Записка «О внутреннем состоянии России»... (Аксаков)

Записка "О внутреннем состоянии России"...
автор Константин Сергеевич Аксаков

Опубл.: 1855. Источник: az.lib.ru • Записка «О внутреннем состоянии России», представленная государю императору Александру II в 1855 г.
Дополнение к записке «О внутреннем состоянии России», представленной государю императору Александру II Константином Сергеевичем Аксаковым

Русская социально-политическая мысль. 1850—1860-е годы: Хрестоматия

М.: Издательство Московского университета, 2012. — (Библиотека факультета политологии МГУ).

Записка К. С. Аксакова «О внутреннем состоянии России», представленная государю императору Александру II в 1855 г.

Дополнение к записке «О внутреннем состоянии России», представленной государю императору Александру II Константином Сергеевичем Аксаковым

ЗАПИСКА К.С. АКСАКОВА «О ВНУТРЕННЕМ СОСТОЯНИИ РОССИИ»,
ПРЕДСТАВЛЕННАЯ ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ II в 1855 г.¹

Для того чтобы говорить о внутреннем состоянии страны, от которого зависит и внешнее, надо прежде всего узнать и определить ее общие народные основания, которые отражаются в каждой частности, дробятся и отзываются в каждом отдельном лице, считающем эту страну отечеством. Отсюда уже легче будет определить общественные недостатки и пороки, которые происходят большею частью от непонимания общих народных оснований, или отложного их применения, или от неправильного проявления.

I

Русский народ есть народ не государственный, т. е. не стремящийся к государственной власти, не желающий для себя политических прав, не имеющий в себе даже зародыша народного властолюбия. Самым первым доказательством тому служит начало нашей истории: добровольное призвание чужой государственной власти в лице варягов, Рюрика с братьями. Еще сильнейшим доказательством служит тому Россия 1612 года, когда не было царя, когда все государственное устройство лежало вокруг разбитое вдребезги, и когда победоносный народ стоял, еще вооруженный, в умилении торжества над врагами, освободив свою Москву: что сделал этот могучий народ, побежденный при царе и боярах, победивший без царя и бояр, с стольником князем Пожарским², да мясником Козьмою Мининым³ во главе, выбранными им же? Что сделал он? Как некогда в 862 году, так в 1612 году народ призвал государственную власть, избрал царя⁴ и поручил ему неограниченно судьбу свою, мирно сложив оружие и разошедшись по домам. Эти два доказательства так ярки, что прибавлять к ним, кажется, ничего не нужно. Но если мы посмотрим на всю русскую историю, то убедимся еще более в истине сказанного. В русской истории нет ни одного восстания против власти в пользу народных политических прав. Сам Новгород, раз признав над собою власть царя Московского, уже не восставал против него в пользу своего прежнего устройства. В Русской истории встречаются восстания за законную власть против беззаконной; законность иногда понимается ошибочно, но, тем не менее, такие восстания свидетельствуют о духе законности в Русском народе. Нет ни одной попытки народной принять какое-нибудь участие в правлении. Были жалкие аристократические попытки в этом роде еще при Иоанне IV и при Михаиле Федоровиче⁵, но слабые и незаметные. Потом была явная попытка при Анне⁶. Но ни одна такая попытка не нашла сочувствия в народе и исчезла быстро и без следа.

Таковы показания, почерпаемые в истории. От истории перейдем к современному состоянию. Кто слышал, чтобы простой народ в России бунтовал или замышлял против царя? Никто, конечно, ибо этого не было и не бывает. Самым лучшим доказательством может здесь служить раскол⁷; известно, что он гнездится в простом народе, между крестьянами, мещанами, купцами. Раскол составляет в России огромную силу, многочислен, богат и распространен по всему краю. И между тем раскол никогда не принимал и не принимает политического значения, а, казалось бы, это очень легко могло быть. В Англии, например, это бы так и было. Было бы и в России, если б был в ней хотя малейший элемент политический. Но политического элемента в русском народе нет, и раскол русский только страдательно противится, хотя в энергии у раскольников нет недостатка. Русские раскольники скрываются, бегут, готовы идти на мученичество, но никогда не принимают политического значения. Но правительственные меры удерживали и удерживают порядок в России, а дух народный не хочет нарушать его; без этого обстоятельства не помогли бы никакие стеснительные меры, а скорее послужили бы поводом к нарушению порядка. Залог тишины в России и безопасности для правительственной власти — в духе народном. Будь это хоть немного иначе, давно бы в России была конституция: случаев и возможностей история русская и внутреннее состояние России давали к тому довольно; но Русский народ государствовать не хочет.

Эта особенность духа Русского народа несомненна. Одни могут огорчаться и называть это духом рабства, другие — радоваться и называть это духом законного порядка, но и те и другие ошибаются, ибо судят так о России по западным взглядам либерализма и консерватизма. Трудно понять Россию, не отрешившись от западных понятий, на основании которых все мы хотим видеть в каждой стране — и поэтому в России — или революционный или консервативный элементы; но и тот и другой суть точки зрения нам чуждые; и тот и другой суть противоположные стороны политического духа; ни того ни другого нет в Русском народе, ибо в нем нет самого духа политического. Как бы ни объясняли отсутствие политического духа и проистекающую отсюда неограниченность правительственной власти в России, — мы оставляем пока все такие толки в стороне. Довольно для нас уже того, что так понимает дело, того требует Россия.

Для того чтобы Россия исполнила свое назначение, нужно, чтобы она поступала не по чуждым ей теориям, заемным или доморощенным теориям, часто обращаемым историей в смех, а по своим собственным понятиям и требованиям. Быть может, Россия пристыдит теоретиков и явит такую сторону величия, какой никто и не ожидал.

Мудрость правительства состоит в том, чтобы способствовать всеми мерами стране, им управляемой, достигнуть своего назначения и совершить свое благое дело на земле состоит в том, чтобы понять дух народный, который должен быть постоянным путеводителем правительства. От непонимания потребностей духа народного и от препятствия этим потребностям, происходят или внутренние волнения, или медленное изнурение и расстройство сил народных и государственных.

Итак, первый явственный до очевидности вывод из истории и свойства русского народа есть тот, что это народ негосударственный, не ищущий участия в правлении, не желающий условиями ограничивать правительственную власть, не имеющий, одним словом, в себе никакого политического элемента, следовательно, не содержащий в себе даже зерна революции или устройства конституционного.

Не странно ли после этого, что правительство в России берет постоянно какие-то меры против возможности революции, опасается какого-то политического восстания, которое прежде всего противно существу Русского народа! Все такие опасения, как в правительстве, так и в обществе, происходят оттого, что не знают России и короче знакомы с историей Западно-Европейской, чем с русской; а потому видят в России Западные призраки, которых в ней и быть не может. Такие меры предосторожности со стороны нашего правительства, — меры не нужные, не имеющие никакого основания, — непременно вредны, как лекарство, даваемое здоровому, не нуждающемуся в нем человеку. Если они и не произведут того, против чего без нужды принимаются, то они разрушают доверенность междуправительством и народом, а это одно — вред великий, и вред напрасный, ибо Русский народ, по существу своему, никогда не посягнет на власть правительственную.

II

Но чего же хочет Русский народ для себя? Какая же основа, цель, забота его народной жизни, если нет в нем вовсе политического элемента, столь деятельного у других народов? Чего хотел наш народ, когда добровольно призывал Варяжских князей «княжить и володеть им»? Что хотел он оставить для себя?

Он хотел оставить для себя свою не политическую, свою внутреннюю общественную жизнь, свои обычаи, свой быт, — жизнь мирную духа.

Еще до христианства, готовый к его принятию, предчувствуя его великие истины, народ наш образовал в себе жизнь общины, освященную потом принятием христианства. Отделив от себя правление государственное, народ Русский оставил себе общественную жизнь и поручил государству давать ему (народу) возможность жить этою общественною жизнью. Не желая править, народ наш желает жить, разумеется, не в одном животном смысле, а в смысле человеческом. Не ища свободы политической, он ищет свободы нравственной, свободы духа, свободы общественной, — народной жизни внутри себя. Как единый, может быть, на земле народ христианский (в истинном смысле слова), он помнит слова Христа: воздайте кесарева кесаревы, а Божия Богови; и другие слова Христа: Царство Мое несть от мира сего⁸; и потому, представив государству царство от мира сего, он, как народ христианский, избирает для себя иной путь, — путь к внутренней свободе и духу, к царству Христову: Царство Божие внутрь вас есть⁹. Вот причина его беспримерного повиновения власти, вот причина совершенной безопасности Русского правительства, вот Записка К. С. Аксакова «О внутреннем состоянии России»… причина невозможности никакой революции в Русском народе, вот причина тишины внутри России.

Это не значит, что русский народ состоит из праведников. Люди Русского народа грешны, ибо человек грешен. Но основания Русского народа истинны, но верования его святы, но путь его прав. Всякий христианин грешен, как человек, но путь его, как христианина, прав.

Это не значит также, что правительство, власть от мира сего, заграждает, по свойству своему, путь христианский тем лицам, на которых возлежит правительственная власть. Подвиг человека и христианина возможен для каждого лица правительственного, как для человека и христианина. Подвиг общественный для правительства заключается в том, что оно обеспечивает для народа нравственную жизнь и блюдет его духовную свободу от всяких нарушений. Высокий подвиг совершает тот, кто бодрственно стоит на страже храма в то время, как в нем совершается богослужение и воссылается общественная молитва, — стоит на страже и отстраняет всякое враждебное нарушение от этого молитвенного подвига. Но сравнение это еще недостаточно полно, ибо правительство отделяется от общественной, не правительственной, жизни, — как устройство: всякое же отдельное правительственное лицо может, как человек, принимать участие в народной, не государственной жизни.

