Зверинец (Хлебников)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Зверинец
автор Велимир Хлебников
Из сборника «Садок Судей I». Дата создания: 1909, опубл.: 1910. Источник: Садок Судей: [Вып. I] / В. Бурлюк, В. Каменский, Е. Низен, Н. Бурлюк, Е. Гуро, С. Мясоедев, А. Гей, Д. Бурлюк, Е. Милица, Б. Лившиц, А. Крученых В. Хлебников; 9 рис. Fecit В. Бурлюка. - СПб. : Журавль, [1910]. - 131 с.; с ил.; 12х11 см. - Тир. 300 экз. C.96-102

Первая версия текста (1910 год)[править]

Зверинец

— С. 96 —

Op.1
Посв<ящается> В. И.

О, Сад, Сад!
Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку.
Где немцы ходят пить пиво.
А красотки продавать тело.
Где орлы сидят подобны вечности, оконченной сегодняшним ещё лишенным вечера днем.
Где верблюд[1] знает разгадку Буддизма и затаил ужимку Китая.
Где олень лишь испуг цветущий широким камнем.
Где наряды людей баскущие[2].
А немцы цветут здоровьем.
Где чёрный взор лебедя, который весь подобен зиме, а[3] клюв — осенней рощице — немного осторожен[4] для него самого.
Где синий красивейшина роняет долу хвост, подобный видимой с Павдинского камня Сибири, когда по золоту пала и зелени леса брошена синяя сеть от

— С. 97 —

облаков, и все это разнообразно оттенено от неровностей почвы.[5]
Где обезьяны разнообразно сердятся[6] и выказывают[7] концы туловища[8].
Где слоны, кривляясь, как кривляются во время землетрясения горы, просят у ребёнка поесть влагая древний смысл в правду: есть хоцца! поесть бы! и приседают точно просят милостыню.
Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз, ожидая приказания сторожа.
Где нетопыри висят[9] подобно сердцу современного русского.
Где грудь сокола напоминает перистые тучи перед грозой.
Где низкая птица влачит за собой[10] закат, со всеми углями его пожара.
Где в лице тигра обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина, мы чтим первого магомететанина[11] и читаем сущность Ислама.
Где мы начинаем думать, что веры — затихающие струи волн, разбег которых — виды.

— С. 98 —

И что на свете потому так много зверей, что они умеют по-разному видеть Бога.
Где звери, устав рыкать, встают и смотрят на небо.
Где живо напоминает мучения грешников, тюлень с неустанным[12] воплем носящийся по клетке.
Где смешные рыбокрылы заботятся друг о друге с трогательностью старосветских помещиков Гоголя.
Сад, Сад, где взгляд зверя больше значит чем груды прочтенных книг.
Сад.
Где орел жалуется на что-то, как усталый жаловаться ребёнок.
Где лайка растрачивает сибирский пыл, исполняя старинный обряд родовой вражды при виде моющейся кошки.
Где козлы умоляют, продевая сквозь решетку раздвоенное копыто, и машут им, придавая глазам самодовольное или веселое выражение, получив требуемое.[13]

— С. 99 —

Где полдневный пушечный выстрел заставляет орлов смотреть на небо, ожидая грозы[14].
Где орлы падают с высоких насестов, как кумиры во время землетрясения с храмов и крыш зданий.
Где косматый, как девушка, орел смотрит на небо потом на лапу.
Где видим дерево-зверя в лице неподвижно стоящего оленя.
Где орел сидит, повернувшись к людям шеей и смотрит в стену, держа крылья странно распущенными. Не кажется ли ему, что он парит высоко под[15] горами? Или он молится?[16]
Где лось целует через[17]изгородь плоскорогого буйвола.
Где олени лижут холодное железо.
Где чёрный тюлень скачет по полу, опираясь на длинные ласты с движениями человека завязанного в мешок и подобный чугунному памятнику, вдруг нашедшему в себе приступы неудержимого веселья.
Где косматовласый «Иванов» вскаки

