Михаил Булгаков.
Желанный платило
[править]Поет на ходу.
На рассвете в тумане Мурманска против казарм 435-й версты провыл паровозный свисток. И тотчас в жилище железнодорожника началось смятение. Железнодорожник выскочил из теплой постели и, топоча тапками в пол, завыл, как бесноватый:
— Где подштанники?! Марья, где подштанники?.. Ой, жалованье, Марья… Подштанники… Уедут!!
— С нами крестная сила! — вопила Марья, прыгая по избе.
В люльке заревел ребенок.
— Зажигай свет! — стонал железнодорожник. — Ой, Марьюшка, зажигай, сквозь землю подштанники провалились!!
— Вот они, вот они, ох, окаянный. За лавку завалились. Ой, батюшки, свистит… Кормилец, ты хоть штаны надень! Штаны надень, простудишься.
— Свистит! — орал, как одержимый, железнодорожник, натягивая полосатые кальсоны. — Свистит, проклятый, ой, скорей!!
— Штаны…
— К чертовой матери…
Дверь визгнула, и железнодорожник провалился.
Двести саженей он летел в осеннем тумане и поспел. Платежный поезд стоял против казармы и завывал…
— Что же ты, брат, в таком виде растерзанном? — благодушно спросил его плательщик. — Что же ты в голобрысом виде бродишь?
— Га-га-га! Га-га-га! — дышал железнодорожник, как пес на жаре. — Не до ви…, не до виду мне… Жало… га-га-га… жало… Жалованье давай скорей…
— Да, надо поспешать, и то, сейчас тронемся, — ответил артельщик. И начал считать: — Держи червь… пятнадцать, шестнадцать…
— Ах ты, елки-палки! — воскликнул железнодорожник в ужасе. — Тронулись, черти!
— Ну, ладно, до 441-й версты доедешь, — успокоил его артельщик, — а там слезешь.
— Слезешь! — передразнил железнодорожник. — Тебе хорошо говорить, а на чем я обратно поеду?
— Ну, променаж сделаешь, — успокоил плательщик, — хотя, верно, в таком легком декольте холодно.
На 441-й версте железнодорожник зажал в кулаке бумажки, выкинулся из поезда и дернул обратно на 435-ю версту.
Прилетев домой, обрушился на лавку и запел:
— Палец приморозил, ах ты, чтоб тебя, возьми и с жалованьем. Марья, давай чаю!
— Штаны-то надень…
— Постой. Не до штанов. Семнадцать, восемнадцать… сорок копеек. Постой, постой… Касса взаимопомощи… Чтоб тебя разорвало! Ошибся! Не хватает! Вот горе-то, ей-богу!
Ровно через полмесяца железнодорожник заявил своей жене:
— Марья, штаны возле меня на лавку клади, как свисток услышишь, буди. Убью, если не разбудишь, на месте.
Спали тревожно, но никакого свистка не было. Платежный поезд прошел без свистка к 441-й версте.
Железнодорожник стоял у окошка и, тыча в него кулаком, ругал по матери и платежный поезд, и плательщика, и того, кто его послал, и туман, и 435-ю версту.
Заявил жене:
— Ну, он у меня обратно поедет, поймаю, он мне заплатит!
Ждал до 23 числа. Пять дней. И через 5 дней прошел обратно платежный поезд без малейшего свистка и остановки.
Железнодорожник побагровел, взял огрызок карандаша и написал письмо в «Гудок».
«Важно, благородно промелькнул наш желанный платило со скорым поездом. Остается смотреть вдаль, раскинув свои глазные пупыри на плоскогорье небесного свода, и ждать бесконечного предания самих себя обалдению.
Заступись за нас!»
«Гудок», 10 декабря 1924 г.