Избранные стихотворения (Наседкин)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Избранные стихотворения
автор Василий Федорович Наседкин
Опубл.: 1927. Источник: az.lib.ru • 16 стихотворений из сборника «На верном пути», 1927.

Василий Наседкин

Избранные стихотворения[править]

Источник текста: В. Наседкин. Ветер с поля. М.: Советская Россия, 1968.

Содержание:

Гнедые стихи

«Иду, пьянея от травы…»

Снег

Мороз

«В поле голос чей-то…»

«Уж время звёзд неполных…»

«Какой весёлый, лёгкий небосвод…»

«И эти сборы к выезду не впрок…»

«По жаре дневной жестоко…»

«Всё заносит, всё хоронит…»

«Поезд мчался в широких азийских степях…»

«Вражду и дружбу обойдя…»

«Что это? Шорох прибоя?…»

Вокзал

«Синью тёплою крадясь…»

«Не унесу я радости земной…»


Гнедые стихи

Написал мне отец недавно:

«Повидаться бы надо, сынок.

А у нас родился очень славный

В мясоед белоногий телок.

А Чубарка объягнилась двойней,

Вот и шёрстка тебе на чулки.

Поживаем, в час молвить, спокойно,

Как и прочие мужики.

А ещё поздравляем с поэтом.

Побасенщик, должно, в отца.

Пропиши, сколько платят за это,

Подённо аль по месяцам?

И если рукомесло не плоше,

Чем, скажем, сапожник аль портной,

То обязательно присылай на лошадь,

Чтоб обсемениться весной.

Да пора бы, ты наш хороший,

Посмотреть на патрет снохи.

А главное — лошадь, лошадь!

Как можно чаще пиши стихи».

Вам смешно вот, а мне — беда:

Лошадьми за стихи не платят.

Да и много ли могут дать,

Если брюки и те в заплатах.

Но не в этом несчастье, нет, —

В бедноте я не падаю духом, —

А мерещится в каждый след

Мне родная моя гнедуха.

И куда б ни пошёл — везде

Ржёт мне в уши моя куплянка,

И минуты нельзя просидеть —

То в телеге она, то в рыдванке.

И, конечно, стихи — никак.

Я к бумаге, она — за ржанье.

То зачешется вдруг о косяк.

Настоящее наказанье!

А теперь вот, когда написал,

Стало скучно: молчит гнедуха,

Словно всыпал ей мерку овса

Иль поднёс аржаную краюху.

Но в написанном ряде строк

Замечаю всё те же следы я:

Будто рифмы — копыта ног,

А стихи на подбор — гнедые.

1924

*  *  *

Иду, пьянея от травы,

А сверху, чуть вдали,

На тонких струнах синевы

Играют журавли.

Наверно, было б так в раю

Среди блаженных ив.

И луг врастает в грудь мою,

Всего озеленив.

И я лежу в траве травой,

Чуть слыша, как вдали,

Сливаясь с песней ветровой,

Курлычут журавли,

1926

Снег

Всё небо плавится свинцом,

Но будет век цвести

Снег первый вымытым лицом

Ребёнка лет шести.

И свищет ветер без конца,

И пусть ребёнок нем,

Но свежей радостью лица

Как нравится он всем!

Но день, другой — и вот мороз.

Пришёл мороз, смотри:

Ребёнок наш теперь подрос,

Подрос на года три.

Мороз ещё, и грустно нам,

И как тут не тужить:

Кругом, кругом по сторонам,

Как взрослый, снег лежит.

И уж друзья его не те,

Не те друзья, не те.

Седою ведьмою метель

Шипит, как на плите.

Мороз грубей, и кто б ни шёл —

Сгибается в кольцо,

Как будто сотни белых пчёл

Впиваются в лицо.

Да, неприветливы друзья —

Жильцы полярных мест,

И не один узнаю я,

Как снег нам надоест.

И не один, когда в плетни

Махнёт зелёный луг,

Увижу тихий снег в тени,

Глядящий, как испуг.

1926

Мороз

Я деду этому не верю,

Он слишком зол,

Он слишком рьян.

Нет, он скорей похож на зверя,

Далёких приполярных стран.

Как он ворчит

И чуть не плачет,

Когда идёшь ему навстречь!

Он явно из семьи кошачьей,

Кошачья злость его и речь.

Его пружинистое тело

Перелетит и через сад.

Он весь, как тигр,

Но только белый,

И белые усы торчат.

Вот он стоит на перекрёстке,

К прыжку согнувшийся в кольцо.

Махнёт хвостом —

И ветер жёсткий

Ударит каждому в лицо.

Вот прыгнул вверх

И лапой вора

Скребёт по стёклам этажей,

И в окнах — льдистые узоры,

И там, за окнами, — свежей.

Так день и ночь

Он рыщет всюду

По переулкам и дворам,

И на ветвях свисает грудой

Пушистый иней по утрам.

И от полярного питомца

Бросает город в полутьму,

Косится раненое солнце

И тихо прячется в дыму.

А теплота костров несмелых

На каждой улице — смешна.

Ему страшна, — он знает, белый, —

Одна лишь красная весна.

1926

*  *  *

В поле голос чей-то

Долог и несносен.

На унылой флейте

Заиграла осень.

Тёмною прохладой

Веет с поднебесья.

