Комаров П. С. Избранное: Стихотворения, поэмы.
М.: Сов. Россия, 1982.
ЖИВАЯ ВОДА[править]
1[править]
Могу рассказать вам заранее,
С чего начинался вопрос:
Колдунью на общем собрании
У нас принимали в колхоз.
Лукерья Ильинишна Свечина —
По виду простая вдова,
Да только в притворстве замечена
И вещие знает слова.
Затеял дискуссию жаркую
По этому поводу сход:
Здесь шорник заспорил с дояркою,
А там с кузнецом пчеловод.
Погладив просторную лысину,
Задумался конюх Аким:
В уставе о том не написано,
Как быть с элементом таким.
В стране, мол, прошла реконструкция,
Прибрали к рукам кулака,
А есть о колдуньях инструкция
Иль все еще нету пока?
Москву запросить бы депешею,
Узнать бы, какой это класс,
Поскольку прислужники лешего
Давно не в почете у нас.
Глазами всех спорщиков меряя,
Сказал как отрезал кузнец:
— Мы сдали в архив суеверие,
И к делу пора наконец!..
— Постой! Торопиться не надобно, —
Ему возразила кума, —
Я видела всякие снадобья
У тетки Лукерьи сама.
Ушла из Лукерьиной хаты я,
И после неверных речей
Мне карлики снились брюхатые
Без малого девять ночей…
Тут сам председатель правления
С улыбкой привстал у стола:
— А может быть, их появлению
Другая причина была?
По части мороки Лукерьиной
Есть думка такая моя,
Что все это слух непроверенный
И больше пустого вранья.
Скрывать от народа ей нечего:
Две хрюшки, корова и дом,
Что в книге Госстраха отмечены, —
Все нажито честным трудом.
На этом собрании нынешнем
Я попросту ставлю вопрос:
Гражданку Лукерью Ильинишну
Принять и зачислить в колхоз.
Тебе же, Лукерья, советую
От всей большевистской души:
Живи не со старою метою.
Ходи веселей. Не греши.
Дорогу ты выбрала торную —
Артелью проложенный путь,
И воду свою наговорную
На вечные веки забудь…
Что дальше сказал предправления
Иван Тимофеич Седых,
Какие вносил предложения —
Она не слыхала в тот миг.
Сорвав полушалок и наголо
Тяжелые косы открыв,
Лукерья стояла и плакала…
А он объявил перерыв.
2[править]
Семнадцатый год исполняется
В Лукерьиной жизни с тех пор,
А ей и сейчас вспоминается
Тот вечер и тот разговор.
На память приходят нечаянно,
Лишь стоит взгрустнуть о вдовстве,
И давние слезы случайные,
И спор о ее колдовстве.
Ах, зря на деревне судачили!
Ведь в бабьем сиротстве она
Несчастье, кручину, удачу ли
Годами встречала одна…
Случилось, до снега до свежего
Охотники вышли в тайгу,
И муж ее зверя выслеживал,
Стреляя по нем на бегу.
Он гнал по распадку сохатого,
По травам сверяя следы,
И промысла ждал он богатого,
Да только дождался беды.
В ту пору, деревья ворочая,
Прошел за деревнею пал.
И муж не вернулся, как прочие,
А в самое пекло попал.
Его принесли обгорелого —
Рубаха дотла сожжена.
И свету невзвидела белого
Его молодая жена.
И стала Лукерья бобылкою
Устраивать бабье житье,
Утратив и молодость пылкую,
И счастье шальное свое.
Лишь в сердце, как искра последняя,
Мерцала и теплилась вновь
Ее непростая, наследная
И к птицам, и к травам любовь.
Она собирала по случаю
И приносила домой
Лесную ромашку пахучую
И скромный тимьян боровой.
Хранила пучки с повиликою,
Веснянку и мак берегла,
Как будто кручину великую
В их запахе спрятать могла.
А встретив линючего филина,
Она привязала его
К убогой березке-развилине
Напротив окна своего.
Вертелся он, кошкой мяукая…
Тогда и возникла молва,
Что будто бесовской наукою
Владеет бобылка-вдова.
И слухам вдова не перечила:
Пусть думают все, что она,
Лукерья Ильинишна Свечина,
Хоть этим на свете сильна.
