Жан Мореас[править]
Избранные стихотворения[править]
Стансы
Под проливным дождем я полем шел, ступая
По рытвинам с водой, где грозового дня
Поблескивала мне едва заря скупая,
И ворон сумрачный сопровождал меня.
Далекой молнии предшествовал мне сполох,
И Аквилон терзал меня своим крылом,
Но буря не могла рассеять чувств тяжелых,
Глухим неистовством перекрывавших гром.
Вассалы осени, и ясени и клены,
К ее стопам несли листвы златую сыть,
А ворон продолжал кружиться, непреклонный,
Моей судьбы никак не в силах изменить.
(Перевод Бенедикта Лившица)
Стансы
Лишь к мертвецам лицо обращено мое,
Я все не сговорюсь со славою своею,
Зерном моих борозд живится воронье,
Мне жатвы не собрать, хоть я пашу и сею.
Но я не сетую. Пусть злится Аквилон,
Пускай меня клеймят, пускай, кто хочет — свищет:
Что нужды, если твой, о лира, тихий звон
Искусней с каждым днем становится и чище?
(Перевод Бенедикта Лившица)
Стансы
1.
Сквозь траур хмурых дней и занавесь туманов
Прорвался бледный луч, облил ажурный свод
Огoленных ветвей развенчанных каштанов,
Сверкнул в моих очах и в струях темных вод.
Чего ты хочешь, луч?.. Пусть тень дрожит в кристалле,
Пусть ветер рвет с ветвей их траурный наряд, —
Оставь сгнивать листву, и мне оставь печали,
Что вскармливают мысль и душу мне бодрят.
2.
Нет, жизнь — не вечный пир, где всё светло и пьяно…
Не повторяй, смеясь, суждения глупца,
Но и не говори, уставши слишком рано,
Что в жизни только скорбь и муки без конца.
Нет!.. Смейся, как трава от внешнего волненья,
Плачь, как осенний вихрь, срывающий листы,
И, переживши все восторги и мученья,
Промолви: «Мир велик, но он лишь тень мечты…»
3.
Мне внемлят мертвецы… Живу меж плит могильных,
Враг самому себе, судьбы я не кляну…
Пусть вороны клюют посев семян обильных
И, взрывши борозды, я сею, но не жну; —
Не стану я роптать на злобу Аквилона,
На вечную вражду насмешливых людей,
Раз под моей рукой, о лира Аполлона,
Ты каждый раз поешь и чище, и мудрей!..
(Перевод Леонида Гроссмана)
Из повести о любви
Зима и сетует вьюга,
Снег засыпает сад;
И в наши сердца, подруга,
Хлопья снега летят.
Вчера было лучше: лето.
Светлые ливни лились,
Ольхи влагой одеты
И в огородах маис.
Еще цветы были в доме,
Лепет лилий был жив,
А завтра — цветы в соломе
И всплески плакучих ив,
Журчащих зеленью тряской
О напрасном былом;
А завтра — смертная пляска
Ликов с бледным челом…
Сердцебиений зимы
В длани дневий мутней…
И вечера без любимой,
И зори в разлуке с ней.
(Перевод Владимира Маккавейского)
Nevermore
За туманами метели
Влажным глазом плачет газ…
Скроем трауром от глаз
Все, что раньше мы имели.
Ливнем заливает щели
Все сильнее каждый раз,
Завтра гроб возьмет у нас
Все, чем были мы доселе…
О, пойдем ли мы, сестра,
Непослушные, как дети,
В бурю вновь мечтать о лете,
Вспоминая, как вчера,
Про душистые гирлянды…
Стужи выкосили ланды.
(Перевод Владимира Маккавейского)
Песнь, отчего так легка ты,
Тихо, точно с фелуки,
Сквозь мандолин пиччикато
Доносящая звуки?
В олово зноя вделан
Кем аромат апельсина,
И куда это в белом
Идут пилигримы чинно?
А эта дама — кто это?
Кажется, что когда-то
Вас писал Тинторетто
В пестрых складках броката.
Ах, я припоминаю:
Это поблекшие были,
Современные маю,
О которых забыли.
(Перевод Владимира Маккавейского)
Тук-тук, тук-тук, удар родит удар,
Тук-тук, над мертвецом стучит столяр.
Столяр, мой друг, столяр, мой друг,
Ты тешешь дуб, ты тешешь бук,
О, вытеши мне гроб, молю!
Я в нем любовь похороню.
Тук-тук, тук-тук, удар родит удар,
Тук-тук, над мертвецом стучит столяр.
Чтоб белоснежен был покров,
Как блеск зубов, ее зубов,
Чтоб ленты — неба голубей,
Как блеск очей, ее очей.
Тук-тук, тук-тук, удар родит удар,
Тук-тук, над мертвецом стучит столяр.
Там, у ручья, где ивы спят,
И шелестят, и шелестят,
Под соловья напев живой
Поцеловал ее другой.
Тук-тук, тук-тук, удар родит удар,
Тук-тук, над мертвецом стучит столяр.
Столяр, мой друг, столяр, мой друг,
Ты тешешь дуб, ты тешешь бук,
О, вытеши мне гроб, молю!
Я в нем любовь похороню.
(Перевод Александра Ромма)
Энона, возлюбив в тебе свою мечту,
И красоту души, и тела красоту,
И сердцем и умом я вознестись хотел
К тому, чему в веках не сотворен предел,
Чему начала нет, к чему хвала, хула
Не льнут, в чем не найти ни хлада, ни тепла,
И что ни свету дня, ни мраку не подвластно.
Гармонию меж злом, таящимся в природе,
Мечтал я отыскать — и тем, что в ней прекрасно;
Не так ли музыкант, что в чаще звуков бродит,
В разноголосье их мелодию находит?
Но дерзости былой нет ныне и следа:
Пронзившая меня Венерина стрела
Не мужеством любви — и в этом вся беда,
Но слабостью ее мне послана была.
Я знаю двух Венер — одна из них богиня,
Другая же — любви несмелая рабыня.
А что же мальчуган, охотник шаловливый,
Набивший свой колчан премудростью игривой,
Нас факелом своим слепящий балагур,
Блестящий мотылек, порхающий меж роз,
Причина многих зол и осушитель слез?
Он тоже грозный бог, Энона, бог — Амур…
Довольно! Вешних птиц умолки голоса,
Бледнеет солнца луч, и меркнут небеса…
Послушай, боль моя, ты, олицетворенье
Достойной красоты и гордого смиренья:
Вчера я заглянул в тот, стынущий вдали
Пруд, и увидел в нем свое отображенье:
Сказало мне оно, что дни мои прошли.
(Перевод Ариадны Эфрон)