М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах
М., ГИХЛ, 1953
Том 27. Статьи, доклады, речи, приветствия (1933—1936)
Итак — первый всеобщий съезд литераторов Союза Советских Социалистических Республик и областей кончил свою работу. Работа эта оказалась настолько значительной и разнообразной, что сейчас, в заключительном слове, я могу только внешне очертить ее глубокий смысл, могу отметить только наиболее существенное из того, что ею обнаружено. До съезда и в начале его некоторые и даже, кажется, многие литераторы не понимали смысла организации съезда. «Зачем он? — спрашивали эти люди. — Поговорим, разойдемся, и все останется таким, как было». Это — очень странные люди, и на съезде их справедливо назвали равнодушными. Глаза их видят, что в нашей действительности кое-что еще остается «таким, как было», но равнодушию их не доступно сознание, что остается лишь потому, что у пролетариата, хозяина страны, не хватает времени окончательно разрушить, уничтожить эти остатки. Эти люди вполне удовлетворены тем, что уже сделано, что помогло им выдвинуться вперед, на удобные позиции, и что укрепило их природное равнодушие индивидуалистов. Они не понимают, что все мы — очень маленькие люди в сравнении с тем великим, что совершается в мире, не понимают, что мы живем и работаем в начале первого акта последней трагедии трудового человечества. Они уже привыкли жить без чувства гордости смыслом личного бытия и заботятся только о том, чтоб сохранить тусклую светлость, тусклое сиятельство своих маленьких, плохо отшлифованных талантов. Им непонятно, что смысл личного бытия — в том, чтобы углублять и расширять смысл бытия многомиллионных масс трудового человечества. Но вот эти миллионные массы прислали на съезд своих представителей: рабочих различных областей производства, изобретателей, колхозников, пионеров. Перед литераторами Союза Социалистических Советов встала вся страна, — встала и предъявила к ним — к их дарованиям, к работе их — высокие требования. Эти люди — великое настоящее и будущее Страны Советов.
Прерывая наши беседы,
Блеском невиданных дел слепя,
Они приносили свои победы —
Хлеб, самолеты, металл —
себя, —
Себя они приносили как тему,
Как свою работу, любовь, жизнь.
И каждый из них
звучал, как поэма,
Потому что в каждом
гремел большевизм.
Сырые, поспешно сделанные строки стихов Виктора Гусева правильно отмечают смысл события: еще раз победоносно прогремел гром большевизма, коренного преобразователя мира и предвестника грозных событий во всем мире. В чем вижу я победу большевизма на съезде писателей? В том, что те из них, которые считались беспартийными, «колеблющимися», признали, — с искренностью, в полноте которой я не смею сомневаться, — признали большевизм единственной боевой руководящей идеей в творчестве, в живописи словом. Я высоко ценю эту победу, ибо я, литератор, по себе знаю, как своевольны мысль и чувство литератора, который пытается найти свободу творчества вне строгих указаний истории, вне ее основной, организующей идеи. Отклонения от математически прямой линии, выработанной кровавой историей трудового человечества и ярко освещенной учением, которое устанавливает, что мир может быть изменен только пролетариатом и только посредством революционного удара, а затем посредством социалистически организованного труда рабочих и крестьян, — отклонения от математически прямой объясняются тем, что наши эмоции — старше нашего интеллекта, тем, что в наших эмоциях много унаследованного и это наследство враждебно противоречит показаниям разума. Мы родились в обществе классовом, где каждому необходимо защищаться против всех, и многие входят в бесклассовое общество людьми, из которых вытравлено доверие друг к другу, у которых вековою борьбой за удобное место в жизни убито чувство уважения и любви к трудовому человечеству, творцу всех ценностей. У нас не хватает искренности, необходимой для самокритики, мы показываем слишком много мелкой мещанской злости, когда критикуем друг друга. Нам все еще кажется, что мы критикуем конкурента на наш кусок хлеба, а не товарища по работе, которая принимает все более глубокое значение возбудителя всех лучших революционных сил мира. Мы, литераторы, работники искусства наиболее индивидуального, ошибаемся, считая наш опыт единоличной собственностью, тогда как он — внушение действительности и — в прошлом — очень тяжелый дар ее. В прошлом, товарищи, ибо все мы уже видели и видим, что новая действительность, творимая партией большевиков, воплощающей разум и волю масс, — новая действительность предлагает нам дар прекрасный — небывалый дар интеллектуального цветения многих миллионов рабочего люда. Я напомню замечательную речь Всеволода Иванова, речь эта должна остаться в нашей памяти как образец искренней самокритики художника, мыслящего политически. Такого же внимания заслуживают речи Ю. Олеши, Л. Сейфуллиной и многих других. Года два тому назад Иосиф Сталин, заботясь о повышении качества литературы, сказал писателям-коммунистам: «Учитесь писать у беспартийных». Не говоря о том, научились ли чему-либо коммунисты у художников беспартийных, я должен отметить, что беспартийные не плохо научились думать у пролетариата. (Аплодисменты.)