Итак, Русский народ, отделив от себя государственный элемент, предоставив полную государственную власть правительству, предоставил себе -жизнь, свободу нравственно-общественную, высокая цель которой есть: общество христианское.

Хотя слова эти не требуют доказательств, — ибо здесь достаточно одного пристального взгляда на Русскую историю и на современный Русский народ, — однако можно указать на некоторые, особенно яркие выдающиеся черты. — Такою чертою может служить древнее разделение всей России, в понимании Русского человека, на государство и землю (правительство и народ), — и оттуда явившееся выражение: государево и земское дело. Под государевым делом разумелось все дело управления государственного, и внешнего и внутреннего, — и по преимуществу дело военное, как самое яркое выражение государственной силы. Государева служба доселе значит в народе: служба военная. Под государевым делом разумелось, одним словом, все правительство, все государство. Под земским делом разумелся весь быт народный, вся жизнь народа, куда относится, кроме духовной, общественной его жизни и материальное его благосостояние: земледелие, промышленность, торговля. Поэтому людьми государевыми или служилыми назывались все те, которые служат в государственной службе, а людьми земскими — все те, которые в государственной службе не служат и составляют ядро государства: крестьяне, мещане (посадские), купцы. Замечательно, что и служилые и земские люди имели свои официальные наименования: служилые люди, в просьбах государю, напр., назывались его холопами, от первого боярина до последнего стрельца. Земские люди назывались его сиротами; так писались они в своих просьбах государю. Именования эти вполне выражали значение и того и другого отдела или класса. Слово холоп получило у нас теперь унизительное и почти бранное значение, но первоначально оно значило не более, как слуга; холоп государев значило: слуга государев. Итак, весьма понятно, что служилые люди назывались слугами государевыми, слугами начальника государства, к кругу деятельности которого они принадлежали. Что же значило слово сирота? Сирота, на русском языке, не значит orphelin, ибо часто о родителях, лишившихся детей, говорят, что они осиротели. Следовательно, сиротством выражается беспомощное состояние; сирота есть беспомощный, нуждающийся в опоре, в защите. Понятно отсюда, почему земские люди называются сиротами. Земля нуждается в защите государства, и, называя его своим защитником, называет себя нуждающимся в защите или его сиротою. Так, в 1612 году, когда еще не вступал на престол Михаил Федорович, когда государство еще не было восстановлено, земля называла себя сирою, безгосударною и скорбела о том.

Также, как доказательство тех же основ Русского народа, можно привести мнение поляков, современников 1612 года. Они с удивлением говорят, что Русский народ только и толкует, что о вере, а не о политических условиях.

III

Итак, земля Русская поручила свою защиту государству, в лице государя, да под сенью его поживет она тихое и благоденственное житие. Отделив себя от государства, как защищаемое от защищающегося, народ, или земля, не хочет переходить рубежа, им же положенного, и желает, для себя, не правления, но жизни, разумеется, человеческой, разумной: что может быть истиннее, мудрее таких отношений! Как высоко призвание государства, стремящегося обеспечить народу жизнь человеческую, мирное и безмятежное житие, вытекающее из нравственной свободы, преуспеяние в христианском совершенствовании и разработку всех талантов, данных от Бога! Как высоко стоит откинувший от себя всякое честолюбие, всякое стремление к власти мира сего, и желающий не политической свободы, а свободы жизни духовной и мирного благосостояния! Такой взгляд есть залог мира и тишины, и таков взгляд России, и только России. Все иные народы стремятся к народовластию.

IV

Кроме того, что такое устройство согласно с духом России, — следовательно, уже по одному этому для нее необходимо, — утвердительно можно сказать, что такое устройство само по себе есть единое истинное устройство на земле. Великий вопрос государственно-народный лучше решен быть не может, как решил Русский народ. Призвание человека есть нравственное приближение к Богу, к Спасителю своему; закон человека — внутри его самого; этот закон — полная любовь к Богу и ближнему. Если бы таковы были люди, если б они были святы, то тогда не нужно было бы государства, тогда было бы уже Царствие Божие на земле. Но люди не таковы, и, сверх того, не таковы в разной степени; закон внутренний для них недостаточен и недостаточен опять в разной степени. Разбойник, не имеющий в душе внутреннего закона и не сдерживаемый законом внешним, может убить честного, добродетельного человека и творить всякое зло. Итак, ради слабости и греховности людской необходим закон внешний, необходимо государство, — власть от мира сего. Но призвание человека остается все то же, нравственное, внутреннее: государство служит к тому только пособием. Чем же должно быть государство в понятии народа, который нравственное стремление ставит выше всего, который стремится к свободе духа, свободе Христовой, — одним словом, чем должно быть государство в понятии народа, в истинном смысле христианского? Защитою, а отнюдь не целью властолюбивых желаний.

Всякое стремление народа к государственной власти отвлекает его от внутреннего нравственного пути и подрывает свободою политической, внешней, свободу духа, внутреннюю. Государствование становится тогда целью для народа, и исчезает высшая цель: внутренняя правда, внутренняя свобода, духовный подвиг жизни. Правительством народ быть не должен. Если народ — государь, народ — правительство, тогда нет народа.

С другой стороны, если государство в понятии народа — защита, а не цель желаний, то и государство само должно быть этою защитою для народа, оберегать свободу его жизни, да на просторе развиваются в нем все духовные его силы под хранительною сенью государства.

V

Государственная власть при таких началах, при невмешательстве в нее народа, должна быть неограниченная. Какую же именно форму должно иметь такое неограниченное правительство? Ответ не труден: форму монархическую. Всякая другая форма: демократическая, аристократическая, допускает участие народа, одна более, другая менее, и непременное ограничение государственной власти, следовательно, не соответствует ни требованию невмешательства народа в правительственную власть ни требованию неограниченности правительства. Очевидно, что смешанная конституция¹⁰, вроде английской, точно также не соответствует тем требованиям. Если бы даже выбраны были, как некогда в Афинах, десять архонтов¹¹, и им предоставлена была бы полная власть, то и здесь, составляя совет, они не могли бы представить вполне неограниченной власти, они образовали бы правительственное общество, следовательно, форму народной жизни, и вышло бы, что огромное народное общество управляется обществом же, только в малом виде. Но общество подлежит своим законам жизни, и лишь жизнь может вносить в него свободное единство; общество же правительственное такого единства иметь не может: единство это сейчас изменяется от правительственного значения, становится или невозможным или принудительным. Очевидно, что общество правительством быть не может.

Вне народа, вне общественной жизни, может быть только лицо (individu¹²). Одно только лицо может быть неограниченным правительством, только лицо освобождает народ от всякого вмешательства в правительство. Поэтому здесь необходим государь, монарх. Только власть монарха есть власть неограниченная. Только при неограниченной власти монархической народ может отделить от себя государство и избавить себя от всякого участия в правительстве, от всякого политического значения, предоставив себе жизнь нравственно-общественную и стремление к духовной свободе. Такое монархическое правительство и поставил себе народ русский.

Сей взгляд Русского человека есть взгляд человека свободного. Признавая государственную неограниченную власть, он удерживает за собою совершенную независимость духа, совести, мысли. Слыша в себе эту независимость нравственную, Русский человек, по справедливости, не есть раб, а человек свободный. Монархическое неограниченное правительство, в русском понимании, является не врагом, не противником, а другом и защитником свободы, свободы духовной, истинной, выражающейся в открыто возвещаемом мнении. Только при такой полной свободе может быть народ полезен правительству. Свобода политическая не есть свобода. Только при совершенном отрешении народа от государственной власти, только при неограниченной монархии, вполне предоставляющей народу всю его нравственную жизнь, может на земле существовать свобода истинная народа, та, наконец, свобода, которую даровал нам Искупитель наш:

идеже дух Господень, ту свобода.

VI

Считая правительство благодетельною, нужною для себя властью, неограниченною никакими условиями, признавая его не насильственно, а добровольно и сознательно, Русский народ считает правительство, по словам Спасителя, властью от мира сего: только царство Христово не от мира сего. Воздает Русский народ кесарева кесареви, а Божия — Богови. Правительство, как человеческое устройство мира сего, не признает он за совершенство. Поэтому Русский народ не воздает царю божеской почести, из царя не творит себе идола и неповинен в идолопоклонстве власти, в котором теперь хочет сделать повинным непомерная лесть, явившаяся в России вместе с Западным влиянием. Эта лесть употребляет самые священные титла — достояние Божие — на прославление и возвеличивание царской власти, для народа, понимающего святыню в настоящем значении! Так, например, Ломоносов в одной своей оде говорит о Петре: он Бог, он Бог твой был Россия; он члены взял в тебе плотские, сошел к тебе от горних мест¹³; а у раскольников эти самые слова Ломоносова приводятся против православия, как обвинение¹⁴. Несмотря на эту лесть, сильно умножающуюся, Русский народ (в массе) не изменяет своего истинного воззрения на правительство. Это воззрение, обеспечивая, с одной стороны, верную, непременную покорность народа правительству, с другой стороны, обнажает правительство оттого чрезмерного, иногда нечестивого блеска, которым позволяет оно льстецам окружать себя, оттого священного сияния, которое присваивается ему даже в христианском мире, так что название государя: земной Бог, хотя не вошло в титул, однако допускается, как толкование власти царской. Христианство повелевает повиноваться властям предержащим и тем утверждает их; но оно не дает власти того чрезмерного священного значения, которое возникло впоследствии. Это понимает Русский народ и согласно с тем смотрит и на власть правительственную, как бы ни старалась лесть уверять и подданных и государя, что Русские видят в царе земного Бога. Русский народ знает, что несть власть аще не от Бога¹⁵. Как христианин молится за нее, повинуется ей, чтит царя, но не боготворит. Только поэтому и повиновение и почитание власти в нем прочно, и революция в нем невозможна.

