Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.
ЗВЕЗДНЫЙ ФЛАГ
[править]Я думаю, что никто не верил и не верит в искренность союзов, заключаемых государствами в мирное время с политическими целями. Попытки дружественного слияния различных наций всегда выходили натянутыми и смешными и такими неестественными, как, например, дружба опытного в ловле кота с крысой. Еще в начале царствования Александра III русские солдаты допевали нелепую военную песню, сочиненную кем-то к политическому случаю:
Русский царь собрал дружину
И велел своим орлам
Плыть по морю на чужбину
В гости к добрым пруссакам.
А через десять лет весь земной шар был свидетелем самого комического из мировых зрелищ. Две эскадры — французская и русская — встретясь на лазурных водах Средиземного моря, приветствовали друг друга союзными гимнами.
«A bas la tyrannie!» — гремели русские оркестры на кораблях самодержавнейшего из монархов. «Боже, царя храни!» — звенели фанфары великой Французской Республики. Но попробовал бы в то время какой-нибудь экспансивный молодой человек закричать на площади Зимнего дворца: «Долой самодержавие!» Ого!
Но есть одно волшебное, упоительное, одинаково радостное на всех языках слово свобода, которое выше государственных выгод, дипломатических ухищрений, национального себялюбия и торговых расчетов. Оттого-то современная война, начатая против надменного немецкого милитаризма, вечно державшего в тревоге весь старый мир, приняла грандиозные размеры невиданной по упорству Священной войны. Оттого-то начало ее было встречено в России с небывалым патриотическим всенародным подъемом, в котором, в отличие от всех прошлых войн, впереди стояла Родина и где-то на заднем плане Царь. Оттого-то союзники и приветствовали прекрасное зарождение русской революции так дружественно, горячо и доверчиво. Оттого-то они даже и теперь заявляют перед лицом мира и истории, что не покинут России ни при каких условиях, а между тем, ведись эта война из интересов обогащения, то не только расчет, но и долг повелевал бы им прекратить бойню и заключить самый почетный, самый фантастически выгодный мир с Германией за счет трусов, беглецов, убийц отечества, подлых подстрекателей и поджигателей, против рабов, недостойных свободы.
Оттого-то и Америка, давно, еще задолго до войны, пристально изучающая Россию, так широко готова идти нам на помощь золотом своей богатой страны и кровью своего свободного народа.
Соединенные Штаты хорошо знают по своему историческому опыту, какое великое сокровище свобода и как тяжело она достается. Первые законы для колонистов, созданные в начале XVII столетия назначенным от английского правительства виргинским губернатором Далем, оставили за собою навеки название «черных законов» («black laws»). Телесные наказания, жестокие пытки и смертная казнь были обыкновенными наказаниями. Колонист, замеченный впервые в непосещении церкви, подвергался розгам, на третий раз его приговаривали к каторжным работам. Богохульство влекло за собой прокалывание языка, а повторение его — смертную казнь.
Губернаторы при Стюартах строго следили за незыблемостью престижа королевской власти. Свободная мысль, независимое мнение беспощадно преследовались. На печать и на школу они глядели совершенно так же, как и недавние русские громовержцы. В середине XVII столетия губернатор Беркли произнес поистине нетленные слова: «Я надеюсь, — сказал он, — что наши колонии никогда не будут нуждаться ни в школах, ни в типографиях: эти учреждения суть средства дьявола в его борьбе против Бога и Его помазанника Короля».
Север Америки был всегда демократическим, но он испытал всю нетерпимость пуританских проповедников. Так, из Массачусетса под угрозой смертной казни были изгнаны католические священники. Та же участь постигла и «проклятое племя еретиков, именующих себя квакерами». Угроза оказалась не напрасной. Квакеры, вернувшиеся в 1656 году обратно, подверглись пыткам и смертной казни.
Нелегка была для Америки борьба с королевской властью, осуществляемой в Лондоне «лордами торговли», а в колониях губернаторами, которые, начиная с 1675 года, постоянно жаловались на колонистов, как на мятежников, попирающих законы и увлеченных политическими бреднями. По этим жалобам лорды торговли распускали народное собрание, ограничивали свободу печати, приостанавливали Habeas Corpus, но победа всегда оказывалась не на стороне митрополии.
