1812 год в воспоминаниях современников
М.: Наука, 1995.
П. И. Вороненко. «Записка». 1836 г.[править]
Прокофий Иванович Вороненко, по происхождению дворянин, в службу вступил в 1792 г. копиистом в Новомиргородский нижний земский суд. В последующие годы занимал мелкие канцелярские должности в разных губерниях и на императорском фарфоровом заводе, в 1806 г. получил чин титулярного советника. В 1809 г. — дворянский заседатель Макаровского земского суда. В 1810 г. вышел в отставку. В январе 1812 г. принят квартальным надзирателем в штат московской полиции, где быстро завоевал доверие начальства, и в ходе Отечественной войны привлекался к секретным делам, выходившим за пределы его непосредственных обязанностей. Помимо тех поручений, о которых рассказано в публикуемой Записке, на Вороненко возлагались и другие ответственные задания. Так, 9 сентября 1812 г. он был послан Ф. В. Ростопчиным из Главной квартиры в Петербург с секретным донесением Александру I по поводу оставления Москвы (Рус. архив. 1892. № 8. С. 534—536; 1901. № 8. С. 469). За «расторопность и усердие», проявленные в выполнении этих поручений, в ноябре 1812 г. Вороненко был повышен в должности и, став следственным приставом, занимал этот пост до конца своей службы в полиции в 1830-х годах (ЦМАМ. Ф. 105. Оп. 15. Д. 95. Л. 3-6; Ф. 46. Оп. 8, т. 1. Д. 368. Л. 570, 613; Рус. архив. 1866. С. 689—691). В «Книге адресов столицы Москвы» В. Д. Метелеркампа и К. М. Нистрема на 1839 г. (М., 1839. Ч. II. С. 69) Вороненко отмечен уже в числе «отставных чиновников». В справочниках и адрес-календарях за следующие годы его имя не значится.
Записка Вороненко возникла в связи с собиранием А. И. Михайловским-Данилевским в середине 1830-х годов материалов для подготовлявшейся им истории Отечественной войны. С этой целью во все губернии было разослано, циркулярное письмо со специально разработанной анкетой-вопросником. В марте 1836 г. запрос об интересующих историка сведениях был направлен московскому генерал-губернатору Д. В. Голицыну, по указанию которого Управа благочиния обратилась к лицам, служившим в 1812 г. в городской полиции. Среди тех полицейских чиновников, которых удалось разыскать и опросить, был и Вороненко (ОР РНБ. Ф. 859. Карт. 1. № 5; Сб. РИО. СПб., 1912. Т. 139. С. XVI).
Записка сохранилась в писарской копии в составе коллекции исторических материалов Михайловского-Данилевского о наполеоновских войнах, в подборке копий документов Московской управы благочиния за 1812—1814 гг., полученных историком в октябре 1836 г. (РГВИА. Ф. ВУА. Д. 3465, т. 11. Л. 183—279). Подлинник Записки в фондах полицейских учреждений Москвы в ЦМАМ не обнаружен.
Ценность Записки Вороненко как источника прежде всего в том, что в ней впервые письменно закреплялись едва ли не одному ему известные сведения о сугубо конфиденциальных, не подлежавших в 1812 г. огласке распоряжениях Ростопчина и их реализации, что в ходе самих событий документально, по понятным причинам, нигде не фиксировалось. Квартальный надзиратель И. Мережковский, тайно посланный вместе с Вороненко в Москву, когда там были французы, в ответ на вопрос Управы благочиния, сохранились ли о такого рода делах «письменные предписания», писал в 1836 г.: «Оных не могло и быть <…> потому что мы всегда получали словесные приказания <…> и равномерно <…> доносили словесно» (ОР РНБ. Ф. 859. Карт. 30. № 30). Об этих скрытых от современников сторонах своей деятельности и сам Ростопчин крайне неохотно делился с окружающими в 1812—1813 гг. и старательно умалчивал в позднейших воспоминаниях (Рус. старина. 1889. № 12. С. 643—725). Вороненко же в свидетельствах, записанных по прошествии четверти века после событий, не был скован ни ведомственными отношениями тех лет, ни интересами сохранения военной тайны, ни авторитетом Ростопчина, умершего еще за 10 лет до того, и потому передавал свои впечатления, видимо, достаточно откровенно и непредвзято — такими, как они сохранились в его памяти. Достоверность их подтверждается другими источниками. Например, свидетельство о пребывании в главной квартире с конца июля до конца августа 1812 г. подкрепляется донесением Вороненко от 7 августа о падении Смоленска и письмом М. Б. Барклая де Толли от 30 июля Ф. В. Ростопчину (Дубровин Н. Ф. Отечественная война 1812 г. в письмах современников (1812—1815). СПб., 1882. С. 70, 83-85). Рассказ о поджогах ряда объектов в Москве в момент вступления в нее французов совпадает в целом с мемуарами дочери Ростопчина Н. Ф. Нарышкиной, чья осведомленность питалась сообщениями близких и ее отцу лиц ("1812. Le comte Rostopchine et son temps. Par madame Narichkine nИe comtesse Rostopchine. SPb., 1812. P. 168—169). Наконец, сведения Записки о разведывательных действиях в Москве в начале октября находят опору в рапорте столичного обер-полицмейстера П. А. Ивашкина Ф. В. Ростопчину от 27 ноября 1812 г. и в письменных показаниях полицейских чиновников Ф. П. Пожарского и упомянутого выше И. Мережковского (ЦМАМ. Ф. 46. Оп. 8, т. I. Д. 368. Л. 613; ОР РНБ. Ф. 859. Карт. 30. № 30).