VII

Таков трезвый взгляд Русского народа на правительство. Но посмотрите на Запад. Народы, оставив там внутренний путь веры и духа, увлеклись тщеславными побуждениями народного властолюбия, поверили в возможность правительственного совершенства, наделали республик, настроили конституций всех родов, развили в себе и тщеславие власти мира сего, и обеднели душою, утратили веру и, несмотря на мнимое совершенство своего политического устройства, готовы рухнуть и предаться, если не окончательному падению, то страшным потрясением каждую минуту.

VIII

Нам ясно теперь, какое значение имеет в России правительство и какое народ. Другими словами, нам ясно, что Россия представляет в себе две стороны: государство и землю. Правительство и народ, или государство и земля, хотя ясно разграничены в России, тем не менее, если не смешиваются, то соприкасаются. Какое же взаимное их отношение? Прежде всего, народ не вмешивается в правительство, в порядок управления; государство не вмешивается в жизнь и в быт народа, не заставляет народ жить насильственно, по сделанным от государства правилам: странно было бы, если б государство требовало от народа, чтоб он вставал в 7 часов, обедал в 2 и тому подобное; не менее странно, если б оно требовало, чтоб народ так причесывал свои волосы, или носил бы такую одежду. Итак, первое отношение между правительством и народом есть отношение взаимного невмешательства. Но такое отношение (отрицательное) еще не полно; оно должно быть дополнено отношением положительным между государством и землею. Положительная обязанность государства относительно народа есть защита и охранение жизни народа, есть внешнее его обеспечение, доставление ему всех способов и средств, да процветает его благосостояние, да выразит он все свое значение и исполнит свое нравственное призвание на земле. Администрация, судопроизводство, законодательство, — все это, понятное в пределах чисто-государственных, принадлежит неотъемлемо к области правительства. Не подлежит спору, что правительство существует для народа, а не народ для правительства. Поняв это добросовестно, правительство никогда не посягнет на самостоятельность народной жизни и народного духа. Положительная обязанность народа относительно государства есть исполнение государственных требований, доставление ему сил для приведения в действие государственных намерений, снабжение государства деньгами и людьми, если они нужны. Такое отношение народа к государству есть только прямое необходимое следствие признания государства: это отношение подчиненное, а не самостоятельное; при таком отношении народ сам государству еще не виден. Какое же самостоятельное отношение не политического народа к государству? Где государство, так сказать, видит народ самый? Самостоятельное отношение безвластного народа к полновластному государству есть только одно: общественное мнение. В общественном или народном мнении нет политического элемента, нет другой силы, кроме нравственной, следовательно, нет и принудительного свойства, противоположного нравственной силе. В общественном мнении (разумеется, выражающем себя гласно) видит государство, чего желает страна, как понимает она свое значение, какие ее нравственные требования, и чем, следовательно, должно руководиться государство, ибо цель его — способствовать стране исполнить свое призвание. Охранение свободы общественного мнения, как нравственной деятельности страны, есть таким образом одно из обязанностей государства. В важных случаях государственной и земской жизни для правительства бывает нужно самому вызывать мнение страны, но только мнение, которое (разумеется) правительство свободно принять и не принять. Общественное мнение — вот чем самостоятельно может и должен служить народ своему правительству, и вот та живая, нравственная и нисколько не политическая связь, которая может и должна быть между народом и правительством.

Мудрые цари наши это понимали: да будет им вечная за то благодать! Они знали, что при искреннем и разумном желании счастья и блага стране, нужно знать и в известных случаях вызывать ее мнение. И потому цари наши часто созывали Земские Соборы, состоявшие из выборных от всех сословий России, где предлагали на обсуждение тот или другой вопрос, касающийся государства и земли. Цари наши, хорошо понимая Россию, нимало не затруднялись созывать такие соборы. Правительство знало, что оно чрез то не теряет и не стесняет никаких прав своих, а народ знал, что он через то никаких прав ни приобретает, ни распространяет. Связь между правительством и народом не только оттого не колебалась, но еще теснее скреплялась. Это были дружественные, полные доверенности отношения правительства и народа.

На Земские Соборы созывались не одни земские люди, но и служилые или государевы: бояре, окольничие, стольники, дворяне и пр.; но созывались они здесь в своем земском значении, в качестве народа, на совет. На Земском Соборе присутствовало и духовенство, необходимое для общей полноты земли русской. Таким образом на этот собор собиралась как бы вся Россия, и собранная вся, получала она в этот час основное свое значение, земли, отчего и собор назывался Земским.

Стоит только обратить внимание на эти достопамятные соборы, на ответы выборных, на них присутствовавших: тогда смысл этих соборов, смысл только мнения, очевиден. Все ответы начинаются в таком роде: «Как поступить в этом случае, это зависит от тебя, государь. Делай, как тебе угодно, а наша мысль такова». Итак, действие — право государево, мнение — право страны. Для возможно полного благоденствия нужно, чтоб и та и другая сторона пользовалась своим правом: чтоб земля не стесняла действий государя, чтобы государь не стеснял мнения земли.

Так как Россия по призыву своего государя сходилась на эти соборы не из тщеславного желания говорить речи вроде парламентских, не из властолюбия народного, одним словом, не по охоте своей, то она нередко считала такие соборы тяжелым долгом и собиралась на них не всегда скоро; по крайней мере, в грамотах встречаются понуждения в отдаленные города — Пермь или Вятку — о скорейшей присылке выборных для того, что «из-за них стоит государево и земское дело». Но, кроме этих соборов, основатели русского могущества, незабвенные цари наши, везде, где только можно, спрашивали народного мнения. В Москве поднялся хлеб в цене, и царь Алексей Михайлович созывает на Красную площадь купцов посоветоваться с ними о том, как помочь делу¹⁶. Общественное мнение вызывается правительством при всяком удобном случае: нужно написать устав о станичной или полевой воинской службе, и повелевается боярину посоветоваться о том со всем станичным войском; выходит постановление правительства, и поручается боярину узнать, как говорит о том народ. Наши цари давали ход общественному голосу и между крестьянами, поручая им выбирать судей, делая повальный обыск, имевший при царях огромное значение, дозволяя, кроме выбранных судей, выборным от народа присутствовать на судах, и, наконец, давая простор крестьянской сходке во всех внутренних распорядках крестьян.

Так поступая, цари наши передали императорам Россию, освобожденную от ига татар¹⁷, присоединившую к себе три царства¹⁸, перенесшую со славою годину в 1612 году, возвратившую к себе Малороссию¹⁹, написавшую Уложение²⁰, уничтожившую местничество, которое мешало правительственным распоряжениям, возродившуюся к новой силе и свободную от всяких элементов внутреннего разрушения, крепкую, сильную. Без сомнения, никто не усомнится в неограниченности власти царей наших, ни в совершенном отсутствии революционности в древней России. Многого еще не могли успеть сделать наши цари: надо было долго укреплять Россию после страшных бедствий. Неторопливо, постепенно и прочно совершали мудрые государи свой подвиг, не сходя с Русских начал, не изменяя Русского пути. Они не чуждались иностранцев, которых никогда не чуждался и народ Русский, и старались догнать Европу на пути того просвещения, от которого отстала Россия в двести лет монгольского ига. Они знали, что для того не нужно переставать быть Русскими, не нужно отказываться от своих обычаев, от языка, от одежды, а еще менее от начал своих. Они знали, что просвещение тогда только истинно полезно, когда человек принимает его не подражательно, а самостоятельно. Царь Алексей Михайлович усилил дипломатические сношения с Европейскими державами, выписал иностранные журналы; при нем построен был первый русский корабль «Орел»²¹; его бояре были уже люди образованные; просвещение тихо и мирно начинало распространяться. Царь Феодор Алексеевич положил в Москве начало высшему училищу или университету, хотя под другим названием, а именно: он завел Славяно-Греко-Латинскую академию, устав которой был написан знаменитым Симеоном Полоцким²².

IX

Теперь должно сказать о той эпохе, когда со стороны правительства, а не народа, были нарушены начала гражданского устройства России, когда был оставлен русский путь. Последний царь Феодор Алексеевич созывал в короткое царствование свое два собора: собор одних служилых людей, об местничестве, как деле, касавшемся только людей служилых, а не земли, и Собор Земский для уравнения податей и службе по всей России²³. Во время этого второго собора царь Феодор Алексеевич умер. Известно, что, по желанию царя, меньшой брат его, Петр, был выбран на царство. Вероятно, этот же Земский Собор, находившийся в то время в Москве, утвердил Петра царем, согласно желанию Феодора Алексеевича. Как бы то ни было, только этот Земский Собор распускается от имени Петра, тогда еще малолетнего, но через несколько лет Петр начал и сам действовать.

У меня нет намерения входить в историю Петровского переворота; нет намерения восставать на величие Петра, величайшего из великих людей. Но переворот Петра, несмотря на весь внешний блеск свой, свидетельствует, какое глубокое внутреннее зло производит величайший гений, как скоро он действует одиноко, отдаляется от народа и смотрит на него, как архитектор на кирпичи. При Петре началось то зло, которое есть зло и нашего времени. Как всякое неизлеченное зло, оно усилилось с течением времени и составляет опасную коренную язву нашей России. Я должен определить это зло.

