Из воспоминаний (Михайловский-Данилевский)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Из воспоминаний
автор Александр Иванович Михайловский-Данилевский
Опубл.: 1848. Источник: az.lib.ru • Об А. А. Аракчееве.

Аракчеев:[править]

Свидетельства современников[править]

Алексей Андреевич Аракчеев.
Гравюра Н. И. Уткина с оригинала Г.Вагнера. 181 г. Резец.
Воспроизведение Г.Скамони. 1876 г. ГБМ-2041\Г-129.
Из кн. Русская старина. Т. XV. СПб, 1876.

А. И. Михайловский-Данилевский[править]

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ[править]

<…> Без блистательных подвигов, без особенных дарований от природы, не учившийся ничему, кроме русского языка и математики, даже без тех наружных приятностей, которые иногда невольно привлекают к человеку, граф Аракчеев умел, однако же, один из пятидесяти миллионов // С 42 подданных приобрести неограниченное доверие такого Государя, который имел ум образованнейший, обращение очаровательное и которого свойства состояли преимущественно в скрытности и проницательности,

Аракчеев был ненавидим за свои бесчеловечные поступки с солдатами и за дерзкое поведение с офицерами. Жестокость его с нижними чинами простиралась до того, что он однажды схватил гренадера за усы и оторвал оные вместе с мясом. При смотре Екатеринославского гренадерского полка, который он был послан инспектировать, он назвал при всех знамена сего полка, столько прославившегося своею храбростию, екатерининскими юбками. Можно вообразить, с каким негодованием должны были слушать офицеры века Екатерины слова сии, произнесенные человеком, не бывавшим никогда на войне.

Удалясь в Грузино, он соорудил там великолепный дом, насадил прелестный сад и так обстроил крестьян, что село сие по красоте своей, а особенно по существующему в оном необыкновенному порядку почитается в России образцовым. Оно было столь многими описано, что я об нем более не распространюсь.

Александр употребил на службу любимца родителя своего и поручил ему артиллерию, которую он совершенно преобразовал и сделал ее первою в Европе, чем навсегда приобрел себе признательность России. После Тильзитского мира1 его назначили военным министром, на сем поприще он оказал необыкновенную и непомерную строгость, сделавшую его ужасом армии. Он ввел в разных частях управления, особенно в комиссариатском и провиантском департаментах, где искони были вековые злоупотребления, порядок и устройство, до того в оных неизвестные и которые поныне в оных существуют. При учреждении Государственного совета он поступил в председатели военного департамента оного, но так как по сему званию почти не было никаких занятий, то Государь, который со времени его министерства возымел к нему беспредельное доверие, поручал ему разного рода дела. Во время Отечественной войны и заграничных походов он был неразлучен с Его Величеством, хотя в сражениях он находился всегда вне пушечных выстрелов, невзирая на носимый им военный мундир2. По возвращении армии из-за границы ему поручили трудный подвиг образовать военные поселения, которые он устроил превосходно, хотя, по обыкновению своему, поступая с неумолимою строгостию, он навлекал на себя упреки и нередко проклятия поселян, которых надлежало обращать в военные. // С 43

Граф Аракчеев отличался от всех тех, которые были при дворе, своею молчаливостью и уединенным образом жизни. Он вставал в четыре часа утра и, употребивши несколько времени на устройство домашнего своего хозяйства, в котором у него был примерный порядок, и на чтение периодических сочинений, он принимался за дела государственные в шесть часов, когда все еще в Петербурге покоилось во сне. Он обедал в два часа один или с доктором своим и редко с каким-нибудь старинным знакомым; званых же обедов у него почти никогда не бывало, стол его составляли три умеренные блюда. Потом он опять садился за работу, а иногда по вечерам играл в бостон по десяти копеек с некоторыми приятелями своей молодости, из круга коих он никогда не выходил. В девять часов уже бывал в постели, и сему образу жизни он ни под каким предлогом не изменял; в театре, на балах и в обществах его никто не видал.