Колонии одна за другой вырабатывали свои конституции. На петиции изменников и бунтовщиков Король ответил тем, что в 1776 году прислал в С<еверную> Америку наемных немецких солдат. Тогда-то, при общем взрыве патриотизма, и была принята Конгрессом великолепная по своей простоте и достоинству декларация Джефферсона: «Мы утверждаем, — гласит ее начало, — следующие истины: все люди сотворены равными и наделены от Бога неотъемлемыми правами, в числе которых первые суть жизнь, свобода и счастие. Для обеспечения этих прав люди учреждают правительства, передавая им свою власть. Если форма правительства становится вредной для этой цели, народ может ее исправить или вовсе уничтожить, заменив новой». Конец же декларации таков: «В силу сказанного мы, представители С<оединенных> Ш<татов> Америки, призывая Судию мира в свидетели нашей правоты, объявляем по воле народа и от его имени, что эти колонии отныне и по праву суть свободные и независимые Штаты. Они с сего времени освобождаются от британского подданства, и связь между ними и Британией порвана навсегда».
Война за независимость была вначале неудачна для американцев. Англичане взяли Нью-Йорк, овладели Филадельфией и уже продвигались на юг, где в аристократических колониях могли рассчитывать на верную и крепкую помощь. Американская армия состояла в большинстве из фермеров, плохо знакомых с воинской дисциплиной. Они вступали в армию и покидали ее, когда им хотелось. Командиры не пользовались полнотой власти. Первые поражения влекли за собой уныние и растерянность, вследствие чего целые полки разбредались по домам. Англичане стали вербовать для себя солдат в самой Америке. Два известных генерала передались на сторону англичан. Не хватало оружия и снарядов. Армия голодала, ходила оборванной и без сапог. Лишь с огромным трудом удалось Вашингтону организовать постоянную, регулярную, дисциплинированную армию, и то вопреки общественному мнению. Патриотический дух пал в колониях. В Нью-Йорке половина граждан приветствовала англичан, как вестников мира и освободителей от революционной тирании. Среди членов Конгресса находились трусы, позволившие себе изъявить покорность Королю*, чтобы воспользоваться амнистией, объявленной в прокламации английского главнокомандующего. Ни одно из иностранных государств, даже враждебных Англии, не верило в победу Америки и не шло ей на помощь.
И все-таки, при этих трагических, почти безвыходных условиях, одержали верх американцы, благодаря неугасимому стремлению их вождей к народной свободе, благодаря мужественной помощи таких рыцарей духа, как Лафайет и Костюшко, благодаря стойкости континентальных солдат, проникшихся, наконец, твердой воинской дисциплиной. Первая победа над англичанами осенью 1777 года при Сароточи склонила Францию признать независимость Штатов и вступить с ними в союз. Следующее поражение английских войск при Иорктауне решило судьбу войны. 3-го сентября 1783 года Англия подписала мирный договор с уступкой территории и с признанием независимости С<еверно>-А<мериканских> Соединенных Штатов.
Эта великая освободительная война была, поистине, началом раскрепощения человечества. Отголоски ее донеслись через океан до самого сердца Франции, подобно электрическим искрам, попавшим в открытый пороховой погреб, а Франция передала огонь всему миру.
Американцы правы, гордясь своей историей. Америка всегда была второй матерью для гонимых за веру, убеждения и национальность. И ее привет русской революции, ее спокойная, великодушная вера в то, что свободная армия не может упасть до полного духовного разложения, до позорной измены родине, служит нам живым утешением и нравственной поддержкой в эти тяжелые дни смятения и крови.
Покойный Чехов, один из самых тонких, умных и прозорливых наблюдателей жизни, нередко и с особенным удовольствием возвращался памятью к своей поездке через Сибирь. «Поезжайте, непременно поезжайте в Сибирь, — советовал он иногда знакомым писателям. — Какой это чудесный край: интересный, красивый, богатый и своеобразный. У него громадное будущее. Уверяю вас, что лет через двадцать Сибирь отложится от России и образует из себя Соединенные Штаты, в роде Северо-Американских. Там такой же народ, как и в Америке — крепкий и самоуверенный. И с головой».