Однажды в припадке похмельного пессимизма Леонид Андреев сказал: «Кондитер — счастливее писателя, он знает, что пирожное любят дети и барышни. А писатель — плохой человек, который делает хорошее дело, не зная для кого и сомневаясь, что это дело вообще нужно. Именно поэтому у большинства писателей нет желания обрадовать кого-то, и хочется всех обидеть». Литераторы Союза Советских Социалистических Республик видят, для кого они работают. Читатель сам приходит к ним, читатель называет их «инженерами душ» и требует, чтоб они организовали простыми словами в хороших, правдивых образах его ощущения, чувствования, мысли, героическую его работу. Такого плотного, непосредственного единения читателя с писателем никогда, нигде не было, и в этом факте — трудность, которую мы должны преодолеть, но в этом факте наше счастье, которое мы еще не научились ценить. Так же, как и культуры братских нам республик, национальные по формам, остаются и должны быть социалистическими по существу, — наше творчество должно остаться индивидуальным по формам и быть социалистически ленинским по смыслу его основной, руководящей идеи. Смысл этот — освобождение людей от пережитков прошлого, от внушения преступной и искажающей мысль и чувство классовой истории, — истории, воспитывающей людей труда — рабами, интеллигентов — двоедушными или равнодушными, анархистами или ренегатами, скептиками и критиками или же примирителями непримиримого. В конце концов съезд дает право надеяться, что отныне понятие «беспартийный литератор» останется только формальным понятием, внутренне же каждый из нас почувствует себя действительным членом ленинской партии, так прекрасно и своевременно доказавшей свое доверие к чести и работе литераторов беспартийных разрешением всесоюзного съезда.
На этом съезде нами выданы многомиллионному читателю и правительству большие векселя, и, разумеется, теперь мы обязаны оплатить векселя честной, добротной работой. Мы сделаем это, если не забудем подсказанное нам выступлениями наших читателей — и в их числе детей наших, — не забудем, как огромно значение литературы в нашей стране, какие разнообразно высокие требования предъявлены нам. Мы не забудем этого, если немедля истребим в своей среде все остатки групповых отношений, — отношений, которые смешно и противно похожи на борьбу московских бояр за местничество — за места в боярской думе и на пирах царя ближе к нему. Нам следует хорошо помнить умные слова товарища Сейфуллиной, которая правильно сказала, Что «нас слишком скоро и охотно сделали писателями». И не нужно забывать указания товарища Накорякова, что за 1928—1931 годы мы дали 75 процентов книг, не имеющих права на вторые издания, то есть очень плохих книг. «Вы понимаете, сколько же мы издавали лишнего, сколько лишних затрат сделали, не только материальных, но и духовных затрат нашего народа, наших творцов социализма, которые читали серую, плохую, а иногда и халтурную книгу. Это не только ошибка писательского коллектива, но это также одна из грубейших ошибок издательского дела». Конец последней фразы товарища Накорякова я считаю слишком мягким и любезным.
Всем, что сказано, я обращался к литераторам всего съезда и, значит, — к представителям братских республик. У меня нет никаких причин и желаний выделять их на особое место, ибо они работают не только каждый на свой народ, но каждый — на все народы Союза Социалистических Республик и автономных областей. История возлагает на них такую же ответственность за их работу, как и на русских. По недостатку времени я мало читаю книг, написанных литераторами союзных республик, но и то малое, что прочитано мною, внушает мне твердую уверенность, что скоро мы получим от них книга, замечательные по новизне материала и по силе изображения. Разрешите напомнить, что количество народа не влияет на качество талантов. Маленькая Норвегия создала огромные фигуры Гамсуна, Ибсена. У евреев недавно умер почти гениальный поэт Бялик и был исключительно талантливый сатирик и юморист Шолом Алейхем, латыши создали мощного поэта Райниса, Финляндия — Эйно-Лейно, — нет такой маленькой страны, которая не давала бы великих художников слова. Я назвал только крупнейших и далеко не всех, и я назвал писателей, родившихся в условиях капиталистического общества. В республиках народов, братских нам, писатели рождаются от пролетариата, а на примере нашей страны мы видим, каких талантливых детей создал пролетариат в краткий срок и как непрерывно он создает их. Но я обращаюсь с дружеским советом, который можно понять и как просьбу, к представителям национальностей Кавказа и Средней Азии. На меня, и — я знаю — не только на меня, произвел потрясающее впечатление ашуг Сулейман Стальский. Я видел, как этот старец, безграмотный, но мудрый, сидя в президиуме, шептал, создавая свои стихи, затем он, Гомер XX века, изумительно прочел их. (Аплодисменты.)