Трудолюбие его было беспримерное, он не знал усталости, и, отказавшись от удовольствий света и его рассеянностей, он исключительно жил для службы, чего и от подчиненных своих требовал. Впрочем, он не во всех поступках своих был стойким; он имел у себя любовниц, из коих известнее прочих была Пукалова3, поведением своим и корыстолюбием напоминавшая распутную Дюбарри4 и женщин, подобных тем, каких представляет правление развратного Людовика XV. Отличительная черта в характере Аракчеева состояла в железной воле; он не знал никаких препон своему упрямству, не взирал ни на какие светские приличия, и все должно было ему покоряться, хотя в делах он на себя не принимал ответственности, говоря часто, что он не что иное, как исполнитель Высочайших повелений. По сей причине он был совершенно недоступен; дом его в Петербурге уподоблялся крепости, куда имел вход только тот, кого он приглашал. Тысячи имели в нем нужду, ибо все дела государственные шли чрез его руки, и никто к нему не был допускаем, а ежели кому удавалось каким-нибудь случаем изложить ему свою нужду, то лаконический и обыкновенно дерзкий ответ бывал последствием долговременных усилий до него дойти.

Можно легко себе представить, что таковые поступки сделали его для всех ненавистным, и так как он от природы не получил возвышенных чувств и учением не был приготовлен к занятию того важного места, на которое судьба его возвела, то нет сомнения, что странное поведение его, приличное визирям Востока, внушено ему было презрением к человечеству, ибо все без изъятия перед ним изгибалось. Я его почти ежедневно несколько лет видал во дворце; при появлении его в так называемой сек- // С 44 ретарской комнате, где собирались адъютанты Государевы и докладчики, происходило вдруг такое молчание, как в церкви. Аракчеев становился в углу близ окна; всех взоры на него устремлялись, но весьма немногие удостоивались какого-нибудь приветствия с его стороны. На мрачном лице его редко, очень редко показывалась улыбка, и надобно было видеть тогда, с какою жадностью ее ловили. Он во дворце как бы выходил из обыкновенного круга подданных и имел какую-то особенную сферу. Те, которых он приглашал в Грузино, где он бывал отменно гостеприимен, почитались счастливцами, особенно Провидением покровительствуемыми; люди, облеченные в первые государственные звания, поспешали туда с радостию новобрачных, несмотря ни на лета свои, ни на время года. Вот пример его обращения с вельможами. Однажды приехал он к князю Алексею Борисовичу Куракину5, который был некогда генерал-прокурором и, следовательно, управлял всею Россиею, и сказал, что он желает играть в бостон с князем Лопухиным, бывшим тогда председателем Совета. Немедленно за сим последним посылают гонца, и восьмидесятилетний князь Лопухин, получа сие приглашение, оставляет гостей, находившихся в его доме, скачет к князю Куракину и садится играть с графом Аракчеевым. Чрез час сей последний говорит, что ему время спать, и, отдавши карты своему доктору, с ним всегда неразлучному, сам уезжает6.

Иные хвалили его бескорыстие, но оно, по моему мнению, не было в нем добродетелью, а просто благоразумием, ибо, не имевши никакого родового имения, он получил по службе более двух тысяч душ, жил в казенном доме и пользовался казенным экипажем не только в городе, но даже и для частых поездок своих в Грузино, следовательно, чего же ему было более желать. Говорили также, что он нечестолюбив, основываясь на том, что он был один в России, который не принимал знаков отличия, но в подобном отказе я, напротив того, видел признак честолюбия, что он презирал ордена в такое время, когда все военные были ими без меры украшены и что для сходства их с Чупятовым недоставало им только мароккских лент и звезд7. Государь хотел пожаловать его при взятии Парижа в генерал-фельдмаршалы, но он решительно отказался от сего чина. Он также отправил обратно орден святого Андрея Первозванного, а оставил у себя только рескрипт на оный8. Уверяют, что сие им сделано было по той причине, что за Аустерлицкое сражение9 ему хотелось получить Георгиевский крест’0, который тогда во множестве и без всякого разбора раздавали, но так как ему оного не было назначено, то он с тех пор // С 45 обещался не принимать никаких знаков отличия, за исключением, однако же, портрета Государева. Сия самая высшая награда пожалована была в царствование Александра только воспитателю его князю Салтыкову, избавителю России князю Смоленскому11 и графу Аракчееву, который и при сем случае оказал одну из странностей, нередко в его жизни встречающихся. Портрет сей прислан был ему, как и прочим, с бриллиантовыми украшениями, но он драгоценные камни возвратил назад, а оставил у себя только одно изображение монарха.