Если народ не посягает на государство, то и государство не должно посягать на народ. Только тогда союз их прочен и благодатен. На Западе идет эта постоянная вражда и тяжба между государством и народом, не понимающими своих отношений. В России этой вражды и тяжбы не было. Народ и правительство, не смешиваясь, жили в благоденственном союзе; бедствия были или внешние, или происходили от несовершенства природы человеческой, а не отложного пути, не от смешения понятий. Русский народ так и остался верен своему взгляду и не посягнул на государство; но государство, в лице Петра, посягнуло на народ, вторгнулось в его жизнь, в его быт, изменяло насильственно его нравы, его обычаи, самую его одежду; сгоняло, через полицию, на ассамблеи; ссылало в Сибирь даже портных, шивших русское платье. Служилые люди, соединенные прежде в своем частном, не государственном значении, с землею единством понятий, образа жизни, обычаев и одежды, всего более подверглись насильственным требованиям Петра, именно, со стороны жизненной, нравственной, и переворот осуществился в них во всей силе. Хотя те же требования от правительства простирались и на все сословия, даже на крестьян, но не столь настойчиво, и впоследствии оставлено было намерение, уже высказанное, чтоб ни один крестьянин не смел въезжать в город с бородою: за бороду стали, вместо того, брать пошлину. Наконец, земским людям оставлена была возможность ходить и жить по-прежнему; но положение их в России совершенно изменилось. Произошел общественный разрыв. Служилые люди, или верхние классы, оторвались от русских начал, понятий, обычаев, и вместе от русского народа, — зажили, оделись, заговорили по-иностранному. Москва стала не угодна государю, и он перенес столицу на край России, в новый, построенный им город, Санкт-Петербург, которому он дал и название немецкое. В Петербурге около государя образовалось целое пришлое население новопреобразованных русских, — чиновников, лишенных даже почвы народной, ибо туземное население Петербурга — иностранное.

Так совершился разрыв царя с народом, так разрушился этот древний союз земли и государства; так вместо прежнего союза образовалось иго государства над землею, и Русская земля стала как бы завоеванною, а государство — завоевательным. Так русский монарх получил значение деспота, а свободно-подданный народ — значение раба-невольника в своей земле!

Новопреобразованные Русские, увлеченные частью насилием, частью соблазном на иностранный путь, скоро сжились с своим положением, ибо вольность заемных нравов, тщеславие, блеск света, наконец, новые права дворянские сильно льстили страстям и слабости человеческой. Презрение к России и к Русскому народу скоро стало как бы принадлежностью образованного русского человека, целью которого было подражание Западной Европе. В то же время новопреобразованные Русские, подпав государственному гнету даже с своей жизненной, с нравственной стороны и став в новое, в рабское отношение к власти, ощутили в себе политическое властолюбие. В классах, оторванных от народного быта, преимущественно в дворянстве, сейчас обнаружилось стремление к государственной власти; пошли революционные попытки и, чего не бывало прежде, престол российский стал беззаконным игралищем партий. Беззаконно вошла на престол Екатерина I²⁴, беззаконно призвана была Анна, причем аристократия задумала было и конституцию, но конституция, к счастью, не состоялась. С помощью солдат вошла на престол Елизавета²⁵. Нужно ли говорить о низложении Петра III²⁶? Наконец, как плод нерусских начал, внесенных Петром, явилось восстание 14 декабря²⁷, — восстание верхнего, оторванного от народа класса, ибо солдаты, как известно, были обмануты.

Так действовало верхнее сословие, отказавшееся от русских начал. Как же действовал народ, не изменивший русским началам: купцы, мещане и в особенности крестьяне, которые более всех остались верны русскому быту и духу?

Народ все это время, как и следовало ожидать, был спокоен. Это спокойствие не лучшее ли доказательство, как противна всякая революция русскому духу? Восставали дворяне, но когда восставал крестьянин против государя? Восставала бритая борода и немецкий костюм, но когда же восставала русская борода и кафтан?

Стрелецкие бунты при Петре²⁸ составляют явление особое; это было, скорее, буйство, чем бунт; к тому же стрельцы не нашли себе опоры в народе; напротив, войско, набранное из народа (из даточных²⁹), ревностно стало против стрельцов и разбило их. Чтобы привлечь на свою сторону холопов, стрельцы изорвали кабальные записи³⁰ и разбросали по улицам, но и холопы объявили, что они не хотят такой свободы, и пошли на стрельцов. Итак, самовольное стрелецкое буйство оскорбляло прежде всего народ, и он не только стрельцов не поддерживал, но даже был против них. В позднейшее время можно, правда, указать на одно страшное восстание, но чье имя было обманчивым знаменем этого восстания? Имя государя Петра III, имя законного государя³¹. Ужели и это не убедит в совершенной антиреволюционности Русского народа, — истинной опоры престола?

Да! Пока Русский народ остается русским, до тех пор тишина внутренняя и безопасность правительства обеспечены. Но петровская система и вместе иностранный дух, с нею нераздельный, продолжают действовать, и мы видели, какое действие производят они в той массе русских людей, которую увлекли. Мы видели, как с чувством рабским, которое порождает власть правительственная, входящая в самую жизнь человека, как с этим рабским чувством соединяется чувство бунтовщика, ибо раб не видит рубежа между собою и правительством, который видит человек свободный, живущий внутренней самостоятельной жизнью; раб видит только одну разницу между собою и правительством: он угнетен, а правительство угнетает; низкая подлость всякую минуту готова перейти в наглую дерзость; рабы сегодня — бунтовщики завтра; из цепей рабства куются беспощадные ножи бунта. Русский народ, простой народ собственно, держится своих древних начал и противится доселе и рабскому чувству и иностранному влиянию верхнего класса. Но Петровская система продолжается уже полтораста лет; она начинает, наконец, проникать и в народ своею, по-видимому, пустою, но вредною стороною. Уже и в некоторых селах бросают русскую одежду, уже и крестьяне начинают говорить о моде, а вместе с этими пустыми, по-видимому, делами входит чуждый образ жизни, чуждые понятия, и шатаются исподволь русские начала.

Как скоро правительство отнимает постоянно внутреннюю, общественную свободу народа, оно заставит, наконец, искать свободы внешней, политической. Чем долее будет продолжаться Петровская правительственная система, — хотя по наружности и не столь резкая, как при нем, — система столь противоположная Русскому народу, вторгающаяся в общественную свободу жизни, стесняющая свободу духа, мысли, мнения и делающая из подданного раба: тем более будут входить в Россию чуждые начала; тем более людей будет отставать от народной русской почвы, тем более будут колебаться основы Русской земли, тем грознее будут революционные попытки, которые сокрушат, наконец, Россию, когда она перестанет быть Россией. Да, опасность для России одна: если она перестанет быть Росшею, — к чему ведет ее постоянная теперешняя Петровская правительственная система. Дай же Бог, чтобы этого не было.

Петр, скажут, возвеличил Россию. Точно, он много придал ей внешнего величия, но внутреннюю ее целость он поразил растлением; он внес в ее жизнь семена разрушения, вражды. Да и все внешние славные дела совершил он и преемники его — силами той России, которая возрастала и окрепла на древней почве, на других началах. Доселе солдаты наши берутся из народа, доселе еще не вовсе исчезли русские начала и в преобразованных русских людях, подверженных иностранному влиянию. Итак, Петровское государство побеждает с силами еще до-Петровской России; но силы эти слабеют, ибо Петровское влияние растет в народе, несмотря на то, что правительство стало говорить о русской национальности и даже требовать ее. Но для того, чтобы благое слово обратилось в благое дело, нужно понять дух России и стать на русские начала, отвергнутые со времени Петра. Внешнее величие России, при императорах, точно блестяще, но внешнее величие тогда прочно, когда истекает из внутреннего. Нужно, чтоб источник был не засорен и не оскудевал. — Да и какой внешний блеск может вознаградить за внутреннее благо, за внутреннюю стройность? Какое внешнее непрочное величие и внешняя ненадежная сила могут сравниться с внутренним прочным величием, с внутреннею надежною силою? Внешняя сила может существовать, пока еще внутренняя, хотя и подрываемая, не исчезла. Если внутренность дерева вся истлела, то наружная кора, как бы ни была крепка и толста, не устоит, и при первом ветре дерево рухнет ко всеобщему изумлению. Россия держится долго потому, что еще не исчезла ее внутренняя долговечная сила, постоянно ослабляемая и уничтожаемая; потому, что еще не исчезла в ней до-Петровская Россия. Итак, внутреннее величие — вот что должно быть первою главною целью народа и, конечно, правительства.