Присловьем да бойкой побаскою
Лукерья пугала старух:
Иные крестились с опаскою
И к выходу пятились вдруг.
Но злое свое одиночество
Не скрасить, не скрыть от людей.
Бобылка!..
Ни званья, ни отчества
Как будто не стало у ней.
И травы, что в хате развесила,
И филин напротив окна —
Все было тоскливо, невесело,
Пустая забава одна.
На выгон пойдет за коровою,
На речку ли в утренний час, —
С ней лихо-недоля суровая
Встречается с глазу на глаз.
Как жить ей?..
И время ответило:
Взгляни на мирские дела, —
Приметишь, чего не приметила.
Отыщешь, чего не нашла.
3[править]
Ей звено огородное дали,
Добрых дел пожелав наперед.
И Лукерья, робея вначале,
На колхозный пошла огород.
Всюду веяло дымкою вешней,
На пригорках курилась земля,
И картавил скворец над скворешней,
В лад напеву крылом шевеля.
Птичий выговор, запах березки —
Все иным ей казалось уже,
Словно этой весны отголоски
Навсегда задержались в душе.
Ничего не забылось хотя бы
Из того, что забыть не дано…
Бабы ждут ее.
— Здравствуйте, бабы!
— С добрым утром! — сказало звено.
«С добрым утром…»
Ни взгляда косого,
Ни усмешки, замеченной вдруг,
Лишь обычное сказано слово,
А как будто теплее вокруг.
Значит, все для начала в порядке…
И она с огородным звеном
Под капусту готовила грядки,
Растирала для них чернозем.
В парниках огуречные лунки
Набивала привычной рукой, —
И тянулись они, как по струнке,
Из конца огорода в другой…
Не такой ли прошли вереницей
Дни высоких забот и тревог, —
Те, что в сердце могли заронить ей
Неприметный пока огонек?
Подожди, он еще разгорится:
Станет глазу и сердцу видней,
Что не зря она к людям стремится —
Люди тоже нуждаются в ней.
Вот идет председатель артели:
— Как, Ильинишна, твой огород? —
Разговоры заводит о деле
И надежный совет подает.
Агроном завернет мимоходом,
Вместе с нею пройдет между гряд,
И на всем они, радуясь всходам,
Остановят внимательный взгляд.
И расскажет она торопливо,
Как ее захватили дела,
Сколько разных подкормок, поливок
И прополок она провела.
А подруги заметят, кивая
На нее — будто так, невзначай:
— Боевая
У нас звеньевая,
Хоть куда со звеном назначай!..
«Ах, родные… Да разве могла бы
Прежде слышать я эти слова?
Ничего вы не знаете, бабы,
Как мне трудно бывало сперва;
Как боялась я вашей артели,
Как я долгих ночей не спала,
Как на зорьке вставала с постели
С той же думкой, с которой легла.
Как в те дни передумать хотелось
И свое и чужое житье,
Как в артели потом отогрелось
Зачерствевшее сердце мое…»
Эти мысли нахлынули разом…
Ты пока бережешь от подруг
Все, чем был растревожен твой разум,
Что когда-нибудь выскажешь вслух.
А сейчас ожидает работа —
Много дела еще впереди.
Ты зовешь и торопишь кого-то:
— Солнце — вон оно где, погляди!..
…Огород разрастается густо,
Он укропом и тмином пропах.
Спозаранку одела капуста
Сто зеленых и белых рубах.
Разбросав свои плети на воле,
Огурец между грядками лег,
И стручок перезрелой фасоли
Весь набит, как тугой кошелек.
Хмель украдкою влез на ограду,
Загляделся подсолнух в окно…
В этот год потрудилось как надо
Огородное бабье звено!
4[править]
Стежка пройдена…
Каждою жилкою
Вдруг ты чувствуешь, как во сне:
Не одна ты жила бобылкою
На отеческой стороне.
В каждой хате — своя печальница.
В каждой хижине — свой бобыль.
Было так.
И на том кончается
Стародавняя эта быль…
Ты однажды видала яблоню
Над обрывом, среди камней,
Всю в изломах, кривую, зяблую:
Ни листвы, ни цветов на ней.
