М. Горький. Материалы и исследования.
М. —Л., Издание Академии Наук СССР, 1941
История Жана Вальжана, трогательно написанная Виктором Гюго в романе «Отверженные», почти повторилась с пермским каторжником Рябининым.
В 1873 году в Верхотурском уезде. Пермской губернии, на Вышноуткинском заводе была убита жена управляющего заводом* богатая женщина г-жа Соловьева. Убийцами ее оказались муж Соловьевой, экономка ее Лебедева и служащий завода, молодой человек, Пав. Вас. Рябинин. Их судили и суд приговорил: Лебедеву на 12 лет каторжных работ, а С. Соловьева и Рябинина по 10 лет. Соловьев умер в тюрьме, а Лебедева и Рябинин были отправлены на каторгу. Дорогой Рябинин встретил одного бродягу, с которым уговорились за 25 рублей перемениться именами. Бродяга, по имени Степан, пошел за Рябинина на каторгу, а Рябинин бежал.
Долго он скитался. Однажды ему пришла мысль вступить в секту «божьих странников», бегунов. Эту мысль Рябинин привел в исполнение. Вступив в секту, он переменил свое имя и стал зваться Александром Васильевичем. О побеге каторжника Рябинина было сообщено полиции всех городов, его искали, но он как говорится, словно в воду канул.
Время шло. Неглупый, развитой «Александр Васильевич» скоро познал правую веру «божьих странников» и стал начетником. Имя его делалось известным среди последователей секты. Александр Васильевич обзавелся собственностью: у него около Перми ватная фабрика, а в Данилове, Ярославской губернии, мукомольная мельница.
Прошло сорок лет. Александр Васильевич у бегунов достиг сана «патриарха всея Руси». Он — красивый старец с большой седой бородой. Около двух лет тому назад до Ярославской сыскной полиции дошло, что владелец мукомольной мельницы в Даниловском уезде — беглый каторжник. За ним следили, но задержать его не удавалось.
Недавно Александр Васильевич ехал из Ветлуги на одном из пароходов общества «Самолет». Он направлялся в Москву с несколькими лицами. Об этом узнал и. д. начальника Ярославского сыскного отделения Ф. А. Мамаев. Он с несколькими агентами сыскной полиции чтобы задержать Александра Васильевича, отправился на Ветку [Волгу? --В. Д.]. Александр Васильевич как-то узнал, что его ищут. Услышав стук в дверях своей каюты, он сразу почувствовал недоброе и, открыв окно каюты, пытался через него скрыться, но это не удалось. У окна стояли вооруженные агенты. Александру Васильевичу ничего не оставалось, как сдаться, что он и сделал, сознавшись, что он беглый с каторги Рябинин. Его арестовали и отправили в тюрьму.
[На полях вдоль газетной вырезки Алексей Максимович приписал чернилами]:
В первой половине 80-х годов А[лекса]ндр Вас[ильевич] бывал в Галиче, в Заволжье и в Н.-Новгороде у Головастиковых, Солонина, старухи Сироткиной. Петр Васильевич] рассказал мне эту историю в 93 или 4 годах.
Рябинин помер в тюрьме до суда. Защищать его должен был Павел Малянтович, который…
Пав. Вас. Рябинин — подчеркнуто красным карандашом.
Александром Васильевичем — подчеркнуто карандашом.
…стал начетчиком… — «начетник» вместо начетчика,
«Патриарх всея Руси» у «бегунов» (?) — домыслы неосведомленного газетного работника.
Мое личное впечатление от встречи с ним в 83—5 годах у Салабанова, Головастикова,
Рассказ Сироткиной в 94—5 годах.
