веселым бойким лицом:
— Мы думаем, ваше благородие, вы про знакомого какого спрашиваете… А чего воробей? Это самая что ни на есть последняя птица. И чего в ей, самая проклятая. Когда Христа распинали, так эти самые воробьи гвозди им носили. Вот какая это птичка будет.
— Молодец, — сказал корнет.
— Свистунов, — крикнул он опять. — Так петух, значит, птица. Ну, а сколько у ней ног будет?
— Не могу знать, ваше благородие.
— Что за черт, — сказал Павел Александрович. — Не знаешь.
— Как счесть-то их, ведь петухов много. Не пересчитаешь, ваше благородие.
— Я спрашиваю про одного петуха. Сколько у него ног?
— Не могу знать, ваше благородие.
— Так две же у него ноги… Что ты со мной делаешь?
Солдаты улыбались.
— Так точно, ваше благородие, так что у него две ноги, — ответил Свистунов.
— Ну, а сколько у лошади ног?
— Так что по две ноги будет, ваше благородие.
— Это что же еще такое? Черт вас… Так четыре же всего выходит. Что ты, смеешься, что ли?
— Никак нет, ваше благородие.
— Всего у ней четыре. Спереди две да сзади две.
Мой приятель опять налил в стакан воды.
«Ну и естественная история», — подумал я. Павел, помолчав, сказал:
— Холоденько!
Вскочил солдат на передней парте.
— Что такое Санкт-Петербург?
— Не могу знать, ваше благородие.
— А Москва?
— Москва? Так что самый что ни на есть большой город.
— Так столица она или нет?
— Так что столица, ваше благородие.
— Москва — Первопрестольная столица, — поправил Павел.
— Иропкин, — крикнул Сучков.
— Как имя-отчество нашего Государя императора?
— Александр Николаевич, ваше благородие.
— Ах, ну и дурак ты, дурак. Не знаешь имени своего Государя. Не Александр Николаевич, а Николай Александрович.
— Простите, ваше благородие, ошибся я малость.
— Садись. Ну, завтра в три часа быть здесь.
— Пойдем, — сказал мне Сучков. Возвращаясь, я сказал Сучкову:
— Ну и хорош экзамен.
— Я знал, что ты будешь зубоскалить.
— Павел, — говорю я, — уж очень ты строг на экзамене. Лицо у тебя такое, знаешь, сердитое, они боятся тебя.
— Да, — сказал Павел, — попробуй — помучаешься. Смеяться можно, дурацкое дело не хитрость. А ты вот займись, попробуй, с ними. Нужна программа. Естественная история общая — мой предмет.
— Ну что же ты, — говорю я, — воробей, петух… Ты бы им что-нибудь про крокодила, слона рассказал.
— Ха-ха, — рассмеялся Сучков. — Расскажи-ка, скажут, что врет. Эдакого, скажут, не бывает. Они ведь нездешние, из дальних деревень. Ты народа не знаешь. А потом, при начальстве, они знаешь что про крокодила заговорят. Я ведь отвечаю. Каждый раз я на экзамене расстраиваюсь, в отчаяние прихожу. Болен делаюсь.
— К «Яру!» — крикнул он извозчику.
В саду у «Яра», за обедом, выпив рюмку водки, Сучков спросил полового:
— Егор, ну скажи мне, пожалуйста, что такое воробей?
Егор от неожиданности растопырил глаза и в удивлении ответил:
— Воробей — воробей. А кто же его знает, что он?
Павел Александрович в огорчении опустил голову и стал есть осетрину с хреном. Не знаю, отчего я рассмеялся.
— Смейся, — сказал мне Павел Александрович. — Смешного тут мало.
— Послушай, Павел… Это правда странно, чтобы человек в двадцать с чем-то лет, кавалерист, говорил, что у лошади две ноги.
— Так вот отчего я и пью, — сказал он, наливая водку. — Я страдаю, а ты смеешься.
— Постой. Он отлично знает, что у лошади четыре ноги, и он бы ответил это. Но он удивляется — ты спрашиваешь, что ему так известно. Что такое воробей? Он думает: «Что за ерунду спрашивает?» Что такое петух? Он думает: «Какой тут подвох?» Напуган он. Ну и говорит: «Не могу знать» — чтоб отделаться от ерунды. Прежде всего он боится тебя. Лицо у тебя такое: брови такие, высокие, и глаза, брат, такие делаешь, как у лягушки.
— То есть позволь, — удивился Павел. — Как это, как у лягушки?
— Ну да.
Павел посмотрел на меня и расхохотался.
— В первый раз, знаешь, слышу.
В это время мимо проходила цыганка из хора «Яра» и поклонилась Сучкову.
— Здравствуйте, Павел Александрович. Давненько вы у нас не были. Забыли вы нас.
— Марья Тихоновна, постойте. Садитесь, пожалуйста, — сказал Павел Александрович. — Не хотите ли покушать?
Он подал цыганке стул.
— Я уж ела, — садясь, сказала Марья Тихоновна. — Вот если мороженым угостите.
— С удовольствием, — сказал Сучков. — Марья Тихоновна… Скажите, а на кого я похож?
— Да что ты, батюшка. На кого похож? На человека похож. На нашего брата цыгана смахиваешь. И на гитаре понимаешь, и поешь наше все хорошо.
— А вот он говорит, — Сучков показал на меня, — что у меня глаза лягушечьи.
Марья Тихоновна засмеялась, посмотрела на меня и сказала:
— Есть отчасти, ты не гневайся.
— А что такое лягушка? — спросил Сучков серьезно.
— Лягушка… а кто ее знает. Зверь такой болотный.
— Ну вот, — удивился Сучков. — Вот и она не знает… Н-да… Странно… Вот так естественная история.
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Естественная история — Впервые: Возрождение. 1937. 30 января. Печатается по газетному тексту.
фиксатуар — см. прим. к с. 205 кн. 1 наст. изд.