X

Современное состояние России представляет внутренний разлад, прикрываемый бессовестною ложью. Правительство, а с ним и верхние классы, отдалилось от народа и стало ему чужим. И народ, и правительство стоят теперь на разных путях, на разных началах. Не только не спрашивается мнения народа, но всякий частный человек опасается говорить свое мнение. Народ не имеет доверенности к правительству; правительство не имеет доверенности к народу. Народ в каждом действии правительства готов видеть новое угнетение; правительство постоянно опасается революции и в каждом самостоятельном выражении мнения готово видеть бунт; просьбы, подписанные многими или несколькими лицами, у нас теперь не допускаются, тогда как в древней России они-то и были уважены. Правительство и народ не понимают друг друга, и отношения их не дружественны. И на этом-то внутреннем разладе, как дурная трава, выросла непомерная, бессовестная лесть, уверяющая во всеобщем благоденствии, обращающая почтение к царю в идолопоклонство, воздающая ему, как идолу, божескую честь. Один писатель выразился в «Ведомостях» подобными словами: «Детская больница была освящена по обряду православной Церкви; в другой раз была освящена посещением государя императора». Принято выражение, что «государь изволил приобщаться Святых Тайн», тогда как христианин иначе сказать не может, что он сподобился или удостоился. — Скажут, это некоторые случаи; нет, таков у нас всеобщий дух отношений к правительству. Это только легкие примеры поклонения земной власти; этих примеров имеется слишком довольно и в словах и в делах; их исчисление составило бы целую книгу. При потере взаимной искренности и доверенности все обняла ложь, везде обман. Правительство не может, при всей своей неограниченности, добиться правды и честности; без свободы общественного мнения это и невозможно. Все лгут друг другу, видят это, продолжают лгать, и неизвестно, до чего дойдут. Всеобщее развращение или ослабление нравственных начал в обществе дошло до огромных размеров. Взяточничество и чиновный организованный грабеж — страшны. Это до того вошло, так сказать, в воздух, что у нас не только те воры, кто бесчестные люди: нет, очень часто прекрасные, добрые, даже в своем роде честные люди — тоже воры: исключений немного. Это сделалось уже не личным грехом, а общественным; здесь является безнравственность самого положения общественного, целого внутреннего устройства.

XI

Все зло происходит главнейшим образом от угнетательной системы нашего правительства, угнетательной относительно свободы мнения, свободы нравственной, ибо на свободу политическую и притязаний в России нет. Гнет всякого мнения, всякого проявления мысли дошел до того, что иные представители власти государственной запрещают изъявлять мнение, даже благоприятное правительству, ибо запрещают всякое мнение. Они не позволяют даже хвалить распоряжения начальства, утверждая, что до одобрения подчиненных начальству дела нет, что подчиненные не должны сметь рассуждать и даже находить хорошим то или другое в своем правительстве или начальстве. К чему же ведет такая система? К полному безучастию, к полному уничтожению всякого человеческого чувства в человеке; от человека не требуют даже того, чтоб он имел хорошие мысли, а чтоб он не имел никаких мыслей. Эта система, если могла успеть, то обратила бы человека в животное, которое повинуется не рассуждая и не по убеждению! Но если бы люди могли быть доведены до такого состояния, то неужели найдется правительство, которое предположит себе такую цель? — Тогда в человеке погиб бы человек: из чего же живет человек на земле, как не из того, чтобы быть человеком, в возможно полном, возможно высшем смысле? Да и к то муже люди, у которых отнято человеческого достоинство, не спасут правительства. В минуты великих испытаний понадобятся люди, в настоящем смысле; а где оно тогда возьмет людей, где возьмет оно сочувствия, от которого отучило, дарований, одушевления, духа, наконец?..

Но доведение людей до животного состояния не может быть сознательною целью правительства. Да и дойти до состояния животных люди не могут; но в них может быть уничтожено человеческое достоинство, может отупеть ум, огрубеть чувство, — и, следовательно, человек приблизится к скоту. К тому ведет, по крайней мере, система угнетения в человеке самобытности жизни общественной, мысли, слова. Такая система, пагубно действуя на ум, на дарования, на все нравственные силы, на нравственное достоинство человека, порождает внутреннее неудовольствие и уныние. Та же угнетательная правительственная система из государя делает идола, которому приносятся в жертву все нравственные убеждения и силы. «Моя совесть», скажет человек. «Нет у тебя совести, — возражают ему, — как смеешь ты иметь свою совесть? Твоя совесть — государь, о котором ты и рассуждать не должен». — «Мое отечество», скажет человек. «Это не твое дело, — говорят ему, — что касается России --до тебя, без дозволения, не касается, твое отечество — государь, которого ты и любить свободно не смеешь, а которому ты должен быть рабски предан». — «Моя вера», скажет человек. «Государь есть глава Церкви, — ответят ему (вопреки православному учению, по которому глава Церкви — Христос). — Твоя вера — государь». «Мой Бог», скажет, наконец, человек. «Бог твой — государь; он есть земной Бог!».

И государь является какою-то неведомою силою, ибо об ней и говорить и рассуждать нельзя и которая между тем вытесняет все нравственные силы. Лишенный нравственных сил, человек становится бездушен и, с инстинктивною хитростью, где может, грабит, ворует, плутует.

Эта система не всегда обнаруживается ярко и откровенно; но внутренний смысл ее, но дух ее таков и нисколько не преувеличен.

Велика внутренняя порча России, порча, которую лесть старается скрыть от взоров государя; сильно отчуждение правительства и народа друг от друга, которое также скрывают громкие слова рабской лести. Вторжение правительственной власти в общественную жизнь продолжается; народ заражается более и более, и общественное развращение усиливается в разных своих проявлениях, из которых взяточничество и служебное воровство стало почти всеобщим и как бы делом признанным. Тайное неудовольствие всех сословий растет…

XII

И отчего все это? — Все это даром! Все это от непонимания народа, от нарушения правительством того необходимого разграничения между ним и народом, при котором только и возможен крепкий, благодатный союз с обеих сторон. Все это может поправиться легко, по крайней мере, в существенных отношениях.

Прямое целение на современное зло, возникшее в России, — это понять Россию и возвратиться к русским основам, согласным с ее духом. Прямое целение против болезни, порождаемой противоестественным для России образом действий, — это оставить противоестественный образ действий и возвратиться к образу действий, согласному с понятиями, с существом России.

Как скоро правительство поймет Россию, так оно поймет, что всякое побуждение к государственной власти противно духу Русского народа; что страх какой-нибудь революции в России есть страх, не имеющий ни малейшего основания и что множество шпионов распространяют около себя только безнравственность; что правительство неограниченно и безопасно именно по убеждению Русского народа. Народ желает для себя одного: свободы жизни, духа и слова. Не вмешиваясь в государственную власть, он желает, чтоб государство не вмешивалось в самостоятельную жизнь быта его и духа, в которую вмешивалось и которую гнело правительство полтораста лет, доходя до мелочей, даже до одежды. Нужно, чтобы правительство поняло вновь свои коренные отношения к народу, древние отношения государства и земли, и восстановило их. Ничего более не нужно. Так как эти отношения нарушены только со стороны правительства, вторгнувшегося в народ, то оно может это нарушение отстранить. Это не трудно и не сопряжено ни с каким насильственным действием. Стоит лишь уничтожить гнет, наложенный государством на землю, и тогда легко можно стать в истинные русские отношения к народу. Тогда возобновится сам собою полный доверенности и искренний союз между государством и народом. Наконец, в довершение этого союза надобно, чтобы правительство, не удовлетворяясь тем, что мнение народное существует, само захотело знать это народное мнение и в известных случаях само бы вызывало и требовало от страны мнения, как это было некогда при царях.

Я сказал, что правительству следует иногда самому вызывать мнение страны. Значит ли это, что нужно созвать Земский Собор?

Нет. Созвать в настоящее время Земский Собор было бы делом бесполезным. Из кого состоял бы он? Из дворян, купцов, мещан и крестьян. Но стоит написать имена этих сословий, чтобы почувствовать, как далеки они в настоящее время друг от друга, как мало единства между ними. Дворяне полтораста лет как уже отдалились от основ народных и смотрят на крестьян, большей частью, или с гордым презрением, или как на источник своих доходов. Купцы, с одной стороны, подражают дворянам и, подобно им, увлекаются Западом, — с другой стороны, держатся какой-то своей, ими самими установленной старины, которая носит жилет сверх русской рубахи, и при русских сапогах — галстук и длиннополый сюртук; такая одежда служит символом их понятий, представляющих подобную же смесь. Мещане составляют бледное подобие купцов; это самый жалкий класс во всей России и притом самый разнохарактерный. Крестьяне, давно удаленные от всякого соприкосновения с историей, участвуют в ней лишь податями и рекрутами: они одни преимущественно сохранили основы русского быта в его чистоте; но что могли бы сказать они, так долго молчавшие? На Земском Соборе должен быть голос всей Русской земли, а сословия дать теперь такого голоса не могут.

Итак, в настоящую минуту Земский Собор бесполезен и созывать его теперь не нужно. В настоящее время возможно и было бы истинно полезно, если б правительство созывало отдельные собрания сословий в известных случаях, по какому-нибудь вопросу, касающемуся отдельно того или другого сословия; например, собрание выборных от купечества по вопросу о торговле. Надобно, чтобы правительство созывало такие собрания нарочно с этой целью, предлагая тот или другой вопрос на обсуждение. Существующие собрания дворянства, купечества и мещанства получили уже особенный свой смысл в полуторастолетний период, — и мнение не привыкло быть на них правдивым и откровенным; оно не будет, может быть, таким даже и тогда, если бы правительство вздумало на них предложить какой-нибудь вопрос на рассуждение. Поэтому, думаю я, лучше собирать нарочные собрания того или другого сословия, когда представится вопрос, на который правительство сочтет нужным спросить мнения сословия. Такие собрания, как и Земские Соборы (когда Земские Соборы станут возможны), не должны быть обязанностью для правительства и не должны быть периодичны. Правительство созывает соборы и требует мнения, когда вздумает.

В настоящее время Земский Собор может быть для правительства заменен до некоторой степени общественным мнением. В настоящее время, в общественном мнении может правительство почерпать те нужные для него указания и сведения, которые яснее способен изложить Земский Собор, когда он будет возможен.

Давая свободу жизни и свободу духа стране, правительство дает свободу общественному мнению. Какже может выразиться общественная мысль? Словом устным и письменным. Следовательно, необходимо снять гнет с устного и письменного слова. Пусть государство возвратит земле ей принадлежащее: мысли и слово, и тогда земля возвратит правительству то, что ему принадлежит: свою доверенность и силу.