— С. 100 —

вает и бьет лапой в железо, когда сторож называет его «товарищ».[18]
Где олени[19] стучат через[20] решетку рогами[21].
Где утки одной породы[22] подымают единодушный крик после короткого дождя, точно служа благодарственный молебен[23] — имеет ли оно ноги и клюв? — божеству[24].
Где пепельно-серебряные цесарки имеют вид казанских сирот[25].
Где в малайском медведе я отказываюсь узнать сосеверянина и открываю[26] спрятавшегося монгола[27].
Где волки выражают готовность и преданность[28].
Где, войдя в душную обитель попугаев я осыпаем единодушным приветствием «дюрьрак!»[29]
Где толстый блестящий морж машет, как усталая красавица, скользкой чёрной веерообразной ногой и после прыгает[30] в воду, а когда он вскатывается снова на помост, на его жирном груз-

— С. 101 —

ном[31] теле показывается усатая щетинистая[32] с гладким лбом голова Ницше.
Где челюсть у белой[33] черноглазой возвышенной[34] ламы и у плоскорогого[35] буйвола[36]движется ровно направо и налево как жизнь страны с народным представительством и ответственным перед ним правительством — желанный рай столь многих!
Где носорог носит в белокрасных глазах неугасимую ярость низверженного царя и один из всех зверей не скрывает своего презрения к людям, как к восстанию рабов. И в нём затаен[37] Иоанн Грозный.
Где чайки с длинным клювом и холодным голубым, точно окруженным очками глазом[38] имеют вид международных дельцов, чему мы находим подтверждение в[39] искусстве, с которым они похищают[40] брошенную тюленям[41] еду.
Где вспоминая, что русские величали своих искусных полководцев именем сокола, и вспоминая, что глаз казака[42] и

— С. 102 —

этой птицы[43]один и тот же, мы начинаем знать кто были учителя русских в военном деле.[44]
Где слоны забыли свои трубные крики и издают крик, точно жалуются на расстройство. Может быть, видя нас слишком ничтожными, они начинают находить признаком хорошего вкуса издавать ничтожные звуки? Не знаю.[45]
Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанное в часослов слово полку Игореве[46].

1910

Следующая версия текста[править]

