Иероним Ясинский
[править]Заповедный лес
[править]Солнце встало в багровом тумане. Оно прогнало ночные тени и озарило стройный лес, воздушные вершины которого тихо шумели.
Этот лес был заповедный. Насадить его и потом много лет сохранять в неприкосновенности стоило огромных денег. Особый чиновник с двумя подчиненными ему лесниками ежедневно совершал осмотр леса; и если ревнивый глаз его замечал какой-нибудь изъян, производилось дознание, разыскивался виновный и подвергался наказанию.
Лес был невелик. Он рос на берегу быстрой реки, стесненной скалистыми берегами; весь остальной край представлял собою невозделанную степь. В чудный лес приезжали в определенные часы из соседнего города любителя природы и чинно гуляли под зелеными сводами казенных деревьев. На земле никто не смел садиться — нельзя было мять траву. И даже влюбленные, являвшиеся сюда сказать друг другу свои непрочные клятвы, должны были вести себя с большою осмотрительностью.
Багровый туман медленно расплывался. Солнце подымалось и бросало на землю свой ослепительный свет, отражаясь в желтых струях мутной реки, золотя края гордых облаков, блистая в росинках, которыми ночь, как бриллиантами, убрала степные цветы.
На встречу солнцу, словно из маленьких кадильниц, возносился аромат из венчиков белых махровых гвоздик, жемчужного донника, пестрых фиалок, богородичной травы, крупных звездистых ромашек. Хоры птиц приветствовали царя жизни; жаворонок взлетал к поднебесью и там в восторге выделывал горлышком свои звенящие серебристые трели, а внизу стрекотали кузнечики, замирая в душистом зное трав.
В лесу царила торжественная тишина, как в храме; стволы деревьев были ровны, как колоннада, и косые лучи золотого света пронизывали его зеленый сумрак.
На лужайке, где росла сочная, яркая трава, бегал вороной трехлетний жеребчик с черным, лоснящимся на солнце, красивым хвостом, длинной гривой и сухой мордой с бурыми возле рта и широких ноздрей подпалинами.
Он чутко настораживал маленькие острые уши, а когда подходили к нему люди с уздечкой и арканом, он кидал задними ногами и, как стрела, пролетал с одного конца лужайки на другой; или на несколько минут совсем исчезал в чаще заповедного леса.
— Надо непременно поймать жеребчика, — сказал чиновник в форменном мундире, обращаясь к своим подчиненным. — Негодяй портит мне кровь, повадился каждое утро на лужайку неизвестно откуда! Когда мы его загоним в конюшню, придет хозяин, и мы узнаем, чей это жеребчик. Тогда я составлю протокол, и казна получит хороший штраф.
Лесники манили жеребчика на овес, показывали ему ломти хлеба, посыпанные крупной солью, и ласковыми голосами кричали:
— Кос, кос, кос!
Жеребчик выставлял из-за опушки свою красивую сухую головку, раздувал ноздри, втягивал в себя воздух, который пахнул овсом и печеным хлебом, но не верил людям. Как только приближался к нему человек с медовой улыбкой на устах, он встряхивал роскошной гривой своей и пропадал с глаз, описав по лужайке круг и оскорбив еще раз своим дерзким и вольным бегом ретивого чиновника.
— Жеребчик должно быть прибегает сюда из соседней степи, где пасутся табуны помещика Иванова, — сделал предположение младший лесник.
Иванов был богат, высокомерен, и его не любили чиновники.
— Хорошо, — сказал начальник, — если это жеребчик Иванова, то его тем более следует поймать.
Он вспомнил, как он сделал в прошлом году визит Иванову, а тот принял его в халате и не представил своей дочери, которая была писаная красавица — с золотыми волосами и длинной лебединой шеей.
— Непременно поймать! — повторил начальник и отправился в свой хорошенький домик, построенный на берегу реки и окруженный заповедным лесом.
Как только ушел начальник, лесники перестали ловить жеребчика и тоже ушли. Жеребчик осторожно выбежал на лужайку, стал щипать траву и, опрокинувшись на спину, переваливался с боку на бок, играя, как ребенок, и перебирая в воздухе тонкими ногами. Он ржал, бегал, или погружался в задумчивость, похожую на сон, отмахиваясь от оводов длинным, почти земли касающимся хвостом.
Солнце поднималось все выше и выше. Оно рассеяло гордые облака, растопило и обратило в незримый пар их холодные массы, и только немногие из них уцелели, удалившись в бесконечную лазурную высь, в царство вечной стужи; там они чуть виднелись, словно стая пернатых жильцов неба, ослепленных блеском торжествующего светила и застывших недвижно в своем полете.
После полудня, когда жара спала и от деревьев мало-помалу потянулись тени, на лужайку опять пришел чиновник и видел, как жеребчик во мгновение ока скрылся за лесной опушкой.
Он нахмурил брови и дал себе слово наказать лесников, если завтра жеребчик не будет пойман.
А жеребчик бежал рысью по берегу реки, наслаждаясь простором степного океана, и вскоре присоединился к своему табуну.
Заходило солнце. Иванов и его дочь поехали верхом в степь посмотреть на свой табун. Жеребчик, услышав ласковый призыв девушки, подбежал к ней и позволил, чтобы ее маленькая ручка дотронулась до его косматой челки и до нежных ушей.
— Папа, мне очень нравится этот жеребчик. Я беру его себе, слышишь? — сказала девушка.