Берегите людей, способных создавать такие жемчужины поэзии, какие создает Сулейман. Повторяю: начало искусства слова — в фольклоре. Собирайте ваш фольклор, учитесь на нем, обрабатывайте его. Он очень много дает материала и вам и нам, поэтам и прозаикам Союза. Чем лучше мы будем знать прошлое, тем легче, тем более глубоко и радостно поймем великое значение творимого нами настоящего. Речи на заседаниях съезда и беседы вне зала заседаний обнаружили единство наших чувств и желаний, единство целеустремленности и обнаружили недопустимо малое знакомство наше с искусством и вообще с культурой братских республик. Если мы не хотим, чтоб погас огонь, вспыхнувший на съезде, мы должны принять все меры к тому, чтоб он разгорелся еще ярче. Необходимо начать взаимное и широкое ознакомление с культурами братских республик. Для начала нужно бы организовать в Москве «Всесоюзный театр», который показал бы на сцене, в драме и комедии, жизнь и быт национальных республик в их историческом прошлом и героическом настоящем. (Аплодисменты.) Далее: необходимо издавать на русском языке сборники текущей прозы и поэзии национальных республик и областей, в хороших переводах. (Аплодисменты.) Нужно переводить и литературу для детей. Литераторы и ученые национальных республик должны написать истории своих стран и государств, — истории, которые ознакомили бы народы всех республик друг с другом. Эти истории народов Союза Советских Социалистических Республик послужат очень хорошим средством взаимного понимания и внутренней, идеологической спайки всех людей семи республик.
Это взаимопонимание, это единство сил необходимы не только для всех людей Союза республик, — они необходимы как урок и пример для всего трудового народа земли, против которого старый его враг, капитализм, организуется под новой личиной — фашизма. Хорошим, практическим приемом освещения культурных связей и деловых взаимозависимостей Союза наших республик может послужить коллективная работа над созданием книги «Дела и люди двух пятилеток». Книга эта должна показать рабочей силе Союза Советских Социалистических Республик в форме очерков и рассказов результаты ее труда и факты культурно-воспитательного влияния труда на людей, на рост разума и. воли единиц, на освобождение их из узких границ мещанского индивидуализма собственников, на воспитание в условиях коллективного труда новой, социалистической индивидуальности, — показать спираль, по которой мы идем вперед и восходим все выше. Участие в этой работе совершенно необходимо для литераторов всех братских республик, всех областей. Мы находимся еще в той стадии развития, когда нам следует убеждать самих себя в нашем культурном росте. Из всего, что говорилось на съезде, наиболее существенно и важно то, что многие молодые литераторы впервые почувствовали свое значение и ответственность перед страной и поняли свою недостаточную подготовленность к работе. Коллективные работы над созданием книг, освещающих процессы грандиозного труда, изменяющего мир и людей, послужат для нас прекрасным средством самовоспитания, самоукрепления. При отсутствии серьезной, философской критики, так печально показанной фактом немоты профессиональных критиков на съезде, нам необходимо самим приняться за самокритику не на словах, а на деле, непосредственно в работе над материалом.
К методу коллективного труда литераторов товарищ Эренбург отнесся скептически, опасаясь, что метод такой работы может вредно ограничить развитие индивидуальных, способностей рабочей единицы. Товарищи Всеволод Иванов и Лидия Сейфуллина, возразив ему, мне кажется, рассеяли его опасения.
Товарищу Эренбургу кажется, что прием коллективной работы — это прием работы бригадной. Эти приемы не имеют между собой иного сходства, кроме физического: в том и другом случае работают группы, коллективы. Но бригада работает с железобетоном, деревом, металлом и т. д., всегда с определенно однообразным материалом, которому нужно придать заранее определенную форму. В бригаде индивидуальность может выявить себя только силою напряжения своей работы.