Описание Вороненко поджогов Москвы было использовано в книге Михайловского-Данилевского «Описание Отечественной войны в 1812 г.» (СПб., 1839. Т. 2. С. 398—399) и с тех пор неоднократно воспроизводилось в трудах историков (Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 г. СПб., 1860. T. II. С. 315—602; Попов А Н Французы в Москве в 1812 году. М., 1876. С. 96; Надлер В. К. Император Александр I и идея Священного Союза. Рига, 1886. T. 1. С. 375 и т. д.). Но в полном объеме своих сведений Записка Вороненко в научный оборот не вводилась. В настоящем издании публикуется впервые.
Московской управы благочиния г-ну экзекутору Андрееву. Бывшего в штате московской полиции следственного пристава титулярного советника и кавалера Вороненко. Сведение.
Вследствие требования Вашего ко мне сведения относительно происшествий 1812 г., бывших пред вступлением в Москву неприятельских войск и по изгнании оных, имею честь сообщить Вам извлечение следующих действий моих, исполняемых по поручению главнокомандующего тогда в сей столице гр. Ростопчина.
1-е. В июле месяце 1812 г. по отбытии из Москвы блаженные памяти в бозе почивающего государя императора Александра 1-го я командирован был в главные квартиры обеих действующих армий Барклая де Толли и кн. Багратиона, а после и кн. Кутузова при отношениях к ним о сообщении мне сведений при каждом движении российских войск и сражениях с неприятелем для поспешнейшего доставления оных с эстафетами к гр. Ростопчину1, каковые с 27 июля по мере получения мною копий с реляций я и доставлял до Бородинского сражения, а по получении оных в Москве гр. Ростопчин приказывал тотчас печатать издаваемые им объявления жителям, следствием коих было его же предостерегательное распоряжение как в отношении вывоза из Москвы главных дел из всех мест, коронных драгоценностей и тому подобного, так и удержания спокойствия столицы.
2-е. После Бородинского сражения 28-го августа я возвратился в Москву, а к вечеру 1-го сентября гр. Ростопчин, приказав дать мне отряд из 21 чел. крутицких драгун, отправил меня на Фили в главную квартиру с тем, что буде бы неприятель сделал ночью натиск на нашу армию, то в ту же минуту с расторопнейшим из драгун давать ему знать хотя словесно о каждом движении; 2-го сентября в 5 час. пополуночи он же поручил мне отправиться на Винный и Мытный дворы, в Комиссариат и на не успевшие к выходу казенные и партикулярные барки у Красного холма и Симонова монастыря, и в случае внезапного вступления неприятельских войск стараться истреблять все огнем, что мною и исполняемо было в разных местах по мере возможности в виду неприятеля до 10 час. вечера, а в 11 часу из Замоскворечья, переправясь верхом вплавь ниже Данилова монастыря, около 2 часов пополуночи соединился с нашим ариергардом, между коего следовал до главной квартиры, расположенной за Боровским перевозом в селах Софьине и Куликове, а оттуда уже следовал с гр. Ростопчиным при армии до Красной Пахры из коей отправлен был им же с депешами от его имени и кн. Кутузова в Ярославль к принцу Ольденбургскому, от сего обратно в деревню Леташевку, место главной квартиры, но, не застав уже там гр. Ростопчина, получил приказание и подорожную от гр. Бениксена следовать во Владимир.