Быстро вечерело. По мере того как умирало солнце, оживали и словно наливались кровью облака. Они спустились с недосягаемой высоты и клубились на месте заката, лиловые и алые, убранные в золото и драгоценные каменья.
Наконец, совсем погасло солнце. Розовые тени померкли в раскаленном за день воздухе. Душистою влагой повеяло от трав — запахло росой; и одна за другой загорелись на синем небе крупные и мелкие звезды.
Начальник заповедного леса только что напился чаю и, сидя у раскрытого окошечка, перебирал струны гитары. Нежные аккорды звенели в сонном воздухе и будили в душе музыканта неопределенные сладкие чувства. Ему казалось, что где-то в России в эту самую пору у такого же окошечка сидит прекрасная молодая женщина и грустит; она одинока, и никто не приходит к ней, достойный ее любви. Чиновник был еще молод; он думал об этой воображаемой женщине, и его пальцы с большим искусством бегали по струнам.
Было тихо. Темный лес был полон каких-то затаенных мечтаний. Косматые воздушные тени сплетались под его грозными сводами. Было жутко смотреть на лес, но приятно. И все лучше и лучше играл на гитаре чиновник, и все темнее и душистее становилась роскошная южная ночь.
Но вот уже луна поднялась из-за леса и, как призрак, смотрела на мир. Белый серебряный свет луны постепенно залил собою лес и степь, и прибрежные скалы, и молчаливую лужайку. Чиновник, играя на гитаре, увидел, как мелькнул за изгородью силуэт лошади, и в то же время раздалось радостное ржанье. В ответ, в конюшне послышался топот.
Лесничий бросил гитару и вышел за ворота. Никого нигде не было видно. У него мелькнуло подозрение, что вор тихонько подкрался на лошади к его одинокому домику. Он осмотрел замок конюшни. Потом, не доверяя замку, он вошел с фонарем в конюшню. Гнедая кобылка, которую лесничий назвал Птичкой и которую он только недавно объездил, пугливо посмотрела на хозяина. Он потрепал ее по крупу, взял за холку и, убедившись, что все благополучно, снова запер конюшню. Придя в комнаты, он осмотрел револьвер и заснул.
На заре его разбудило лошадиное ржание. Лесничий вскочил и, при бледном свете побелевшей луны и потухающих звезд, он опять увидел силуэт лошади и, к удивлению своему и досаде, узнал жеребчика.
— Ведь вот пристал! — вскричал лесничий в негодовании. — Ну, подожди, голубчик, мы тебя поймаем! А я думал, что вор. Впрочем, уж и впрямь не вор ли ты, голубчик?
Чтоб проверить это предположение, которое казалось ему смешным, лесничий осторожно растворил настежь конюшню и ворота, а сам спрятался.
Жеребчик, нюхая воздух горячими ноздрями, на каждом шагу останавливаясь и дрожа всем своим благородным телом, вошел во двор. Тогда лесничий вдруг захлопнул ворота. Но жеребчик понял, что он в западне. Он стал неистово метаться по двору, раскидал задними ногами кучу дров, как бы желая показать врагу, какой он сильный и страшный, и с глазами, налитыми кровью, остановился против крыльца и смотрел на лесничего, вооруженного уздечкой, готовясь дать ему смертельный отпор. Лесничий боялся подойти к жеребчику. Птичка повернула голову и, тяжело дыша, глядела из своего стойла на то, что происходит на дворе.
Кучер лесничего проснулся, услыхав шум, и вышел из сеней кухни. Жеребчик приложил уши, осел на задние ноги, потом вытянулся в струну и перескочил забор. Через минуту лес огласился ржанием жеребчика. Птичка одобрительно заржала в ответ. Лесничий побледнел от гнева и стал ссориться с кучером, как будто кучер был виноват, что жеребчик так удивительно прыгает.
С этих пор он решил, что средство поймать жеребчика у него в руках — надо только умело воспользоваться им — это Птичка.
Но жеребчик сделался особенно осторожен. Он не подпускал к себе людей на сто шагов и, несмотря на соблазн, который представляла для него конюшня, не приближался к изгороди.
— Ну, я, брат, тебя заставлю! — сказал лесничий и велел выпустить Птичку на лужайку.
Он притаился за деревом с арканом и тут же поставил небольшое корыто с овсом, до которого Птичка была большая охотница. Птичка, побегавши с жеребчиком по лужайке, подошла к овсу, и вместе с нею подошел жеребчик. За другими деревьями тоже с арканами стояли лесники. Как только лошади принялись за еду, со всех сторон выскочили люди, и прежде всех выскочил лесничий. Жеребчик не дал ему опомниться: он кинулся на него, взвившись на дыбы, и лесничий, в страхе за свою жизнь, выстрелил из револьвера. Тогда жеребчик грохнулся на землю и стал биться в предсмертных судорогах. Птичка убежала.
Лесничий молча пошел составлять протокол и приказал опять запереть Птичку в конюшню.
В этот день, как и вчера, взошла чудесная серебряная луна и залила лес своим волшебным, задумчивым светом. Как и вчера, сидел у раскрытого окна молодой лесничий, но гитара праздно лежала у него на коленях. Тихие аккорды фальшиво звучали сегодня, и он не мог больше играть. Деревья хмурились, и по небу бежали, застилая собою звезды, прозрачные облака.
Первая публикация: журнал «Нива» № 22, 1888 г.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.