Что же тебе надо,

Жалобная песня?

Или жалко лета,

Голубую пору?

Ах, осенней флейтой

Буду сам я скоро?

1927

*  *  *

Уж время звёзд неполных

И луч туманно-бел,

Уж месяц, как подсолнух,

Поник и облетел.

И в краски не простые:

Рядясь в янтарь и кровь,

Ворота золотые

День открывает вновь.

1931

*  *  *

Какой весёлый, лёгкий небосвод!

Уносят тучки помыслы и сроки.

Я час, другой смотрю туда и вот

Поймал их тень и спрятал в эти строки.

1931

*  *  *

И эти сборы к выезду не впрок.

Пусть верен конь, надёжно вздето стремя,

Но я забыл, что колеи дорог

Песком глубоким засыпает время.

1931

*  *  *

По жаре дневной жестоко,

Друг, о мире не суди.

Видишь, ночь идёт с востока

С жёлтой розой на груди.

Тихо светит миру роза,

Машет ветер, как лоза,

Бесконечно синей грёзой

Зажигая нам глаза.

1932

*  *  *

Всё заносит, всё хоронит

Этот грязный сумрак дней.

Целый месяц ветер гонит

Стадо северных дождей.

Целый месяц. Эко бремя!

Дождь и тучи без конца.

Побирушкой встало время

И гнусавит у крыльца.

1932

*  *  *

Поезд мчался в широких азийских степях.

Помню мостик аршинный да запах полыни,

И висели вдали сотней серых папах

Облака — пограничным отрядом пустыни.

Рельсы выли, и стража меняла свой фронт,

Налетая к вагонам и слева и справа,

И кружился, качаясь, степной горизонт

Голубым колесом на обугленных травах.

Поезд мчался, как гром, и трубя, и пыля,

И кидаясь в противника клубами дыма,

И свистело кругом, и дрожала земля

От колёс, убегающих вдаль невредимо.

Но сидящим в вагонах всё было как спорт,

Было просто движенье над скучною далью.

Лишь ребёнок — сосед мой — угадывал спор

Меж безводной пустыней и ржущею сталью.

Он был прав:

В диком топоте стад,

Как от смерти, шарахались юрты в полыни

И потом, отбежав без оглядки назад,

Отдыхали под знойные вздохи пустыни.

Травы реже.

Дымились барханы кой-где.

Поезд громко кому-то кричал о свиданье,

И шипели пески, будто в чёрной беде,

Уползая с крыльца станционного зданья.

1932

*  *  *

Вражду и дружбу обойдя,

Спокойно провожая лето,

Я песню древнюю дождя

Сегодня слушал до рассвета.

С рассветом дождь ушёл в зарю,

И где-то тонко пела просинь,

А в сад мой, полный слёз, — смотрю,

Калитку открывает осень.

*  *  *

Что это? Шорох прибоя?

Шелест берёзовой чащи?

Глянул в окно — голубое!

Глянул — какое счастье!

Жив я и мудр на свете:

Небо имею и землю,

А заиграет ветер —

До исступленья внемлю.

А как набухнут тучи,

С громом опустят воду, —

Этих мгновений лучше

Нет и не будет сроду.

Где-то далёко сети

Дождь распустил (как снится!).

Это танцуют дети,

Те, что должны родиться.

Вокзал

Часов электрических взмахи

Людьми управляют и тут,

Роняя надежды и страхи

С железных улыбок минут.

Сражённые той же улыбкой,

Как будто с предсмертной тоски,

То грубо, то жалобно-хлипко

За окнами воют гудки.

И машет, качается время

Лицом пожелтевшим луны,

А где-то за стрелками дремлют

Хребты голубой тишины.

А в залах гуденье и шорох

И воздух волнисто-рябой,

Но в жестах, в словах и во взорах

Хранит свою тайну любой.

Пора.

И — зияющий выход,

И в ночь обречённый вагон.

Уселись — стало вдруг тихо,

И тихо качнулся перрон.

И вот, в дребезжаньи и хрусте,

Сквозь мглу, и сугробы, и ширь,

Немного тальянки и грусти,

Пять вёрст от Москвы и — Сибирь.

*  *  *

Синью тёплою крадясь

До крыльца дорогой,

Я не думал, что радость

Будет та же с другой.

Та же трепетность встречи,

Ласки пьяной руки

И под розовый ветер

В облаках огоньки.

Мне казалось, не будет

Ни утрат, ни потерь,

Милый шаг не забудет

Открывать мою дверь.

Но случилось иное.

Кто-то память отсек,

И уж сердце не ноет

Об ушедшей навек.

Снова частые встречи.

Те же речи — с другой.

Тот же в небе под вечер

Месяц жёлтый — дугой.

*  *  *

Не унесу я радости земной

И золотых снопов зари вечерней.

Почувствовать оставшихся за мной

Мне не дано по-детски суеверно.

И ничего с собой я не возьму

В закатный час последнего прощанья.

Накинет на глаза покой и тьму

Холодное, высокое молчанье.

Что до земли и дома моего,

Когда померкнет звёздный сад ночами,

О, если бы полдневной синевой

Мне захлебнуться жадными очами,

И расплескаться в дымной синеве,

И разрыдаться ветром в час осенний,

Но только б стать родным земной листве, —

Как прежде, видеть солнечные звенья.