3-е. Оттудова 3-го на 4-е число октября ночью от него ж, гр. Ростопчина, я отправлен был с прикомандированными ко мне квартальными надзирателями Щербою, Равинским, Мерешковским, Иваницким и Пожарским2 на С.-Петербургский тракт к начальнику обсервационного корпуса гр. Винцегероде3, а от него 7-го октября до расвета тайно в Москву, разделясь по разным направлениям. Здесь было обязанностию нашею разведывать о силе и движении неприятельских войск, о запасах продовольствия оных, о духе оставшихся в столице жителей и прочем до положения тогдашних обстоятельств. И оказалось, что Наполеон 6-го и 7-го октября в 5 час. утра оставил Москву, но войски, покрывавшие пеплы сгоревшей столицы, из коих до 30 тыс. человек погибли на местах в фуражировке, без сражения побиваемые жителями и женщинами, в смешанном страхе за вождем своим потянулись наутек по трактам Калужскому и Смоленскому, оставив в Москве к 10-му числу октября не более 3 тыс., которые на 11-е число ночью, подорвав в пяти местах в Кремле здания, бежали разными партиями, и поутру часу в 7-м того же числа я был очевидный свидетель, как 16 чел. смеси властолюбивого полководца, шедшие беглым маршем с оружием в руках, встречены были на Арбатской площади крестьянами, которые во избежание проводов в команду русских отняли ружья и положили всех на месте. К нещастию, я видел и то, как 10-го октября вероломные в противность парламентерных прав взяли гр. Винцегероде и адъютанта его Нарышкина в плен. Далее о сем и о народном мнении я, способствуемый генералом Тутолминым, остававшимся в Воспитательном доме, выходил под именем его чиновника из Москвы с донесением к генералам Бенкендорфу и Иловайскому и возвращался обратно по билету именовавшегося тогда градоначальником генерала Лесевса. Таким образом, благодаря Бога, стерли с земли своей живых незваных гостей и так оставалось очистить Москву от трупов и палых лошадей. И в тот же день, получив от означенных генералов 22 чел., как помнится, каргопольских драгун и изюмских гусар, я занялся управлением и очищением 5 частей города: Сретенской, Мясницкой, Яузской, Рогожской и Таганской — до прибытия полиции, и никаких неприятных происшествий не было, кроме одного пожара, случившегося ночью в доме Савеловой близ Смоленского переулка. По прибытии из Владимира гр. Ростопчина, он, одобрив мое занятие, распорядился вывезенные в поля тела и палых лошадей жечь, а между тем разбирательством о спорных обывательских имуществах и товарах, о людях разного звания, подпавших во время пребывания неприятельских войск в разные погрешности, но, по благоразумному рассмотрению его, никто, кроме важнейших политических (преступников), не пострадал. Впрочем, о других распоряжениях начальства, в то время бывших, как полагаю, можно получить подробнее из дел главнокомандующего в Москве, естьли они находятся в целости.
Июня дня 1836 г.[1]
Примечания[править]
РГВИА. Ф ВУА. Д 3465, ч. 11. Л 203—207 об
1 Сохранилось распоряжение Ф. В. Ростопчина П. И. Вороненко от 25 июля 1812 г.: «Ехать вам в Смоленск, а оттуда в Главную квартиру военного министра и, отдав мое письмо, есть ли позволено будет, то остаться при нем. А есть ли не будет, то ехать в Смоленск и там стараться, коль скоро возможно будет, сообщать о военных действиях, по известиям, вам данным от главнокомандующего, и на имя мое отправлять донесения по нарочным эстафетам <…>» (Рус. арх. 1866. Ст. 690—691).
2 Щерба Михаил Михайлович, надворный советник, частный пристав Арбатской части Москвы, в штате полиции с 1816 г.; Равинский Егор Мартынович (род. 1775), титулярный советник, с 1810 г. квартальный надзиратель Пятницкой части Москвы; Мережковский Иван, титулярный советник, квартальный надзиратель Рогожской части Москвы; Иваницкий Иван Исакович, титулярный советник, квартальный надзиратель Арбатской части Москвы, в штате полиции с 1799 г.; Пожарский Федор Прохорович, квартальный надзиратель Якиманской части Москвы, в штате полиции с 1809 г. (Метелеркамп В. Д., Нистрсм К. М. Книга адресов столицы Москвы. М., 1839. Ч. II. С. 135; Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 г., собранные и изданные П. И. Щукиным. М., 1899. Ч. IV. С. 281—283; ЦМАМ. Ф. 105. Оп. 15. Д. 120. Л. 11 об., 19 об.; Д. 183. Л. 7 об.).
3 Винценгероде Фердинанд Федорович (1761—1818), барон, в 1812 г. генерал-майор, с конца года генерал-лейтенант, осенью командовал отдельным отрядом, блокировавшим Москву с северо-запада, 10 октября захвачен французами при попытке войти в занятый ими город и отправлен в плен во Францию, отбит отрядом казаков. В 1813 г. командовал русским корпусом в Северной армии, за отличие при Люцене и Лейпциге произведен в генерал-лейтенанты.
- ↑ Так в тексте.