О, Сад, Сад!
Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку.
Где немцы ходят пить пиво.
А красотки продавать тело.
Где орлы сидят подобны вечности, означенной сегодняшним, еще лишенным вечера, днем.
Где верблюд, чей высокий горб лишен всадника, знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая.
Где олень лишь испуг, цветущий широким камнем.
Где наряды людей баскующие.
Где люди ходят насупившись и сумные.
А немцы цветут здоровьем.
Где черный взор лебедя, который весь подобен зиме, а черножелтый клюв – осенней рощице, немного осторожен и недоверчив для него самого.
Где синий красивейшина роняет долу хвост, подобный видимой с Павдинского камня Сибири, когда по золоту пала и зелени леса брошена синяя сеть от облаков, и все это разнообразно оттенено от неровностей почвы.
Где у австралийских птиц хочется взять хвост и, ударяя по струнам, воспеть подвиги русских.
Где мы сжимаем руку, как если бы в ней был меч, и шепчем клятву: отстоять русскую породу ценой жизни, ценой смерти, ценой всего.
Где обезьяны разнообразно злятся и выказывают разнообразные концы туловища и, кроме печальных и кротких, вечно раздражены присутствием человека.
Где слоны, кривляясь, как кривляются во время землетрясения горы, просят у ребенка поесть, влагая древний смысл в правду: – есть хоцца! поесть бы! – и приседают, точно просят милостыню.
Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз, ожидая приказания сторожа.
Где нетопыри висят опрокинуто, подобно сердцу современного русского.
Где грудь сокола напоминает перистые тучи перед грозой.
Где низкая птица влачит за собой золотой закат со всеми углями его пожара.
Где в лице тигра, обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина, мы чтим первого последователя пророка и читаем сущность ислама.
Где мы начинаем думать, что веры – затихающие струи волн, разбег которых – виды.
И что на свете потому так много зверей, что они умеют по-разному видеть Бога.
Где звери, устав рыкать, встают и смотрят на небо.
Где живо напоминает мучения грешников тюлень, с воплем носящийся по клетке.
Где смешные рыбокрылы заботятся друг о друге с трогательностью старосветских помещиков Гоголя.
Сад, Сад, где взгляд зверя больше значит, чем груды прочтенных книг.
Сад.
Где орел жалуется на что-то, как усталый жаловаться ребенок.
Где лайка растрачивает сибирский пыл, исполняя старинный обряд родовой вражды при виде моющейся кошки.
Где козлы умоляют, продевая сквозь решетку раздвоенное копыто, и машут им, придавая глазам самодовольное или веселое выражение, получив требуемое.
Где завысокая жирафа стоит и смотрит.
Где полдневный пушечный выстрел заставляет орлов посмотреть на небо в ожидании грозы.
Где орлы падают с высоких насестов, как кумиры во время землетрясения с храмов и крыш зданий.
Где косматый, как девушка, орел смотрит на небо, потом на лапу.
Где видим дерево-зверя в лице неподвижно стоящего оленя.
Где орел сидит, повернувшись к людям шеей и смотрит в стену, держа крылья странно распущенными. Не кажется ли ему, что он парит высоко над горами? Или он молится? Или ему жарко?
Где лось целует сквозь изгородь плоскорогого буйвола.
Где олени лижут холодное железо.
Где черный тюлень скачет по полу, опираясь на длинные ласты с движениями человека, завязанного в мешок, и подобный чугунному памятнику, вдруг нашедшему в себе приступы неудержимого веселья.
Где косматовласый «Иванов» вскакивает и бьет лапой в железо, когда сторож называет его «товарищ».
Где львы дремлют, опустив лица на лапы.
Где олени неустанно стучат об решетку рогами и колотятся головой.
Где утки одной породы в сухой клетке подымают единодушный крик после короткого дождя, точно служа благодарственный – имеет ли оно ноги и клюв? – божеству молебен.
Где цесарки иногда звонкие сударыни с оголенной и наглой шеей и пепельно-серебряным телом, обшитые заказами у той же портнихи, которая обслуживает звездные ночи.
Где в малайском медведе я отказываюсь узнать сосеверянина и вывожу на воду спрятавшегося монгола, и мне хочется отомстить ему за Порт-Артур.
Где волки выражают готовность и преданность скошенными внимательно глазами.
Где, войдя в душную обитель, в которой трудно быть долго, я осыпаем единодушным «дюрьрак!» и кожурой семян праздных попугаев, болтающих гладко.
Где толстый блестящий морж машет, как усталая красавица, скользкой черной веерообразной ногой и после падает в воду, а когда он вскатывается снова на помост, на его жирном могучем теле показывается усатая щетинистая с гладким лбом голова Ницше.
Где челюсть у белой высокой черноглазой ламы, и у плоскорогого низкого буйвола, и у прочих жвачных движется ровно направо и налево, как жизнь страны с народным представительством и ответственным перед ним правительством – желанный рай столь многих!
Где носорог носит в бело-красных глазах неугасимую ярость низверженного царя и один из всех зверей не скрывает своего презрения к людям, как к восстанию рабов. И в нем притаился Иоанн Грозный.
Где чайки с длинным клювом и холодным, голубым, точно окруженным очками, оком имеют вид международных дельцов, чему мы находим подтверждение в прирожденном искусстве, с которым они подхватывают на лету брошенную тюленями еду.
Где вспоминая, что русские величали своих искусных полководцев именем сокола, и вспоминая, что глаз казака, глубоко запавший под заломленной бровью, и этой птицы – родича царственных птиц – один и тот же, мы начинаем знать, кто были учителя русских в военном деле. О, сокола, побивающие грудью цапель! И острый протянутый кверху клюв ее! И булавка, на которую насекомых садит редко носитель чести, верности и долга!
Где красная, стоящая на лапчатых ногах, утка заставляет вспомнить о черепах тех павших за родину русских, в костяках которых ее предки вили гнезда.
Где в золотистую чуприну птиц одного вида вложен огонь той силы, какая свойственна лишь давшим обет безбрачия.
Где Россия произносит имя казака, как орел клекот.
Где слоны забыли свои трубные крики и издают крик, точно жалуются на расстройство. Может быть, видя нас слишком ничтожными, они начинают находить признаком хорошего вкуса издавать ничтожные звуки? Не знаю. О, серые морщинистые горы! Покрытые лишаями и травами в ущельях!
Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанное в часослов «Слово о полку Игореве» во время пожара Москвы.