Уголовный сыщик Яков Як[овлевич] Котельников, сын известного в Н[ижнем] купца Якова Вас[ильевича] Кот[ельникова] «несчастного банкрота»; его слежка за «кораблем» Болотовой; встреча его с «Петром Васильевичем» и Рябининым в Дивеевском монастыре, кутеж с монахинями, изнасилование слепой послушницы Яковом, — пьяным, его самоубийство.
| Вполне допустимо, что слепую изнасиловал Петр В[асильевич] или Р[ябинин], а Яшку — они запугали, убедив его, что сделал это он. | В[асилий] В[асильевич] Розанов кажется слышал об этом, будучи в монастыре, или от кого то из нижегородцев. |
| Рассказ следователя Святухина А[лександру] И-вановичу] Ланину. | |
| Мои попытки познакомиться с «патриархом» в 901 году. «Патриархом» его никто не именовал. | |
| Поездка по Ветлуге, в Воскресенское; встреча на пароходе с Пахомием. «Тропа над пропастью уныния души». Найти «стих». | |
| Спор с В[ладимиром] Г[алактионовичем] Короленко в трактире Травкина о законности — естественности — суеверий, о «эклектизме» рус[ского] сектантства, мистического — особенно. | В[ладимиру] Г[алактионовичу] надобно написать: не помнит ли он нашего собеседника — как звали и откуда. |
Дело скопцов и князь Ал[ексан]др Урусов у Ланина, — неожиданное открытие связи Рябинина — Устинова со скопцами.
Распутство Болотовой, убийство ее, в магазине в 2 ч[аса] дня, в Воскр[есенье]. Странно: магазин помещался под городской читальней — мимо двери и окон его в читальню прошло, наверное, много людей — день праздничный — никто не заметил трупа до 5 ч[асов] вечера. При таких же обстоятельствах — убийство менялы, скопца.
Уголовный сыщик, еврей Герман. Около[до]чный Эске. Тюремный инспектор Топорков и г-жа Каспари — отсюда какая то связь с «кораблем» Болотовой через Устинова и возможность знакомства с нею Рябинина.
Святухин, его рассказы перед смертью, убеждение, что его «отравили сектанты», за «дело Болотовой». Маниакальное настроение. Темная история Устинова. Не одно ли это лицо с Рябининым?
Впечатление Малянтовича.
Гудим-Левкович, член Ниж[егородского] окр[ужного] суда; спросить — не председательствовал ли в уголовном отделении?
Достать след[ственное] произ[водство] по делу Болотовой и менялы.
Просить Мал[янтовича] достать копию обвин[ительного] акта по делу Рябинина и копию его показаний.
Привычка потирать руки так крепко, что кости трещат. «Глаза в бороду», «Домик для души». «Было тело, да время съело». Поиски «неведомого слова». Словарь Даля: «книга вредная — оголяет мысли».
А. С. Пругавин. Ошибается. Всё «бесталанно». Брат его, Виктор, был даровитый.
Сочинения Иринея. Иречек «История Болгарии», — о богомилах.
Прохоров: Помолюсь в тишине ночной
Господу богу,
Шутка!
Чтоб он не шутил со мной,
А помог немного…
Что ведь надобно мне?
Только отдохнуть бы
Не надо это.
Только бы ? Как?
Мои грустные — тяжелые. — Судьбы?
Напечатай четверостишие на машинке, а бумажку возврати, не потеряй! А[лексей].
Абзац, начинающийся словами Вполне допустимо подчеркнут красным карандашом, первая заметка на полях — синим.
Найти «стих» — приписано в строку красным карандашом.
Заметки на полях написаны другими чернилами и пером, чем основной текст.
Со слова Впечатление и кончая словами уголовном отделении зачеркнуто красным и синим карандашами.
О Пругавиных написано красным карандашом.
Фраза, начинающаяся словами Сочинения Иринея, написана синим карандашом.
Первое четверостишие обведено красным карандашом со стрелкой к заметке для переписчицы, второе — зачеркнуто. Оба четверостишия и фамилия Прохоров на полях написаны простым карандашом.
Последний абзац написан красным карандашом.
Артамоновы.
Вялов — спит, ухо прижато к земле, как будто слушает шопот ее.
Шум в рабочем поселке — земля сердито ворчит. Пьеса
— Чужим грехом праведность искупаешь.
— Пожар событие кратковременное, а мои чувства на всю жизнь.
Я. Н. Я., человек тоже интелл[игентный], газету Р[усское] С[лово] читаю, в театр хожу, хотя и по контромаркам [?], но
Вымысел правдоподобнее действительности.
«Вы не рассказывайте мне несуществующие факты».
Жизнь угрожает событиями.
Рабочие теряли лицо, становились безличн[ыми] и примеривались как бы к единоборству.