Коллективная работа над материалом социальных явлений, работа над отражением, изображением процессов жизни, — среди коих, в частности, имеют свое место и действия ударных бригад, — это работа над бесконечно разнообразными фактами, и каждая индивидуальная единица, каждый писатель имеет право выбрать для себя тот или иной ряд фактов сообразно его тяготению, его интересам и способностям. Коллективная работа литераторов над явлениями жизни в прошлом и настоящем для наиболее, яркого освещения путей в будущее имеет некоторое сходство с работой лабораторий, научно-экспериментально исследующих те или иные явления органической жизни. Известно, что в основе всякого метода заложен эксперимент, — исследование, изучение — и этот метод в свою очередь указывает дальнейшие пути изучения.
Я имею смелость думать, что именно метод коллективной работы с материалом поможет нам лучше всего понять, чем должен быть социалистический реализм. Товарищи, в нашей стране логика деяний обгоняет логику понятий, вот что мы должны почувствовать.
Моя уверенность в том, что этот прием коллективного творчества может дать совершенно оригинальные, небывало интересные книги, такова, что я беру на себя смелость предложить такую работу и нашим гостям, отличным мастерам европейской литературы. (Аплодисменты.)
Не попробуют ли они дать книгу, которая изобразила бы день буржуазного мира? Я имею в виду любой день: 25 сентября, 7 октября или 15 декабря, это безразлично. Нужно взять будничный день таким, как его отразила мировая пресса на своих страницах. Нужно показать весь пестрый хаос современной жизни в Париже и Гренобле, в Лондоне и Шанхае, в Сан-Франциско, Женеве, Риме, Дублине и т. д., и т. д., в городах, деревнях, на воде и на суше. Нужно дать праздники богатых и самоубийства бедных, заседания академий, ученых обществ и отраженные хроникой газет факты дикой безграмотности, суеверий, преступлений, факты утонченности рафинированной культуры, стачки рабочих, анекдоты и будничные драмы — наглые крики роскоши, подвиги мошенников, ложь политических вождей, — нужно, повторяю, дать обыкновенный, будничный день со всей безумной, фантастической пестротой его явлений. Это — работа ножниц гораздо более, чем работа пера. Разумеется, неизбежны комментарии, но мне кажется, что они должны быть так же кратки, как и блестящи. Но факты должны комментироваться фактами, и на этих лохмотьях, на этом рубище дня комментарий литератора должен блестеть, как искра, возжигающая пламя мысли. В общем же нужно показать «художественное» творчество истории в течение одного какого-то дня. Никто никогда не делал этого, а следует сделать! И если за такую работу возьмется группа наших гостей — они, конечно, подарят миру нечто небывалое, необыкновенно интересное, ослепительно яркое и глубоко поучительное. (Аплодисменты.)
Организующей идеей фашизма служит расовая теория, — теория, которая возводит германскую, романскую, латинскую или англосаксонскую расу как единственную силу, будто бы способную продолжать дальнейшее развитие культуры, — «чистокровной» расовой культуры, основанной, как это известно, на беспощадной и все более цинической эксплуатации огромного большинства людей численно ничтожным меньшинством. Это численно ничтожное меньшинство ничтожно и по своей интеллектуальной силе, растраченной на измышление приемов эксплуатации людей труда и сокровищ природы, принадлежащих людям труда. От всех талантов капитализма, когда-то игравшего положительную роль организатора цивилизации и материальной культуры, современный капитализм сохранил только мистическую уверенность в своем праве власти над пролетариатом и крестьянством. Но против этой мистики капиталистов история выдвинула реальный факт — силу революционного пролетариата, организуемого несокрушимой и неугасимой, исторически обоснованной, грозной правдой учения Маркса — Ленина, выдвинула факт «единого фронта» во Франции и еще более физически ощутимый факт — союз пролетариата Советских Социалистических Республик. Перед силою этих фактов ядовитый, но легкий и жиденький туман фашизма неизбежно и скоро рассеется. Туман этот, как мы видим, отравляет и соблазняет только авантюристов, только людей беспринципных, равнодушных, — людей, для которых «все — все равно» и которым безразлично, кого убивать, — людей, которые являются продуктами вырождения буржуазного общества и наемниками капитализма для самых подлых, мерзких и кровавых его деяний.