Впрочем, император давал ему такие награды, каковых ни один подданный не удостаивался получать. Старший полк пехоты, Ростовский, был назван по его имени12, чему тогда не было примера; император в сад Грузина подарил чугунные ворота и туда же прислал яхту, совсем вооруженную и с великими издержками в Грузино перевезенную. Экипаж морской на сем судне содержим был на счет казны13. Знамена полка его имени поставлены были тоже в церковь Грузина, в которой граф Аракчеев воздвиг памятник императору Павлу с изваянием сего монарха, перед коим лежит распростертый шин, произносящий следующие слова: «Дух мой чист перед тобою и сердце право»'4. У подножия монумента вырыта могила для графа Аракчеева15. Лестнее, чем все сии награды и подарки, была к нему беспредельная доверенность Александра, который его одного во все свое царствование в письмах своих называл «другом, верным своим другом».

Однако же сей Государь, всеми обожаемый, не мог обратить к нему сердца подданных своих, которые исполнены были истинною ненавистью к сему временщику, хотя при могуществе его ему стоило бы так мало, чтобы заставить себя любить, между тем как крутым нравом своим и дерзостью своею он довел себя до того, что хотя на него и не смели роптать явно, но едва имя его произносилось в дружеской беседе, как оно было покрываемо поруганиями16. <…>

Через несколько дней после получения известия о кончине Государя общий голос всех тех, которых мне удавалось видеть, восстал против графа Аракчеева. Лишившись насильственною смертию за два месяца перед тем своей любовницы17, он был сим происшествием столько огорчен, что сказался больным и не занимался делами, но потом, по внезапно случившейся перемене обстоятельств, он объявил в приказе, отданном им 2 декабря, о своем выздоровлении18. Толпа, или, лучше сказать, сотни, тысячи разного рода гражданских чиновников, подобно саранче наводняющих Россию, которые до того его трепетали, и те даже вдруг против него // С 46 восстали. Это я имел случай видеть в маленьком городе, где я тогда жил, и сие обстоятельство привело мне на память басню об умирающем льве19, которого в изнеможении его лягнул копытом даже — осел <…>.

Примечания:[править]

А. И. Михаиловский-Данилевский. Из воспоминаний (с. 42-47)

Михайловский-Данилевский Александр Иванович (1790—1848)-- флигель-адъютант и секретарь начальника Главного штаба (с 1816), с 1835 г. генерал-лейтенант, сенатор, с 1839 г. — член Военного совета; военный историк. Отрывки из его мемуаров печатаются по: PC. 1900. N 11. С. 471—475; N 12. С. 716 (публикация Н. К. Шильдера).

1 По Тильзитскому мирному договору от 25 июня 1807 г. Россия признавала все завоевания Наполеона в Европе, обязывалась вывести войска из Молдавии и Валахии, заключала мир с Турцией и присоединялась к континентальной блокаде Англии.

2 Ср. наблюдения очевидца, офицера Семеновского полка П. С. Пущина, оказавшегося рядом с А. в ходе Лейпцигского сражения 19 октября 1813 г.: «Когда наша кавалерия была отброшена и наши колонны выступили в боевом порядке, чтобы остановить успехи неприятеля, Государь со всей свитой поме-стился за нашими линиями, и, пока казаки конвоя строились для своей лихой атаки, граф Аракчеев, отделившись от группы, проехал к батальону, с кото-рым я стоял, подозвал меня и завел приятельскую беседу. Как раз в этот мо-мент французские батареи приблизились к нам, и одна из их гранат разорва-лась шагах в 50 от места, где мы беседовали с графом. Он, удивленный звуком, который ему пришлось услышать впервые в жизни, остановился на полуслове и спросил меня, что это означает? „Граната“, — ответил я ему, приготовив-шись слушать прерванную так неожиданно фразу, но граф при слове „граната“ // С 378 переменился в лице, поворотил свою лошадь и большим галопом удалился с такого опасного места <…> его адъютант Клейнмихель <…> только пожал пле-чами, когда генерал поворотил свою лошадь и дал ей шпоры. По возвращении в Петербург я имел неосторожность сообщить об этом случае любовнице графа г-же Пукаловой, и с этого времени я впал в немилость» (Дневник Павла Пущина. 1812—1814. Л., 1987. С. 128, запись от 4—7 октября; последняя фраза — позднейшая вставка).