— Портим народ мы.
— Чего?
— Народ, говорю, портится на фабрике.
— Это — дело не наше. Это, брат, скажем, дело попов или кого там.
Мать любят всегда меньше, чем чужую женщину, это, может быть, такое извращение, но вероятнее, что это некий биологический «императив».
Варили щи из топора,
Но миновала та пора.
Листок блокнота среднего размера, но большего, чем №№ 5—7; на обороте только со слов: «Мать любят всегда… На обороте же вдоль листка: Варили щи...
Пьеса — слово написано крупно красным карандашом.
Чужим грехом... — написано синим карандашом. Написан синим же карандашом абзац, начинающийся словами: Рабочие теряли лицо…
…и по контромаркам, но — осталось недописанным.
Большая часть текста этого листка зачеркнута или перечеркнута накрест синим и красным карандашами. Остались незачеркнутыми только: слово Пьеса, фразы со слова — Пожар… и кончая словом — но; и фразы: „Вы не рассказывайте мне...“ и Жизнь угрожает событиями. Зачеркнутое, очевидно, Алексей Максимович считал уже использованным.
В с. Елшанке, Саратовского уезда, существует давнишний обычай — в праздник „Девятой пятницы“ выходить в поле для молебствия. Среди икон и хоругвей несут и особого истукана, представляющего собой мужскую фигуру, грубо высеченную из дерева. Целый год этот истукан валяется на колокольне среди пыли и птичьего помета. А накануне „Девятой пятницы“ его выносят, чистят» приготовляя для праздничного молебствия. В день молебствия перед ним ставят деревянную чашку, в которую усердные прихожане щедро сыплют медяки за молебствие.
Наиболее же ревностные увешивают идола платками, кусками холста, полотна и тому подобными приношениями, идущими в пользу духовенства. По окончании молебствия истукан снова запирается в колокольню, где и остается до будущего года.
Когда духовенство, пытаясь бороться с обычаем, не выносило истукана в поле, прихожане, по словам «Саратовского листка», не только не платили денег за молебен, но даже и не посещали его.
Ценность для М. Горького этой газетной заметки, видимо, в ее деталях религиозного быта провинции.
Воспроизводя ниже рукописные заготовки М. Горького, мы не проводим никакой их систематизации, так как для нее нет убедительных оснований, ограничившись только тем, что написанные на одного типа бумаге мы ставим рядом (№№ 5—7 на цельных листках одного блокнота).
"Живу как блуждающий пустынник палимый солнцем и даже плоше этого.
«Кругом фиаско».
«Моя очистка совести способом убийства».
"Дом их занимал видную позицию в разных сферах города.
"Вообще я отношусь к людям тепло, прощаю им все недостатки. Живите, если хочется!
«Патентованными насильниками я считаю только врагов своих» но конкурировать с ними в злобе — не стремлюсь. Зачем же?
«Случай, о к[ото]р[ом] я хочу расск[азать], замечателен во многих отно[шениях], но главное тем, что он безукоризненно <одно слово нрзб. — объясняет? — В. Д.> совершенное бескорыстие мое и простоту души.
Я страдаю полной атрофией чувства тщеславия и тому подобных.
Опыт самообладания,
Это был молодой человек с лицом, напоминающий! аскета, в приличном костюме.
Человек кричащей наружности, с бородой, из тех лиц, которые встретившись однажды не забываются навсегда.
Его взгляд приковывал внимание. Похож на ковбоя, и было видно, что разбираясь в теориях, он умело владел и оружием.
Тип, усиливающий реакцию.
Извозчик с бешеной силой погнал лошадь.
Кутежины ество [естество? --В. Д.] — широкое.
Кутята — кутилы,
Не мозги, а телячьи котлеты.
Листок блокнота среднего размера, записанный на обеих сторонах; оборотная сторона листка со слов — Я страдаю…
Я признаю себя возможным к существованию.
Я, конечно, желал растворить ворота моей карьеры.
Поскакал черный конь реакции.
Хотя я причислен судьбой к мещанам, которых вы описываете недоброжелательно.
Свистогонный храп.
Умереть всякий может.