Основной силой феодалов капитализма является оружие, которое изготовляет для него рабочий класс, — ружья, пулеметы, пушки, отравляющие газы и все прочее, что в любой момент может быть направлено и направляется капиталистами против рабочих. Но недалеко время, когда революционное правосознание рабочих разрушит мистику капиталистов.
Однако они готовят новую всемирную бойню, организуют массовое истребление пролетариев всего мира на полях национально-капиталистических битв, цель которых — нажива, порабощение мелких народностей, превращение их в рабов Африки — полуголодных животных, которые обязаны каторжно работать и покупать скверные, гнилые товары только для того, чтоб короли промышленности накопляли жирное золото — проклятие трудового народа, — золото, ничтожными пылинками которого капиталисты платят рабочим за то, что они сами на себя куют цепи, сами против себя вырабатывают оружие.
Вот перед лицом каких острых соотношений классов работал наш всесоюзный съезд, вот накануне какой катастрофы будем продолжать работу нашу мы, литераторы Союза Советских Социалистических Республик! В этой работе не может быть и не должно быть места личным пустякам. Революционный интернационализм против буржуазного национализма, расизма, фашизма — вот в чем исторический смысл наших дней. Что мы можем сделать? Мы уже сделали кое-что. Нам неплохо удается работа над объединением всех сил радикальной, антифашистской интеллигенции, и мы вызываем к жизни пролетарскую, революционную литературу во всех странах мира. В нашей среде присутствуют представители почти всех литератур Европы. Магнит, который привлек их в нашу страну, — не только мудрая работа партии, разума страны, героическая энергия пролетариата республик, но и наша работа. В какой-то степени каждый литератор является вождем его читателей, — я думаю, это можно сказать. Роман Роллан, Андре Жид имеют законнейшее право именовать себя «инженерами душ». Жан Ришар Блок, Андре Мальро, Пливье, Арагон, Толлер, Бехер, Некое — не стану перечислять всех — это светлые имена исключительно талантливых людей, и все это — суровые судьи буржуазии своих стран, все это люди, которые умеют ненавидеть, но умеют и любить. (Аплодисменты.) Мы не умели пригласить еще многих, которые тоже обладают во всей силе прекрасным человеческим даром любви и ненависти, мы не умели пригласить их, и это наша немалая вина перед ними. Но я уверен, что второй съезд советских литераторов будет украшен многими десятками литераторов Запада и Востока, литераторов Китая, Индии, и несомненно, что мы накануне объединения вокруг III Интернационала всех лучших и честнейших людей искусства, науки и техники. (Аплодисменты.) Между иностранцами и нами возникло небольшое и — лично для меня — не совсем ясное разногласие по вопросу об оценке положения личности в бесклассовом обществе…
Вопрос этот имеет характер по преимуществу академический, философский, и, конечно, его нельзя было хорошо осветить на одном-двух заседаниях или в одной беседе… Суть дела в том, что в Европе и всюду в мире писатель, которому дороги многовековые завоевания культуры и который видит, что в глазах капиталистической буржуазии эти завоевания культуры потеряли цену, что в любой день книга любого честного литератора может быть сожжена публично, — в Европе литератор все более сильно чувствует боль гнета буржуазии, опасается возрождения средневекового варварства, которое, вероятно, не исключило бы и учреждения инквизиции для еретически мыслящих.
В Европе буржуазия и правительства ее относятся к честному литератору все более враждебно. У нас нет буржуазии, а наше правительство — это наши учителя и наши товарищи, в полном смысле слова товарищи. Условия момента иногда побуждают протестовать против своеволия индивидуалистической мысли, но страна и правительство глубоко заинтересованы необходимостью свободного роста индивидуальности и предоставляют для этого все средства, насколько это возможно в условиях страны, которая принуждена тратить огромное количество средств на самооборону против нового варвара — европейской буржуазии, вооруженной от зубов до пяток.
Наш съезд работал на высоких нотах искреннего увлечения искусством нашим и под лозунгом: возвысить качество работы! Надо ли говорить, что чем совершеннее орудие, тем лучше оно обеспечивает победу. Книга есть главнейшее и могущественное орудие социалистической культуры. Книг высокого качества требует пролетариат, наш основной, многомиллионный читатель; книги высокого качества необходимы сотням начинающих писателей, которые идут в литературу из среды пролетариата — с фабрик и от колхозов всех республик и областей нашей страны. Этой молодежи мы должны внимательно, непрерывно и любовно помогать на трудном пути, избранном ею, но, как справедливо сказала Сейфуллина, не следует торопиться «делать их писателями» и следует помнить указание товарища Накорякоза о бесплодной, убыточной трате народных средств на производство книжного брака. За этот брак мы должны отвечать коллективно.
