РЖАНОЙ ВЕНОК[править]
1924[править]
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ОБ Е. Л. АФОНИНЕ.[править]
Впервые мне пришлось встретиться с К. Л. Афониным в 1917 г. после Октября. Это был момент, когда вся огромная машина московского городского хозяйства остановилась из-за забастовки Служащих и ее необходимо было вывести из состояния летаргии. Городские рабочие на местах прилагала героические усилия, чтобы не дать замереть жизни этого громадного механизма, и выполняли эту задачу со всем возможным в тех условиях успехом. Но организующий центр был убит, и его нужно было воскресить. Попытки сговориться с рывшей городской управой, а затем и с руководящими кругами городских служащих, разбились о крайнее ожесточение с их стороны и совершенное нежелание иметь дело с «узурпаторами власти».
Вскоре после этих попыток мне передали, что я должен притти в здание городской думы на совещание. Огромное здание думы стояло, как опустевший пчелиный улей, в котором все пчелы вымерли. В приемной городского головы сидело несколько рабочих, мне незнакомых. Я вошел в кабинет и там застал совещание, на котором присутствовали Н. А. Семашко, М. Ф. Владимирский, А. Я. Никитин и несколько незнакомых мне товарищей. Среди них обратил мое внимание пожилой человек с рябоватым лицом, в надвинутой на затылок шапке. Это был Е. Л. Афонин. Вопрос шел о том, как оживить городскую машину, откуда достать деньги. Решено было сделать позаимствование в государственном банке. Мне до сих пор памятна эта черточка в нашей не переломившейся еще психологии, которая сказалась в этом стремлении формулировать простой и ясный революционный акт двухсмысленным понятием «позаимствовать». Кто должен это сделать? Взялся за это дело покойный Е. Л. Афонин, с тех пор, волею революционной решимости, ставший кассиром и финансистом вновь возникшего на смену городской управы бюро совета районных дум. В те дни эго дело было самым трудным; весь аппарат был разбит, и его нужно было создавать вновь, а нужды наплывали одна за другой, не справляясь с состоянием ни городской кассы, ни финансового аппарата. Дума в это время напоминала осаждаемую крепость: целые толпы рабочих, всякого рода городских контрагентов, торговцев и поставщиков и всякого иного люда заполняли все коридоры и лестницы обширного здания; и в этом водовороте претензий, требований денег и денег приходилось изворачиваться, по теряя хладнокровия и мужества. Их у покойного Е. Л. Афонина было вполне достаточно, чтобы выходить с честью из этого невозможно-трудного положения.
Только позднею ночью, после многочисленных заседаний и совещаний, в которых Е. Л., как член бюро, заведующий финансами, был необходимейшим участником, он освобождался от работы; и так изо-дня в день, не исключая праздников, во все время существования совета районных дум до весны 1918 года.
Нельзя было не завидовать розной рабочей энергии и большой выносливости, с которыми покойный Е. Л. Афонин нес свою трудную и страшно ответственную работу. Результаты работы начали сказываться довольно быстро: находились новые сотрудники, из числа которых нужно было отобрать действительно хороших в массе авантюристических элементов, наплывавших со всех сторон. В финансовом аппарате у Е. Л. Афонина скоро наметились ценные и преданные работники, как тт. Микаэлян, Блок. Машина работала все ровнее, беспорядочные толпы и хвосты исчезали. В последние дни существования совета районных дум Е. Л. стоял уже во главе стройной финансовой организации городского хозяйства, созданной его усилиями.
Начиналось же дело с того, что и касса, и бухгалтерия, и финансовые планы — все вмещалось в карманах и в голове покойного.