Эта яблоня, что в расселине
Проросла на свою беду,
Вдруг потом, среди шумной зелени,
Краше всех зацвела в саду.
Видно, был тот садовник с опытом,
Что ее перенес в свой сад.
И плоды, в воздаянье хлопотам,
До земли на ветвях висят.
Шепчут листья на ней до вечера,
Будто радость в себе тая…
Может, в чем-то, Лукерья Свечина,
С нею схожа судьба твоя?
Годы те безвозвратно канули,
Навсегда отошли во мглу,
Что держали тебя капканами
В тараканьем твоем углу.
И теперь, как рассвету росному
Птицы здравицу пропоют, —
Ты идешь по селу колхозному,
Будто крылья тебя несут.
В каждой хате встают работники,
Общим делом увлечены, —
Трактористы, доярки, плотники,
Полеводы и чабаны.
Этот в кожухе, словно в панцире,
К сельской кузнице держит путь,
А другому с элекростанции
Надо в клуб провода тянуть.
Тот имеет дело с моторами,
Этот — с пасекой у реки.
Возле хаты-лаборатории
Собираются старики.
Дед — глава полевой инспекции —
У забора читает вслух
Объявленье о новой лекции
Кандидата сельхознаук.
Вон учитель проходит с книжкою,
А с учителем — детвора.
Вон завклубом за передвижкою
Покатил в район с утра…
Жизнь приносит, любого спрашивай,
И тепло и достаток в дом,
Если дружбой она украшена
И разумным людским трудом.
А в колхозе ведется искони:
Хоть забота у всех своя —
Люди стали друг другу близкими,
Как взыскательная семья.
Не ленись, да живи без корысти,
И тогда на селе любой
И печали твои и горести —
Все готов разделить с тобой.
Потому-то при жизни нынешней,
Только разум ее постиг,
Не жалела ты рук, Ильинишна,
Не щадила ты сил своих.
Отболело, прошло, отмучило
Все, с чем прежде жилось вдове:
Филин в школу попал на чучело,
А корова — на МТФ.
И мечтой, а не снами давними,
Ныне сердце твое зажглось,
Будто ветер, похлопав ставнями,
Все углы обошел насквозь.
Сколько раз в эти дни, припомни-ка,
Ты, оглядываясь назад,
Называла того садовника,
Что страну превращает в сад!..
5[править]
Проходил год за годом…
И премий всех
Сосчитать она не могла:
За работу в звене,
За осенний сев,
За другие свои дела.
И Лукерья дивилась потом сама,
Что ее за такую стать
Даже Карповна —
Кузнецова кума —
Перестала колдуньей звать.
Да и то поразмыслить:
Какой дурак
Вдруг поверил бы в колдуна,
Если землю он пашет на тракторах,
Если книга ему дана?
Это раньше бывало:
Сидишь в избе —
Домовой кряхтит за спиной,
В лес поехал —
Привидится леший тебе,
А в лесном ручье — водяной.
То хохочут они,
То свистят вослед,
То шуршат камышом в ночи.
Ни проезду от них, ни проходу нет,
Шаг шагнул — караул кричи…
Это было когда-то…
А нам дано
Породниться с другой судьбой.
Колдуны пролетели в трубу давно,
Всех чертей прихватив с собой.
Домовому, к примеру, какой резон
Жить в избе, где электросвет,
Где хозяин,
Забыв про еду и сон,
Ночь сидит над стопой газет.
От веселого шума речных турбин,
От задорного звона пил
Водяной ушел из своих глубин,
Леший шутки свои забыл.
Перемен в селе не охватит глаз,
А заглянешь чуть-чуть вперед —
Боевой да умелый растет у нас
Молодой колхозный народ.
У него и к труду привычна рука,
И в науке он стал горазд.
Он любому черту скрутит рога
И коленкой еще наддаст!
Неудача случится —
Ему не в счет,
Лишь бы сила была в руке:
Ведь не мертвая рядом вода течет,
А живая, как в роднике.
Даже Карповна это понять смогла,
А ведь ей под семьдесят пять.
И Лукерью она за ее дела
Перестала колдуньей звать.
1947—1949