О необходимости повысить качество нашей драматургии горячо и убедительно говорили все наши драматурги. Я уверен, что организация «Всесоюзного театра» и «Театра классиков» очень поможет нам усвоить высокую технику древних и средневековых драматургов, а драматургия братских республик расширит пределы тематики, укажет новые оригинальные коллизии.
В докладе Бухарина есть один пункт, который требует возражения. Говоря о поэзии Маяковского, Н. И. Бухарин не отметил вредного — на мой взгляд — «гиперболизма», свойственного этому весьма влиятельному и оригинальному поэту. Как пример такого влияния я беру стихи весьма даровитого поэта Прокофьева, — кажется, это он редактировал роман Молчанова «Крестьянин», — роман, о котором говорилось в «Литературных забавах», в коем кулакоподобный мужичок был прославлен как современный нам Микула Селянинович. Прокофьев изображает стихами некоего Павла Громова — «великого героя», тоже Микулу. Павел Громов — изумительное страшилище.
Всемирная песня поется о нем,
Как шел он, лютуя мечом и огнем.
Он — плечи, что двери — гремел на Дону.
И пыль от похода затмила луну.
Он — рот, словно погреб — шел, все пережив.
Так волк не проходит и рысь не бежит.
Он — скулы, что доски, и рот, словно гроб —
Шел полным хозяином просек и троп.
В другом стихотворении Прокофьев изображает такого страшного:
Старший сын не знает равных,
Ноги — бревна, грудь — гора.
Он один стоит, как лавра,
Вдоль мощеного двора.
…У него усы — что вожжи,
Борода — что борона.
…Семь желанных любит вдруг.
Какой козел! Кстати, лавра — это богатый, многолюдный монастырь, почти городок, как, например, Киевская и Троице-Сергиевская лавры.
Вот к чему приводит гиперболизм Маяковского! У Прокофьева его осложняет, кажется, еще и гиперболизм Клюева, певца мистической сущности крестьянства и еще более мистической «власти земли». Даровитости Прокофьева я не отрицаю, его стремление к образности эпической даже похвально. Однако стремление к эпике требует знания зпоса, а по дороге к нему нельзя уже писать таких стихов:
По полям летела слава,
Громобой владел судьбой.
Если бури шли направо —
Шел налево Громобой.
Бури вновь дышали гневом,
Сильной стужей всех широт (?).
Если бури шли налево,
Громобой — наоборот.
Я думаю, что это уже — не эпика. Это похоже на перепев старинного стихотворения, которое хотело быть смешным:
Жили в Киеве два друга, —
Удивительный народ.
Первый родиной был с юга,
А второй — наоборот.
Первый страшный был обжора,
А второй был идиот,
Первый умер от запора,
А второй — наоборот.
Наша советская поэзия за краткий срок ее жизни достигла успехов весьма значительных, но так же, как проза, она содержит в себе весьма изрядное количество пустоцвета, мякины и соломы. В борьбе за высокое качество прозы и поэзии мы должны обновлять и углублять тематику, чистоту и звучность языка. История выдвинула нас вперед как строителей новой культуры, и это обязывает нас еще дальше стремиться вперед и выше, чтоб весь мир трудящихся видел нас и слышал голоса наши.
Мир очень хорошо и благодарно услышал бы голоса поэтов, если б они вместе с музыкантами попробовали создать песни, — новые, которых не имеет мир, но которые он должен иметь. Далеко не правда, что мелодии старинных песен русских, украинцев, грузин исполнены горя и печали, вероятно, и у татар, армян есть песни маршевых, хороводных, шуточных, плясовых, трудовых ритмов, но я говорю только о том, что знаю. Старорусские, грузинские, украинские песни обладают бесконечным разнообразием музыкальности, и поэтам нашим следовало бы ознакомиться с такими сборниками песен, как, например, «Великоросс» Шейна, как сборник Драгоманова и Кулиша и другие этого типа. Я уверен, что такое знакомство послужило бы источником вдохновения для поэтов и музыкантов и что трудовой народ получил бы прекрасные новые песни — подарок, давно заслуженный им. Надо принять во внимание, что старинная мелодия, даже несколько измененная, но наполненная новыми словами, создает песню, которая будет усвоена легко и быстро. Надо только понять значение ритма: запевку «Дубинушки» можно растянуть на длину минуты, но можно спеть и на плясовой ритм. Не следовало бы молодым поэтам нашим брезговать созданием народных песен.