Листок, вырванный из того же блокнота, что и № 5; записан только на одной стороне, наполовину. Над словами черный конь реакции надписано сверху — красная лошадь.
Парикмахер обязан быть человеком интеллигентным. С других артистов этого не спрашивается, но ежели ты занимаешься приведением в благородный порядок человеческую голову…
Листок того же блокнота, что и №№ 5 и 6; записан только в верхней части одной стороны.
В рукописи: челоческую голову. Перед словами человеческую голову зачеркнуто слово — липа,
„ — Позвольте заверить, что это не тема, а — факт“. Что в чертей вы, конечно, не верите, это мне понятно, — сам не верю.
Испанец.
Рыцарь-Сорванец.
Позвольте вам объяснить, что все это не верно.
Таракан — муравей.
— Не может того быть, чтоб таких людей много было.
— Говорит чорт е знает на каком языке.
— Язык у них наверно свой.
— Вроде как у черемисов.
Листок блокнота меньшего размера и худшей бумаги, чем №№ 5—7. Записан полностью с одной стороны, очевидно, в один прием.
После этого я окончательно усумнился в значении жизни. Навсегда усумнился. И в другой раз через себя перепрыгнуть уже нельзя.
Кусок листка блокнота той же бумаги, что и № 8, но другого размера.. Записан с одной стороны.
В последние годы жизни Серафима Саровского его часто посещала мать А. И. Ланина, ей было в ту пору около 20-и, а в. год смерти С[ерафима] — 22. Вот что рассказывал с ее слов. А[лександр] И[ванович]:
Кусок листка блокнота большого формата; текст на одной стороне. По-отрезу куска видно, что текст был и дальше, — очевидно рассказ А. И. Ланина..
К др.
— Даже совершенно нельзя понять — чего мне хочется!
— Ты что? Очумел?
См. вопр.
— Ты зачем руку за пазуху суешь?
— М-может ты вещь какую государственную спрятала, я должен досмотреть.
— Я бы такой закон уставил — прибрать всех баб в одни руки и выдавать их, кто какую заслужил, тому на срок на подержание, даб не привыкали к ним. А под старость лет… ну, там само окажется куда старух. Тоже и с вином: в будни пить вино не позволять. Табак. Эх, я бы
— Я тебе какие хошь законы составляю, а, вот, как ты мена исполнять их заставишь?
— Коли есть твердый закон — тоды правды не надобно.
— Стерьва несознающая.
Следовало бы тебя распять, как, примерно, ваш брат Х[риста] распял, да твое счастье — есть у нас дело важнее шуток. И — пошел вон!
Полулист почтовой бумаги, почти полностью записанный с обеих сторон. К др[угому? угой? аме?]; См[отри?] вопр[ос]? — Возможно, заметки, устанавливавшие отношение данного листка к другим.
На всех улицах памятники ставят сами себе и знакомым, так что столица на кладбище стала похожа и угрожает возможность, что скоро уж из-за этих памятников на лошадях ездить невозможно будет.
Отомстил господь за муки и распятие сына своего.
Всех оправдать хотят, не понимая, что без виноватого человека жить невозможно.
Обязательно должны быть виноватые и чтобы они кого-нибудь боялись. Без страха — жизнь не может быть.
Узкий кусок линованной писчей бумаги; текст на одной стороне. Вм. слова столица первоначально написано было и зачеркнуто — городах в оригинале осталось неисправленным — „на кладбища стали похожи“.
Хотят устроить так, чтоб не было виноватых людей. Я — прав, он — тоже — прав, ну, и вы — тоже. Так вы теперь скажите: о чем люди будут говорить, если все правы, — ну?
Клочок писчей линованной в клетку бумаги; клетка другого типа, чем на бумаге № 12.
…о чем люди будут говорить... — фраза была первоначально построена так: о чем будем мы...
Школу же пришлось закрыть, ибо учителя съели волки, причем он оказался женщиной и даже старухой.
Относительно И. К. К. было известно, что он пил и в качестве закуски употреблял помидоры, а супруга его имела роман с каким-то незнакомым человеком.