Человек создан от Бога существом разумным и говорящим. Деятельность разумной мысли, духовная свобода есть призвание человека. Свобода духа более всего и достойнее всего выражается в свободе слова. Поэтому — свобода слова, вот неотъемлемое право человека.

В настоящее время слово, этот единственный орган земли, находится под тяжким гнетом. Наибольший гнет тяготеет над словом письменным (я разумею и печатное слово). Понятно, что при такой системе цензура³² должна была дойти до невероятных несообразностей. И точно, многочисленные примеры таких несообразностей известны всем. Надобно, чтоб этот тяжкий гнет, лежащий на слове, был снят.

Разумеется ли под этим уничтожение цензуры? Нет. Цензура должна остаться, чтоб охранять личность человека. Но цензура должна быть как можно более свободна относительно мысли и всякого мнения, как скоро оно не касается личности. Я не вхожу в обозначение пределов этой свободы, но скажу только, что чем шире будут они, тем лучше. Если найдутся злонамеренные люди, которые захотят распространить вредные мысли, то найдутся люди благонамеренные, которые обличат их, уничтожат вред и тем доставят новое торжество и новую силу правде. Истина, действующая свободно, всегда довольно сильна, чтоб защитить себя и разбить в прах всякую ложь. А если истина не в силах сама защитить себя, то ее ничто защитить не может. Но не верить в победоносную силу истины, значило бы не верить в истину. Это безбожие своего рода, ибо Бог есть истина.

Со временем должна быть полная свобода слова и устного и письменного, когда будет понятно, что свобода слова неразрывно соединена с неограниченной монархией, есть ее верная опора, ручательство за порядок и тишину, и необходимая принадлежность нравственного улучшения людей и человеческого достоинства.

Есть в России отдельные внутренние язвы, требующие особых усилий для исцеления. Таковы раскол, крепостное состояние, взяточничество. Я не предлагаю здесь о том своих мыслей, ибо это не было моей целью при сочинении этой записки. Я указываю здесь на самые основы внутреннего состояния России, на то, что составляет главный вопрос и имеет важнейшее общее действие на всю Россию. Скажу только, что истинные отношения, в которые станет государство к земле, что общественное мнение, которому дается ход, оживя весь организм России, подействует целительно и на эти язвы; в особенности же на взяточничество, для которого так страшна гласность общественного мнения. Сверх того, общественное мнение может указать на средства против зол народных и государственных, как и против всяких зол.

Да восстановится древний союз правительства с народом, государства с землею, на прочном основании истинных коренных русских начал.

Правительству — неограниченная свобода правления, исключительно ему принадлежащая, народу — полная свобода жизни и внешней и внутренней, которую охраняет правительство. Правительству — право действия и, следовательно, закона; народу — право мнения и, следовательно, слова.

Вот русское гражданское устройство! Вот единое истинное гражданское устройство!

ДОПОЛНЕНИЕ К ЗАПИСКЕ «О ВНУТРЕННЕМ СОСТОЯНИИ РОССИИ»,
ПРЕДСТАВЛЕННОЙ ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ
АЛЕКСАНДРУ II КОНСТАНТИНОМ СЕРГЕЕВИЧЕМ АКСАКОВЫМ³³

В «Записке о внутреннем состоянии России», я указал на основные начала русские, на то, что эти начала были нарушены, — вследствие чего и произошло великое зло, — и наконец на то, что эти начала должны быть восстановлены, — для исцеления от этого великого зла и для блага России.

Но, скажут, кроме общих начал, нужно их применение в жизни, нужна практическая сторона дела.

Цель этого дополнения к «Записке» сказать о том, какого рода практические указания возможны в настоящую минуту.

На это дает ответ самая «Записка», если извлечь из нее основной смысл.

Христианину, имеющему веру истинную, истинные общие начала христианские, — можно указать на те или другие его действия, несогласные с его собственною верою, можно дать частные практические (чтоб употребить любимое многими слово) советы, и этого будет довольно.

Но что я скажу ренегату, отступившему от истинной веры? Одно: обратись к истинной вере, начни вновь исповедывать истину. Это первый и единственно-возможный совет для ренегата. — Ужели упрекнут, что в этом совете нет практической стороны? Между тем в нем лежит высший смысл жизни. Жизнь не называется же практикой, но что же существеннее и действительнее жизни? Она источник всего и объемлет собою все.

Россия в таком точно положении как ренегат: она отступила от основных истинных русских начал. Ей, как ренегату, один совет: обратиться вновь к русским началам. Вот первый и единственно-существенный совет для России; ибо при удержании теперешней системы — никакое улучшение, никакая польза и никакие советы невозможны.

Ужели упрекнут опять, что в этом совете нет практической стороны? Но опять в нем лежит высший смысл жизни. Страна, народ движется нравственною силою, верует, молится, слабеет и крепнет в вере, падает и возвышается духом, следовательно живет, и следовательно вопрос жизни есть для народа первый всеобъемлющий вопрос.

Если же под практическою стороною разуметь осуществление чего бы то ни было наделе, то этот жизненный совет: обратиться к истинным русским началам — имеет, бесспорно, свою практическую сторону, и эта практическая сторона должна быть указать.

Итак, дело в том теперь, какие же основные истинные русские начала? Об этом говорит моя «Записка о внутреннем состоянии России». Но «Записке» недостает сосредоточенного вывода, извлеченного из общих указаний и необходимого для надлежащей ясности и для ощутительного показания действительного, жизненного и в этом смысле практического их значения.

Вот этот вывод, оправдание которого находится в самой «Записке о внутреннем состоянии России»³⁴:

I. Русский народ, не имеющий в себе политического элемента, отделил государство от себя, и государствовать не хочет.

II. Не желая государствовать, народ предоставляет правительству неограниченную власть государственную.

III. Взамен того, Русский народ предоставляет себе нравственную свободу, свободу жизни и духа.

IV. Государственная неограниченная власть, без вмешательства в нее народа, — может быть только неограниченная монархия.

V. На основании таких начал зиждется русское гражданское устройство: правительству (необходимо монархическому) — неограниченная власть государственная, политическая; народу — полная свобода нравственная, свобода жизни и духа (мысли, слова). Единственно, что самостоятельно может и должен предлагать безвластный народ полновластному правительству, — это мнение (следовательно, сила чисто нравственная), мнение, которое правительство вольно принять и не принять.

VI. Эти истинные начала могут быть нарушены и с той и с другой стороны.

VII. При нарушении их со стороны народа, при ограничении власти правительства, следовательно, при вмешательстве народа в правительство, — не может быть нравственной свободы народной. Вмешиваясь в правительство, народ прибегает к внешней принудительной силе, изменяет своему пути внутренней духовной свободы и силы — и непременно портится нравственно.

VIII. При нарушении этих начал со стороны правительства, при стеснении правительством в народе свободы нравственной, свободы жизни и духа, — неограниченная монархия обращается в деспотизм, в правительство безнравственное, гнетущее все правительственные силы и развращающее душу народа.

IX. Начала русского гражданского устройства не были нарушены в России со стороны народа (ибо это его коренные народные начала); — но были нарушены со стороны правительства. То есть правительство вмешалось в нравственную свободу народа, стеснило свободу жизни и духа (мысли, слова) и перешло таким образом в душевредный деспотизм, гнетущий духовный мир и человеческое достоинство народа и, наконец, обозначившийся упадком нравственных сил в России и общественным развращением. Впереди же этот деспотизм угрожает или совершенным расслаблением и падением России, на радость врагов ее, или же искажением русских начал в самом народе, который, не находя свободы нравственной, захочет, наконец, свободы политической, прибегнет к революции и оставит свой истинный путь. — И тот и другой исход ужасны, ибо и тот и другой гибельны: один в материальном и нравственном, другой в одном нравственном отношении.

X. Итак, нарушение, со стороны правительств, русского гражданского устройства, похищение у народа нравственной его свободы, одним словом: отступление правительства от истинных русских начал, — вот источник всякого зла в России.

XI. Поправление дела, очевидно, зависит от правительства.

XII. Правительство наложило нравственный и жизненный гнет на Россию; оно должно снять этот гнет. Правительство отступило от истинных начал русского гражданского устройства; оно должно воротиться к этим началам, а именно:

Правительству — неограниченная власть государственная; народу — полная свобода нравственная, свобода жизни и духа. Правительству — право действия и следовательно закона; народу — право мнения и следовательно слова.

Вот единственный, существенно жизненный совет для России в настоящее время.

XIII. Но как же его привести в исполнение?

Ответ на это находится в самом указании общих начал. Дух живет и выражается в слове. Свобода духовная или нравственная народа есть свобода слова.

XIV. Итак, свобода слова: вот что нужно России, вот прямое приложение общего начало к делу, до того с ним нераздельное, что свобода слова есть и начало (принцип), и явление (факт).

XV. Но и не удовлетворяясь тем, что свобода слова, а поэтому и общественное мнение, существует, правительство чувствует иногда нужду само вызывать общественное мнение. Каким образом может правительство вызвать это мнение?

Древняя Русь указывает нам и надело самое, и на способ. Цари наши вызывали, в важных случаях, общественное мнение всей России и созывали для того Земские Соборы, на которых были выборные от всех сословий, и со всех концов России. Такой Земский Собор имеет значение только мнения, которое государь может принять и не принять.

Итак, из всего сказанного в моей «Записке» и объясненного в этом «Дополнении» вытекает ясное, определенное, прилагаемое к делу и, в этом смысле, практическое указание: что нужно для внутреннего состояния России, от которого зависит и внешнее ее состояние.

Именно:

Полная свобода слова устного, письменного и печатного — всегда и постоянно; и Земский Собор, — в тех случаях, когда правительство захочет спросить мнения страны.