Вперед и выше — это путь для всех нас, товарищи, это путь, единственно достойный людей нашей страны, нашей эпохи. Что значит — выше? Это значит: надо встать выше мелких, личных дрязг, выше самолюбий, выше борьбы за первое место, выше желания командовать другими, — выше всего, что унаследовано нами от пошлости и глупости прошлого. Мы включены в огромное дело, дело мирового значения, и должны быть лично достойны принять участие в нем. Мы вступаем в эпоху, полную величайшего трагизма, и мы должны готовиться, учиться преображать этот трагизм в тех совершенных формах, как умели изображать его древние трагики. Нам нельзя ни на минуту забывать, что о нас думает, слушая нас, весь мир трудового народа, что мы работаем пред читателем и зрителем, какого еще не было за всю историю человечества. Я призываю вас, товарищи, учиться — учиться думать, работать, учиться уважать и ценить друг друга, как ценят друг друга бойцы на полях битвы, и не тратить силы в борьбе друг с другом за пустяки, в то время когда история призвала вас на беспощадную борьбу со старым миром.
На съезде выступали японец Хидзикато, китаянка Ху Лан-чи и китаец Эми Сяо. Эти товарищи как бы словесно подали друг другу руки, знаменуя единство цели революционного пролетариата страны, буржуазия которой заразилась от Европы острым и смертельным припадком безумия империализма, и страны, буржуазия которой не только предает народ свой в жертву грабителям-империалистам, но и сама истребляет его в угоду империализму иностранцев, точно так же, как русские помещики и фабриканты делали это в 1918—1922 годах, пользуясь цинической помощью лавочников Европы, Америки, Японии.
Съезд недостаточно ярко отметил выступления представителей революционного пролетариата двух стран Востока, что может быть объяснено только крайней усталостью, вызванной двухнедельной работой, потребовавшей огромного напряжения внимания к, наконец, утомившей внимание.
Закончив свою работу, всесоюзный съезд литераторов единогласно выражает искреннюю благодарность правительству за разрешение съезда и широкую помощь его работе. Всесоюзный съезд литераторов отмечает, что успехи внутреннего, идеологического объединения литераторов, ярко и солидно обнаруженные на заседаниях съезда, являются результатом постановления ЦК партии Ленина — Сталина от 23 апреля 1932 года, — постановления, коим осуждены группировки литераторов по мотивам, не имеющим ничего общего с великими задачами нашей советской литературы в ее целом, но отнюдь не отрицающим объединений по техническим вопросам разнообразной творческой работы. Съезд литераторов глубоко обрадован и гордится вниманием, которое щедро оказано ему многочисленными делегациями читателей. Литераторы Союза Советских Социалистических Республик не забудут предъявленных к ним высоких требований читателей и честно постараются удовлетворить требования эти.
Большинство литераторов, судя по построению их речей, отлично поняло, как огромно на родине нашей значение литературы в ее целом, поняло, к чему обязывает их внушительная, непрерывная за все время съезда демонстрация строгого, но любовного отношения читателей к литературе. Мы имеем право верить, что эта любовь вызвана заслугами, работой нашей молодой литературы. Читатель дал нам право гордиться отношением к нам читателя и партии Ленина, но мы не должны преувеличивать значение работы нашей, еще далеко не совершенной.
Самовоспитание путем самокритики, непрерывная борьба за качество книг, плановость работы, — насколько она допустима в нашем ремесле, — понимание литературы как процесса, творимого коллективно и возлагающего на нас взаимную ответственность за работу друг друга, ответственность перед читателем — вот выводы, которые мы должны сделать из демонстрации читателей на съезде.
Эти выводы обязывают нас немедленно приступить к практической работе — организации всесоюзной литературы как целого.
Мы должны обработать огромнейший и ценнейший материал выступлений на съезде, дабы он служил нам временным — я подчеркиваю слово «временным» — руководством в дальнейшей нашей работе, должны всячески укреплять и расширять образовавшуюся на съезде связь с литературами братских республик. На съезде, пред лицом представителей революционной литературы Европы, печально и недостойно литературы нашей обнаружилось плохое знание или полное незнание нами европейских языков. Ввиду того, что наши связи с писателями Европы неизбежно будут расширяться, мы должны ввести в обиход свой изучение европейских языков. Это нужно еще и потому, что откроет пред нами возможность чтения в подлинниках величайших произведений живописи словом.