1911

Примечания[править]

  1. Вариант приводится по 1-му изданию. В дальнейшем тут добавится «чей высокий горб лишен всадника».
  2. Следующая строчка в издании 1910 года отсутствует: «Где люди ходят насупившись и сумные».
  3. черно-желтый
  4. и недоверчив
  5. Где у австралийских птиц хочется взять хвост и, ударяя по струнам, воспеть подвиги русских.
    Где мы сжимаем руку, как если бы в ней был меч, и шепчем клятву: отстоять русскую породу ценой жизни, ценой смерти, ценой всего.
  6. В поздних изданиях вместо «сердятся» — «злятся»
  7. разнообразные
  8. и, кроме печальных и кротких, вечно раздражены присутствием человека
  9. опрокинуто
  10. золотой
  11. В поздних изданиях вместо «магомететанина» - «последователя пророка»
  12. В поздних изданиях «неустанным» отсутствует.
  13. Где завысокая жирафа стоит и смотрит.
  14. В поздних изданиях конец фразы изменён: «посмотреть на небо в ожидании грозы».
  15. В поздних изданиях «над».
  16. Или ему жарко?
  17. В поздних изданиях «сквозь».
  18. Где львы дремлют, опустив лица на лапы.
  19. неустанно
  20. В поздних изданиях «об»
  21. и колотятся головой
  22. в сухой клетке
  23. В поздних изданиях слово «молебен» отсюда убрано в конец.
  24. молебен
  25. В поздних изданиях строчка изменена целиком на «Где цесарки иногда звонкие сударыни с оголенной и наглой шеей и пепельно-серебряным телом, обшитые заказами у той же портнихи, которая обслуживает звездные ночи.»
  26. В поздних изданиях вместо «открываю» - «вывожу на воду».
  27. , и мне хочется отомстить ему за Порт-Артур
  28. скошенными внимательно глазами
  29. В поздних изданиях строчка имеет вид: «Где, войдя в душную обитель, в которой трудно быть долго, я осыпаем единодушным „дюрьрак!“ и кожурой семян праздных попугаев, болтающих гладко.»
  30. В поздних изданиях вместо «прыгает» — «падает».
  31. В поздних изданиях вместо «грузном» - «могучем»
  32. В поздних изданиях вместо «усатая щетинистая» - «с колючей щетиной».
  33. высокой
  34. В поздних изданиях слово «возвышенной» отсутствует.
  35. низкого
  36. и у прочих жвачных
  37. В поздних изданиях вместо «затаен» - «притаился».
  38. В поздних изданиях вместо «глазом» - «оком».
  39. прирожденном
  40. В поздних изданиях вместо «похищают» — «подхватывают на лету».
  41. В поздних изданиях — «тюленями».
  42. , глубоко запавший под заломленной бровью,
  43.  — родича царственных птиц —
  44. О, сокола, побивающие грудью цапель! И острый протянутый кверху клюв её! И булавка, на которую насекомых садит редко носитель чести, верности и долга!
    Где красная, стоящая на лапчатых ногах, утка заставляет вспомнить о черепах тех павших за родину русских, в костяках которых её предки вили гнезда.
    Где в золотистую чуприну птиц одного вида вложен огонь той силы, какая свойственна лишь давшим обет безбрачия.
    Где Россия произносит имя казака, как орел клекот.
  45. О, серые морщинистые горы! Покрытые лишаями и травами в ущельях!
  46. во время пожара Москвы