И в самом деле, в истории Сибири есть многие черты, общие с образованием С<еверно>-А<мериканских> Штатов. Чрезвычайно пестро и разнообразно слагалось ее население. Государственные крестьяне, казенные рабочие, беглые крепостные, старообрядцы всех толков, гонимые церковью и государством и оседавшие в недоступных полиции звериных уголках тайги, политические преступники, начиная от Радищева и декабристов, до наших современников, предприимчивые люди, уходившие пытать счастья в «Сибирь — золотое дно», прирожденные бродяги, вольные казаки, искатели приключений, широкие души, непоседы, которым было тесно в рамках закона и душно в серенькой, тусклой, испуганной, грязненькой жизни молчаливых городов, приплюснутых пятою самодержавия… Достоевский утверждал, что при условиях старого режима в Сибирь попадало в качестве ссыльных и каторжных все самое живое, страстное, непокорное, талантливое и выдающееся из народа.
На наших глазах Сибирь растет со сказочной быстротой в своем умственном быте. Об этом живо свидетельствует спрос из Сибири на газеты и книги, о чем каждый может справиться у любого издателя и книгопродавца. Нигде научно-популярные и литературные лекции, концерты и театральные спектакли не имеют таких громадных успехов, как в Сибири. Русское самодержавное правительство не напрасно тысячами ссылало в Сибирь в продолжение целого столетия всех, чьи смелые умы, горячие сердца и правдивый язык не мирились ни с вынужденным молчаливым рабством, ни с добровольным низкопоклонством.
И человеческие характеры создает Сибирь в широком масштабе. Необозримые земельные просторы, великие полноводные реки, торжественное молчание тайги, дикая красота Урала и Забайкалья, дальние сказочные пути на оленях и собаках, борьба с суровым климатом, а в прежнем и с диким зверем, неисчислимые, нетронутые богатства края, привольная и сытая жизнь, — все эти условия воспитывали и закаляли поколение за поколением в духе свободы, самостоятельности, здоровья и силы. Вдали от бестолковых попечений митрополии, от барского и чиновничьего рукосуйства Сибирь сохранила и резко выявила сквозь нынешнюю суровость истинную русскую душу — большую, спокойную, добрую и хозяйственную.
Если России суждено устроиться на началах федеративной республики, то несомненно, что Сибирь будет — и по своему духу и, и по интересам торговли и промышленности, и по географическому соседству — тем естественным звеном, которое соединит будущий свободный русский флаг с многозвездным флагом Северо-Американских Штатов.
- Я нарочно подчеркнул некоторые фразы, взятые мною из статьи ИМ. Хераскова «Американская Республика». Пусть слабые души знают, что не одна Россия доходила до последней черты, за которой пропасть и смерть.
ПРИМЕЧАНИЯ
[править]Статья впервые напечатана в журнале «Нива». — 1917. — № 45. — 11 ноября.
— Курсивом Куприн выделил фразы, взятые им из статьи И. М. Хераскова «Американская республика», и сделал сноску: «Пусть слабые души знают, что не одна Россия доходила до предельной черты, за которой пропасть и смерть».
— «A bas la tyrannie» — «долой тиранов», слова из французского гимна.
— «Боже, царя храни…» — гимн дореволюционной России.
— квакеры — члены религиозного общества, возникшего в XVII в. в Англии.
— Habeas Corpus — термин английского права, которым означается основная гарантия личной свободы.
— Вашингтон Джордж (1732—1799) — главнокомандующий американских войск в борьбе против английских колонизаторов, первый президент США.
— Лафайет — маркиз де Ла Файет (1757—1834), французский политический деятель, в молодости — участник войны за независимость в Северной Америке (1780, 1784).
— Костюшко — Тадеуш Костюшко (1746—1817), польский политический и военный деятель, руководитель польского восстания (1794), в молодости — участник войны за независимость в Северной Америке (1776—1792).
Печатается по первой публикации.