С внешней стороны этот факт похож на выдумку, но в те годы бывали факты и хуже, и многозначительнее, потому что всестороннее стеснение свободы чувств и действий заставляло человека жить внутрь себя. В городе Горбатове телефонист съел шерстяной чулок дочери местного исправника, барышни очень милой и образованной. Хотя рассказал мне это земский статистик, но он был человек, заслуживающий полного доверия.
Губернатор — Баумгартен.
Розенгартен.
Кусок листа писчей бумаги в размер почтовой: на обороте листа записаны только три строки.
После слов и даже старухой красным карандашом проведены две черточки такие же черточки повторены перед словами — с внешней стороны… Таким образом, рассказы об учителе, съеденном волками, и о телеграфисте связаны в одно целое.
После слов — роман с каким-то зачеркнуты слова — бывшим капиталистом, неиз. После слов жить внутрь себя — зачеркнуто: Мне рассказывали, что
Самое исключительное в революции это — оборот назад к свободе торговли и вообще к свободам, кроме слова. Кроме» потому что я закоренелый противник свободы слова и никогда ничего хорошего от нее не видел, только оскорбление всего сущего.
Продолговатый кусок писчей линованной бумаги; записан с одной стороны; на обороте — только цифры: 85/68/17 Возможно, определение своего возраста в те годы, когда видел Рябинина.
По совести сказать — в газетах и вообще в литературе пишут правильно: старикам в этой жизни уюта нет и пора им переезжать в потусторонние местности.
Продолговатый кусок (более широкий, чем № 14) линованной писчей бумаги; заполнена текстом только верхняя часть одной стороны. Вместо слова уюта было — зачеркнутое — места.
За достоверность этого рассказа я не могу ручаться.
Клочок писчей линованной бумаги; текст — на одной стороне.
Громов. Представьте себе жизнь мою: был красив, не глуп, с 22 лет шел церемониальным маршем, парадно перед людьми шел. Женщины любили, трижды был богат. Приобрел привычки и вдруг — вот — е!
Ударяет себя по ноге и, вздрогнув, морщится. На одыой недалеко уйдешь. И привычка обратилась в пороки.
Почти квадратный кусок клетчатой бумаги; текст на одной стороне.
Фраза — Женщины любили… у М. Горького оставлена без запятой; запятая после слова любили поставлена мной, может быть, и не там, где поставил бы автор.
Фраза — Ударяет себя… морщится заключена в рукописи в квадратные скобки.
В последней фразе после и зачеркнуто: одна, после в — зачеркнуто недо[статок].
К. д. людей.
Нижняя часть города гордится дураком. Верхняя создает дурака своими силами.
— Я страдаю интуицией. Это болезнь редчайшая и неизлечимая. За всю жизнь истории, м[ожет] б[ыть], только двое страдали ею — Николай Чудотворец и Наполеон Бонапарт. Я — третий.
— Для бога живем, для государя живем, а когда же мы, Никодим Васил[ьевич], для собственного удовольствия жить будем?
Кусок клетчатой писчей бумаги; текст на обеих сторонах.
К. д. людей — неясное сокращение.
После слов только двое зачеркнуто — я третий.
Губернатор у нас был штатский старичок необыкновенной бодрости и с большим притяжением к женскому полу. Идет, эдак, стройно, пряменько, а усмотрит даму и кандидатку в эту роль, сейчас у него правая ножка заиграет, начнет, эдак, превесело пространство загребать. И, знаете, как будто на одной ножке идет.
Небольшой кусок листа клетчатой писчей бумаги; текст на одной стороне листа.
— Вы — монархист.
— Да, я монархист и ничем другим быть не могу. Это у меня биологическое,
Дальше:
— Разумеется, я вижу, что в России уже нет места для осуществления моей идеи, для моей веры.
— Большевиков я знаю, не только потому, что очень потерпел от них. Нет, я познакомился с некоторыми из них здесь, за границей. Скажу прямо: по своему духовному строю это такие же люди, как я, они тоже биологически не могут, не способны быть иными. Это — другой тип. Люди крайне интересные и, сколь это ни странно, они вызывают уважение к себе. Странные люди: и русские, и чужие.
Кусок листка блокнота, в отличие от других листков, не обрезанный тщательно, а оборванный снизу по чистому; записан с одной стороны.
Фраза — они вызывают уважение — первоначально была построена так; мне они внушают уважение.