Внутренний общий союз жизни, — сказал я в своей «Записке», — до того ослабел в России, сословия в ней до того отдалились друг от друга, вследствие полуторастолетней деспотической системы правительства, что Земский Собор, в настоящую минуту, не мог бы принести своей пользы. Я говорю: в настоящую минуту, то есть, немедленно. Земский Собор непременно полезен для государства и земли, и нужно пройти некоторому только времени, чтобы правительство могло воспользоваться мудрым указанием древней Руси и созвать Земский Собор.

Открыто возвещаемое общественное мнение, — вот чем в настоящую минуту может быть заменен для правительства Земский Собор; но для того необходима свобода слова, которая даст правительству возможность созвать вскоре, с полною пользою для себя и народа, Земский Собор.

В «Записке» своей признал я нужным некоторый переход к полной свободе слова, — переход через наибольшее смягчение цензуры относительно всякой мысли и всякого мнения, и чрез удержание цензуры покуда, как ограждения личности. Переход этот должен быть непродолжителен и привести к полной свободе слова.

В «Записке» своей я показываю неосновательность страха тех, которые боятся свободы слова. Этот страх есть неверие в истину, в ее победоносную силу, есть безбожие своего рода, ибо Бог есть истина. Христианская проповедь имела против себя всю свободу языческого слова, и победила. Ужели мы, неверной, малодушной душой, смутимся за Божью истину (ибо нет другой)? Не знаем ли мы, что Господь наш с нами до скончания века?

При нравственной свободе и нераздельной с ней свободе слова, только и возможна неограниченная благодетельная монархия; без нее, — она губительный, душевредный и недолговечный деспотизм, конец которого — или падение государства, или революция. Свобода слова есть верная опора неограниченной монархии: без нее — она (монархия) непрочна.

Времена и события мчатся с необычайной быстротой. Настала строгая минута для России. России нужна правда. Медлить некогда. — Не обинуясь, скажу я, что, по моему мнению, свобода слова необходима без отлагательств. Вслед за нею правительство с пользой может созвать Земский Собор.

Итак, еще раз:

Свобода слова — необходима.

Земский Собор — нужен и полезен.

Вот практический вывод моей «Записки о внутреннем состоянии России» и «Дополнения» к ней.

Считаю должным еще прибавить два примечания.

1. Какую же пользу принесет свобода слова, спросят, быть может, некоторые. Это объяснить, кажется, не трудно.

Откуда происходят внутренний разврат, взяточничество, грабительство и ложь, переполнившие Россию? От общего унижения нравственного. Следовательно, надобно нравственно возвысить Россию. Как же возвысить нравственно? Признать и уважать в человеке человека; а это иначе быть не может, как тогда, когда признают за человеком право слова, свободного слова, неразлучного с нравственной, духовной свободой, которая есть неотъемлемая принадлежность высокого духовного существа человеческого. В самом деле, как иначе избавиться от взяточничества и других неправд? Вы устраните одних взяточников: на место их явятся другие, еще хуже, порождаемые беспрерывно испорченной нравственной почвой, образующиеся из унижения человеческого достоинства. Одно средство против этого зла: возвысить нравственно человека; а без свободы слова это невозможно. Итак, свобода слова, уже сама по себе, непременно возвысит нравственно человека. Конечно, воры всегда будут встречаться; но это уже будет частный, личный грех; тогда как теперь взяточничество и другие подобные гнусные дела — грех общественный. Кроме того, когда по всей России грянет один общий открытый голос на взятки и грабеж, когда вся Россия укажет всенародно на пиявиц, сосущих ее лучшую кровь, тогда поневоле придут в ужас самые отчаянные воры и взяточники. Правда любит день и свет, а неправда ночь и темноту. Стеснение общественного слова распространяло в России столь благоприятную для неправды ночь. Со свободой слова взойдет день, которого так боится неправда; свет вдруг озарит безбожные дела в обществе на показ всему миру; им негде будет укрыться, и они должны будут бежать из общества. К тому же станет видно и для правительства, праведный гром которого грянет верно. — Наконец, при свободе слова, общественное мнение укажет на многие полезные меры, на многих достойных людей, равно как на многие ошибки и на многих людей недостойных.

2. Нравственная свобода человека, признанная правительством в свободе слова, будет, само собою разумеется, признана им и в других, хотя бы мелких, ее проявлениях в жизни. Одно из таких проявлений, например, есть частная (партикулярная) одежда. Я разумею здесь не одно платье, но способ носить волосы, бороду, одним словом, я разумею здесь костюм (наряд) человека. Частная одежда есть прямое проявление жизни, быта, вкуса и государственного в себе не имеет. Но доселе так еще стеснена свобода жизни, что даже одежда частного человека подлежит у нас запрещению.

Одежда не важна сама по себе, но как скоро правительство даже вмешивается в одежду народа, то одежда, именно по своей незначительности, становится тогда важным указателем, до какой степени стеснена свобода жизни в народе. Доселе русский дворянин, даже вне службы, не может носить русской одежды. С некоторых дворян русских, надевших было русскую одежду, взята через полицию подписка: бороды не носить, отчего они и принуждены были снять русское платье, ибо борода есть часть русского наряда³⁵. — Итак, даже в этом пустом проявлении жизни, в одежде, правительство наше продолжает стеснять свободу жизни, свободу вкуса, свободу народного чувства, — одним словом нравственную.

Говорю с совершенной откровенностью свои мысли как в «Записке», так и в «Дополнении», — и исполняю тем долг свой к Отечеству и Государю.

Комментарии

¹ Записка, написанная в 1855 г., предназначалась для нового российского императора Александра И. Впервые была опубликована в 1881 г. И. С. Аксаковым в разделе «Политическое обозрение» газеты «Русь» (Первые 8 частей «Записки» в № 26. С. 11-15; части «Записки» с 9 по 12 в № 27. С. 17-20).

Печатается по: Аксаков К. С, Аксаков И. С Избранные труды / [сост., авторы вступ. ст. и коммент. A.A. Ширинянц, A.B. Мырикова, Е. Б. Фурсова]. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. С. 227—251.

² Пожарский Дмитрий Михайлович (1578—1642) — князь. В 1598 г. стряпчий и член Земского собора, с 1602 г. стольник, с 1613 г. боярин. В 1608—1610 гг. сторонник Василия Шуйского в его борьбе с Лжедмитрием И. С 1610 г. воевода в Зарайске. Участник Первого ополчения 1611 г. С октября один из руководителей Второго ополчения 1611—1612 гг. и Земского правительства. В 1615 г. руководил боевыми действиями против польских интервентов, в 1618 г. участвовал в отражении похода войска польского королевича Владислава к Москве. В 1617—1640 гг. возглавлял ряд приказов, участвовал в переговорах с английскими, польскими и крымскими послами, был воеводой в Новгороде (1628—1630).

³ Минин Кузьма (Козьма) Минич (? —1616) — нижегородский посадский человек. Был «говядарем», т. е. мясником и считался очень авторитетным человеком в Нижнем Новгороде. С сентября 1611 г. — земский староста. Инициатор и один из руководителей Второго ополчения 1611—1612 гг., соратник князя Д. M. Пожарского. В сражениях за Москву против польского гарнизона проявил личную храбрость. В 1612—1613 гг. вместе с князем Д. Т. Трубецким иД.М. Пожарским — член земского правительства («Совета всей земли»), где занимался финансово-хозяйственными вопросами. После избрания в 1613 г. царем Михаила Романова Минин получил чин думного дворянина и вотчину в селе Богородском под Нижним Новгородом с девятью деревнями «в род неподвижно», вошел в состав Боярской думы.

⁴ Избрание на царство первого царя из династии Романовых Михаила Федоровича состоялось 21 февраля 1613 г.

⁵ Михаил Федорович Романов (1596—1645) — царь (1613—1645), основатель династии Романовых. Избран Земским собором на царство в 16 лет. В первые годы правления Михаила Федоровича (1613—1619) реальная власть находилась у его матери и Салтыковых, в 1619—1633 гг. фактическим правителем государства был его отец — патриарх Филарет, носивший титул «Великого Государя». В 1625 г. Михаил Федорович принял титул «Самодержца Всеросийского». При двоевластии государственные грамоты писались от имени Государя Царя и Святейшего Патриарха Московского и всея Руси.

⁶ Анна Иоанновна (1693—1740) — российская императрица с 1730 г. Дочь царя Ивана V Алексеевича и П. Ф. Салтыковой, племянница Петра I. После смерти императора Петра II Верховный тайный совет 19 января 1730 г. принял решение пригласить Анну Иоанновну на престол при условии подписания ею «пунктов» (так называемых кондиций), ограничивающих самодержавную власть. 28 января 1730 г. в Митаве Анна Иоанновна подписала «пункты», которые были оглашены в Кремлевском дворце 2 февраля 1730 г. на собрании высших военных, гражданских и придворных чинов. 15 февраля Анна Иоанновна прибыла в Москву, где 25 февраля в Кремлевском дворце приняла представителей оппозиции Верховному тайному совету (А. М. Черкасский, В. Н. Татищев, А. Д. Кантемир и др.), вручивших ей челобитную от дворянства о восстановлении самодержавной власти, и разорвала «кондиции».

⁷ Раскол — отделение от Русской Православной Церкви части верующих, не признавших церковные реформы 1653—1656 гг. патриарха Никона (1605—1681).

⁸ Библ. «…Царство Мое не от мира сего» (Иоан. 18: 36).

⁹ Библ. «…Царствие Божие внутрь вас есть» (Лук. 17: 21).

