Поль Фор
[править]Избранные стихотворения
[править]Баллада
Любя, она угасла. С зарею схороня,
В земле ее зарыли, в земле с зарею дня.
Лежала одинокой, цветами убрана.
Лежала одинокой в своем гробу она,
И с песней все вернулись, когда сиял восход:
— Всему, всему на свете приходит свой черед.
Любя, она угасла. Ее похороня,
Они в поля вернулись, в поля с зарею дня.
Перевод Ольги Чюминой
Кошмар
Что это: бред иль дар иной души?..
Какая власть в виденья мозг бросает?..
Как пламя в зеркалах мой лоб мерцает,
С кровати поднятый в ночной тиши.
Четыре мысли от стольких же лбов
Моих в четыре зеркала бесшумно
Идут и кажут свой спектакль безумный
Меня глазам, что скрыты под покров.
И самого меня четыре с ликом
В пятнадцать, двадцать, тридцать, сорок лет,
Что прыгают в кровати как скелет
Мой восемью руками в гневе диком.
Не бьется ль сердце в поте под рукой?
Не спит оно и ту росу вдыхает
Пылает сердце, как в пустыне злой
Верхушка скал, что солнце пожирает.
Перевод Вадима Шершеневича
Филомела
Пой в сердце тишины, незримый соловей!
Все розы слушают, склоняясь со стеблей.
Крыло серебряной луны скользит несмело.
Среди недвижных роз тоскует Филомела.
Среди недвижных роз, чей аромат сильней
От невозможности отдать всю душу ей.
Как пенье соловья в ночи совсем беззвездной
Похоже на призыв к богам подземной Бездны!
Нет — к розам, аромат которых тем сильней,
Чем больше этот гимн влечет их в мир теней!
Не сердце ль тишины теперь само поет?
Куст облетевших роз — дремоты сладкой гнет…
Безмолвье, молньями насыщенное бури,
Иль безмятежное, как облако в лазури,
Всю ночь подчинено тебе лишь одному,
Пэан, навеянный луною Филомеле!
О, песнь бессмертная! Не птичьи это трели!
Ах, волшебства ее нельзя преодолеть.
Не из Аида ли исходят эти трели?
Но даже вздоха нет у роз, чтоб умереть.
И все же, без него что за метаморфозы!
Луна присутствует при том, как гибнут розы,
Уже на всех кустах они склонили стебли,
И вихрь опавших роз проносится, колебля
Траву, и без того смятенную твоей
Бессмертной песнею, незримый соловей!
Объятый трепетом, роняет листья сад,
Блеснув из облака, луна ушла назад.
Продрогнув в мураве пугливой и во мгле,
О, лепестки, скорей прислушайтесь к земле.
Прислушайтесь: идет гроза из бездн Аида.
Сердцебиением вселенной полон сад.
Глухой удар. Второй и третий вслед восходят.
Другие, звонкие и чистые, восходят.
Плененное землей, все ближе сердце. Стук
Его все явственней в траве, примятой ветром.
Порхают лепестки. Земля уже разверзлась.
И в розах, голубых от лунного сиянья,
Богиня вечная, всесильная Кибела,
Подъяв чело, тебе внимает, Филомела.
Перевод Бенедикта Лившица
Песенки
1
Она умерла, умерла, она умерла от любви.
С рассветом её унесли, и за гробом немногие шли.
Её схоронили одну, одну, как она умерла,
Её схоронили одну, как она перед смертью была.
И с песней вернулись они: «Кому суждено, так умрёт».
И пели, и пели они: «Для каждого есть свой черёд».
«Она умерла, умерла, она умерла от любви».
Её унесли, и опять работать, работать пошли.
2
Море блестит за изгородью,
Море блестит как раковина.
Как бы его поймать? — Поймай!
Это весёлый, весёлый Май.
Нежно море за изгородью,
Нежно, как руки детские.
Так бы его и ласкал. — Ласкай!
Это весёлый, весёлый Май.
3
Прими всю глубь небес в твои глаза с их тьмою,
Своим молчанием проникни в тень земли, —
И если жизнь твоя той тени не усилит,
Огни далёких сфер в них зеркало нашли.
Там, изгородь ночей, с незримыми ветвями,
Хранит цветы огня, надежду наших дней, —
Печати светлые грядущих наших жизней,
Созвездья, зримые немым ветвям ночей.
Гляди, будь сам в себе, брось чувства в область мысли,
Собою увлекись, будь на земле ничей, —
Без понимания, глазами слушай небо,
Твоё молчание есть музыка ночей.
4
Король покорил королеву
Чёрными своими кораблями,
И она «прости» сказала гневу,
И глядит покорными глазами.
5
Первый звон колоколов: — «Это в яслях Царь Небесный!»
Звон сменился перезвоном: — «Мой жених! Скорей, скорей!»
И сейчас же вслед за этим — звон протяжный похорон.
6
Мои глаза — два чёрных бриллианта,
Они блестят под шляпою Рембрандта,
Сюртук мой чёрен, чёрны башмаки,
И ток волос чернеет вдоль щеки.
Зачуяв злость, надменен я, конечно,
Улыбка лжива, взор горит сердечно.
Себе я вид преважный сотворю,
Когда с фальшивым братом говорю.
Хотел бы принцем быть я доскональным,
Людовиком тринадцатым фатальным,
И кто во мне, чувствительность поняв,
Найдёт поэта, очень он лукав.
Однако, Бог, как рифму в важном гимне,
Дал сердце мне — как всем другим — увы мне,
Судьба, в забаве спутав смысл и счёт,
Огонь горячий заложила в лёд.
Все струны дрогнут, предо мной сверкая,
Религия моя — душа людская.
Когда пою, в мой входят звонкий пир
Кровь, золото, и розы, и Шекспир.
7
Под солнцем ярко-красным,
В златистом ветре вечера,
Пугаяся ночей,
Моя душа дрожащая…
Под голубой луной,
В златистом ветре вечера,
Счастливица ночей,
Твоя душа поющая…
Но здесь у нас в тени,
В огне моих очей,
Пугаясь света дня,
Твоя душа дрожит.
Но здесь у нас в тени,
В лучах твоих очей,
Счастливая от дня,
Моя душа поёт.
8
Ночами лета голубыми,
Когда поют стрекозы,
На Францию Бог пролил чашу звёзд.
До губ моих доносит ветер
Вкус неба летнего — и пью
Пространство, что свежо осеребрилось.
Вечерний воздух — край холодной чаши.
Полузакрыв свои глаза,
Пью жадным ртом, как будто сок граната,
Ту свежесть звёздную, что льётся от небес.
И лёжа на траве,
Ещё от ласки дня не охладевшей,
С какой любовью я испил бы,
Вот в этот вечер,
Безмерную ту чашу голубую,
Где бродит небосвод.
Не Вакх ли я? Не Пан ли? Я пьянюсь
Пространством, и горячее дыханье
Я укрощаю свежестью ночей.
Раскрыты губы небу, где трепещут
Созвездья — да в меня стечёт всё небо!
В нём да растаю я!
Пространством опьянившись, небом звёздным,
Гюго и Байрон, Ламартин и Шелли
Уж умерли. А всё ж пространство — там,
Течёт безгранное. Едва им опьянился,
И мчит меня, и пить хочу, ещё!
Перевод Константина Бальмонта