Не менее важно знание нами языков армян, грузин, татар, тюрков и т. д. Нам необходимо выработать общую программу для занятий с начинающими писателями, — программу, которая исключила бы из этой работы субъективизм, крайне вредный для молодых. Для этого нужно объединить журналы «Рост» и «Литературная учеба» в один журнал литературно-педагогического характера и отменить мало успешные занятия отдельных писателей с начинающими. Работы много, все это — совершенно необходимое дело. В нашей стране недопустимо, чтоб рост литературы развивался самотеком, мы обязаны готовить смену себе, сами расширять количество работников слова. Затем мы должны просить правительство обсудить вопрос о необходимости организации в Москве «Всесоюзного театра», в котором артисты всех народностей Союза Советских Социалистических Республик получили бы возможность ознакомить нас, русских, с их драматическим искусством и посредством его — с прошлым и настоящим их культурной жизни. Основной, постоянной труппой этого театра должна быть русская, которая разыгрывала бы пьесы Азербайджана, армян, белорусов, грузин, татар и всех других народностей Средней Азии, Кавказа, Сибири — на русском языке, в образцовых переводах. Быстрый рост литературы братских республик обязывает нас серьезно следить за ростом этих литератур и может значительно способствовать росту драматургии русской.
Необходимо обсудить вопрос об организации в Москве «Театра классиков», в котором разыгрывались бы исключительно пьесы классического репертуара. Они, знакомя зрителя к литераторов с образцами драматического творчества древних греков, испанцев и англичан средневековья, повышали бы требования зрителя к театру, литераторов — к самим себе.
Нам необходимо обратить внимание на литературу областей, особенно Восточной и Западной Сибири, вовлечь ее в круг нашего внимания, печатать в журналах центра, учитывать ее значение как организатора культуры.
Мы должны просить правительство разрешить союзу литераторов поставить памятник герою-пионеру Павлу Морозову, который был убит своими родственниками за то, что, поняв вредительскую деятельность родных по крови, он предпочел родству с ними интересы трудового народа.
Необходимо разрешить издание альманахов текущей художественной литературы братских национальных республик, не менее четырех книжек в год, и дать альманахам титул «Союз» или «Братство» с подзаголовком: «Сборники современной художественной литературы Союза Социалистических Советских Республик».
Дорогие товарищи!
Пред нами огромная, разнообразная работа на благо нашей родины, которую мы создаем как родину пролетариата всех стран.
За работу, товарищи!
Дружно, стройно, пламенно — за работу!
Да здравствует дружеское, крепкое единение работников и бойцов словом, да здравствует всесоюзная красная армия литераторов!
И да здравствует всесоюзный пролетариат, наш читатель, — читатель-друг, которого так страстно ждали честные литераторы России XIX века и который явился, любовно окружает нас и учит работать!
Да здравствует партия Ленина — вождь пролетариата, да здравствует вождь партии Иосиф Сталин! (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают и поют «Интернационал».)
ПРИМЕЧАНИЯ
[править]В двадцать седьмой том вошли статьи, доклады, речи, приветствия, написанные и произнесенные М. Горьким в 1933—1936 годах. Некоторые из них входили в авторизованные сборники публицистических и литературно-критических произведений («Публицистические статьи», издание 2-е — 1933; «О литературе», издание 1-е — 1933, издание 2-е — 1935, а также в издание 3-е — 1937, подготавливавшееся к печати при жизни автора) и неоднократно редактировались М. Горьким. Большинство же включенных в том статей, докладов, речей, приветствий были опубликованы в периодический печати и в авторизованные сборники не входили. В собрание сочинений статьи, доклады, речи, приветствия М. Горького включаются впервые.
Впервые напечатано в газетах «Правда», 1934, № 242, 2 сентября, «Известия ЦИК СССР и ВЦИК», 1934, № 206, 2 сентября, «Литературная газета», 1934, № 117, 2 сентября, и «Литературный Ленинград», 1934, № 45, 3 сентября, а также в изданиях: «Первый всесоюзный съезд советских писателей», Стенографический отчет, М. 1934; М. Горький, Советская литература, Гослитиздат, М. 1934.
Включалось во второе и третье издания сборника статей М. Горького «О литературе».
Печатается с незначительным сокращением по тексту второго издания указанного сборника, сверенному с рукописями и машинописями (Архив А. М. Горького).