¹⁰ В науке права «смешанная» конституция или конституция смешанного типа — означает частично писаную конституцию, включающую парламентские законы, судебные прецеденты, обычаи и доктринальные толкования, которые определяют порядок формирования и полномочия органов государства, принципы взаимоотношений государственных органов между собой, а также государственных органов и граждан. Однако К. С. Аксаков имеет в виду прежде всего принцип смешанного правления, утвердившийся в Англии, когда три возможных «чистых» формы политического управления — монархия (власть одного), аристократия (власть немногих), демократия (власть большинства) — были «смешаны» в треугольнике палата общин — палата лордов — монархия, с тем чтобы представлять и уравновешивать разные социальные интересы и слои.

¹¹ Архонт — высшее должностное лицо в древнегреческих полисах. В Афинах около середины VII в. до н. э. коллегия архонтов состояла из девяти лиц. В V в. до н. э. утратили свое значение.

¹² Individu — субъект (фр.).

¹³ Строки из произведения Ломоносова «Ода надень тезоименитства его императорского высочества государя великого князя Петра Федоровича» (1743).

¹⁴ Так, например, в тексте первой трети XIX в. «Собрание от святаго писания об антихристе» о Петре I сказано: «…тако той лжехристос, восхищая на себя славу Сына Божия превысочайшую, именовася Петр Первый, и прочие по нем тако же именуются. И паки именовася Божеством России, яко же свидетельствует книжка „Кабинет Петра“, лист 2: „Он Бог твой, о Россия) Он члены взял в тебе плотския, сошед к тебе от горних мест“; ибо он древний змий, Сатана, прелестник, свержен бысть за свою гордыню от горних Ангельских чинов, сошед по числу своему 666, взяв члены себе плотския, яко же Св. пишут Ефрем и Ипполит: „Родится сосуд скверный от жены, и Сатана в него вселится, и начнет творити волею своею“» (URL: http://www.staropomor.m/posl.vrem(5)/sobranie_svpisanija.html).

¹⁵ Библ. «…ибо нет власти не от Бога» (Рим. 13: 1).

¹⁶ В 1660 г. царь Алексей Михайлович собрал «гостей» и высшие слои московского купечества по вопросу о борьбе с хлебной дороговизной.

¹⁷ Иго было окончательно свергнуто в 1480 г. после отказа великого князя московского Ивана III Васильевича платить Орде ежегодную дань (1476) и вызванного этим неудачного похода на Русь хана Большой Орды Ахмата («Стояние нар. Угре» 1480 г.).

¹⁸ Имеется в виду присоединение при Иване IV Грозном (1530—1584) Казанского, Астраханского и Сибирского царств.

¹⁹ Малороссия — название в официальных документах восточной части Украины, расположенной на левом берегу Днепра; вошла в состав Русского государства после Переяславкой Рады 1654 г.; статус окончательно был закреплен договором о вечном мире 1686 г. между Россией и Польшей. Правобережная Украина была присоединена к России в 1793 г.

²⁰ Соборное Уложение 1649 г. — первый в русской истории печатный свод законов Русского государства, принятый на Земском соборе, созванном 16 июля 1648 г, и действовавший вплоть до 1832 г. Не имел аналогов в европейской практике своего времени.

²¹ «Орел» — первый русский двухпалубный военный корабль, был построен в 1669 г. на верфи, расположенной в селе Дединово на левом берегу р. Оки при впадении в нее Москвы-реки.

²² Симеон Полоцкий (в миру Петровский-Ситнианович Самуил Емельянович) (1628—1680) — церковный деятель, богослов и писатель. Учился в Киево-Могилянской коллегии, принял монашеский постриг с именем Симеона. Преподавал в братской школе в Полоцке, где познакомился с Алексеем Михайловичем при посещении царем этого города в 1656 г.

По прибытии в Москву (1666) жил в Заиконоспасском монастыре, обучая там государевых подьячих. С 1667 г. занимался воспитанием царских детей. В этом же году по его инициативе в Москве было основано первое в России всесословное высшее учебное заведение под названием «Эллино-греческие схолы» (на основе Типографской школы в Заиконоспасском монастыре). Полоцкому же приписывается авторство первоначального проекта Устава («Привилеи») академии, представленного на утверждение Федора Алексеевича в 1682 г. учеником и преемником Полоцкого Сильвестром Медведевым.

²³ В 1681—1682 гг. собраны были выборные от служилых людей, которым было предложено обсудить новый воинский устав; на этом собрании была проведена отмена местничества; тогда же выборные от тяглых людей обсуждали вопросы податного обложения.

²⁴ Екатерина I Алексеевна (Марта Скавронская) (1684—1727) — императрица с 1725 г., вторая жена Петра I, мать императрицы Елизаветы Петровны. Возведена на престол гвардией во главе с А. Д. Меншиковым, который стал фактическим правителем государства.

²⁵ Елизавета Петровна (1709—1761) — российская императрица с 1741 г. Вступила на престол в результате дворцового переворота, с помощью гвардии свергнув и заточив в крепость малолетнего Ивана VI Антоновича.

²⁶ Петр III Федорович (1728—1762) — российский император в 1761—1762 гг., был свергнут с престола женой — будущей императрицей Екатериной И, опиравшейся на гвардию, Г.Г. и А. Г. Орловых и др.

²⁷ Имеется в виду восстание 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади в Санкт-Петербурге.

²⁸ Речь идет о Московском восстании 1682 г. (по имени князя И. А. Хованского, руководителя стрелецкого движения, начальника Стрелецкого приказа, восстание получило название «Хованщина», в нем участвовали стрельцы и старообрядцы) и Стрелецком восстании 1698 г. (когда около четырех тысяч московских стрельцов сместили своих начальников и отправились к Москве, где установили связь с царевной Софьей Алексеевной, готовившей дворцовый переворот, однако были разбиты под Новоиерусалимским монастырем 18 июня; в течение года было казнено 1182 стрельца и сослан 601, а следствие и казни продолжались до 1707 г.).

²⁹ Даточные (даточные люди) лица из тяглого населения в России XV—XVII вв., отданные на пожизненную военную службу, поставка которых наряду с городовым, острожным и ямским делом была одной из наиболее тяжелых личных повинностей, ложившихся на крестьянские и посадские общины.

³⁰ Кабальные записи — записи, закрепляющие состояние кабального холопства. Кабальные холопы — в Русском государстве XV — начала XVIII в. — бывшие свободные люди, ставшие временными холопами до отработки взятого в дож денежного займа.

³¹ Имеются в виду события «пугачевщины» — крестьянской войны 1773—1775 гг. под предводительством донского казака Емельяна Ивановича Пугачева (1740 или 1742—1775), который выдавал себя за императора Петра III.

³² Цензура {лат. censura) — система государственного надзора (обычно в виде предварительного просмотра) за содержанием печатных изданий, театральных постановок и т. п. — в России возникла в начале XVIII в. Делилась на общую (внутреннюю и иностранную) и ведомственную (духовная, военная, театральная и др.). Традиционно цензура вверялась Министерству народного просвещения, а руководило ее деятельностью Главное управление цензуры. «В помощь ему и для высшего руководства цензоров» утверждался Верховный цензурный комитет, состоявший из министров народного просвещения, внутренних и иностранных дел, местные цензурные комитеты — в Москве, Дерпте и Вильно. Право на цензуру, кроме того, оставалось за духовным ведомством, академией и университетами, некоторыми административными, центральными и местными учреждениями (к 1860-м гг. насчитывалось 22 специальные цензуры). Деятельность этих учреждений в 1804—1865 гг. регулировалась цензурными уставами. Так, наиболее развернутый цензурный устав 1826 г. трактовал принципиальные задачи цензуры следующим образом: цензура должна контролировать три сферы общественно-политической и культурной жизни общества: 1) права и внутреннюю безопасность; 2) направление общественного мнения согласно с настоящими обстоятельствами и видами правительства; 3) науку и воспитание юношества; цель учреждения цензуры состоит в том, чтобы «произведениям словесности, наук и искусства при издании их в свет посредством книгопечатания, гравирования и литографии дать полезное или, по крайней мере, безвредное для блага отечества направление».

³³ ДОПОЛНЕНИЕ К ЗАПИСКЕ «О ВНУТРЕННЕМ СОСТОЯНИИ РОССИИ», ПРЕДСТАВЛЕННОЙ ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ II КОНСТАНТИНОМ СЕРГЕЕВИЧЕМ АКСАКОВЫМ

Впервые: Аксаков Константин. Дополнение к Записке о внутреннем состоянии России, представленной Государю Императору Александру II Константином Сергеевичем Аксаковым // Русь. М. 1881. № 28. Политическое обозрение. С. 12—14.

Печатается по: Аксаков К. С, Аксаков И. С. Избранные труды / [сост., авторы вступ. ст. икоммент. A.A. Ширинянц, A.B. Мырикова, Е. Б. Фурсова]. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. С. 252—258.

³⁴ В перепечатке аксаковской работы, которую осуществил Н. Л. Бродский ([Аксаков К. С.] Дополнение к «Записке» // Ранние славянофилы. A.C. Хомяков, И. В. Киреевский, К.С. и И. С. Аксаковы/ Сост. Н. Л. Бродский (Историко-литературная библиотека. Выпуск V). М., 1910. С. 97-102), начало текста, названное составителем «небольшим предисловием», отсутствует.

³⁵ Таковая подписка взята была с Хомякова. Отец автора «Записки», больной старик, почти не выезжавший из дому и отпустивший себе бороду, также был обязан подпиской у себя на дому: «бороду сбрить и впредь оную не отпускать». — Прим. И. С. Аксакова.