3 Пукалова (Пуколова; урожд. Мордвинова) Варвара Петровна (р. 1784) — жена И. А. Пукалова. В передаче А. М. Тургенева сохранился следующий анек-дот: "Граф Федор Васильевич Растопчин и граф Аракчеев были приглашены к императору кушать. За обедом Аракчеев начал разговор о том, что у нас пере-велись вельможи, нет временщиков, что в залах знатных не толпятся. Растоп-чин, посмотрев на Змея Горынича, — так все звали Аракчеева, — сказал: «Да в залах не толкутся, а есть дома, пред которыми проезду нет. Третьего дня вече-ром везли меня по Фонтанке от Симеоновского моста, вдруг карета моя оста-новилась: я думал, что изломалось что-либо у кареты, опустил стекло и спро-сил: для чего остановились? Человек отвечает: „Каретами вся улица застановлена, а напротив, в оставленном проезде, обоз с камнем идет, своротить не-куда“. — „У кого же такой большой съезд?“ — спросил я. Стоявшие кучера от-вечали мне: „У Пукалочихи, барин“. Признаюсь, никогда не слыхал я о знат-ной боярыне Пукалочихе». Аракчеев закусил губу, и оливковый цвет лица пре-вратился в багрово-желтый" (Тургенев AM. Записки // PC. 1885. N 11. С. 265). О Пукалове и его жене см. также в «Записках» Ф. Ф. Вигеля и примеч. к ним.

4 Имеется в виду незаконная дочь сборщика податей Вобернье, Мари Жан-на (1743—1793) — жена графа Дюбарри, фаворитка Людовика XV (1710—1774; король Франции с 1715 г.).

5 Куракин Алексей Борисович (1759—1829) — генерал-прокурор в 1796—1798 гг.; сенатор (с 1801), малороссийский генерал-губернатор (1802—1807), ми-нистр внутренних дел (1807—1810), в 1811—1816 гг. председатель Департамен-та гражданских и духовных дел Государственного совета.

6 Лопухин Петр Васильевич (1753—1827) — светлейший князь (1799); в 1798—1799 гг. генерал-прокурор, в 1803—1810 гг. — министр юстиции, председатель Государственного совета и Комитета министров (1816—1823). История о партии в бостон сообщается также в «Рассказах…» И. А. Бессонова и статье П. А. Вязем-ского «По поводу записок графа Зенфта» (см. ниже); ср. едкую зарисовку П. В. Долгорукова: «Лица самые заслуженные, самые почтенные трепетали ко-сого взгляда Аракчеева, а те, коих природа оскорбила низкой душой, прибегали ко всем возможным подлостям, чтобы доползти до снискания его благоволе-ния. Председатель Государственного совета и Комитета министров, 70-летний старец Лопухин, председатель Департамента экономий в Государственном со-вете, 65-летний старец князь Алексей Куракин, министр внутренних дел граф Кочубей езжали по вечерам пить чай к любовнице Аракчеева, необразованной // С 379 и злой Наське. Когда Аракчеев удостаивал Кочубея принять от него приглаше-ние на обед, то Кочубей, столь гордый и надменный с другими, надевал мун-дир и ленту, чтобы встретить Аракчеева» (Долгоруков П. В. Петербургские очерки. М., 1992. С. 389; примеч. автора: «Князь Илья Андреевич Долгоруков, несколь-ко времени бывший адъютантом Аракчеева, рассказывал мне, что он сам ви-дел Лопухина, Куракина и Кочубея, распивающих чай у Наськи»).

7 Отсылка к стихотворению Г. Р. Державина «Вельможа» (1794): «Всяк ду-мает, что я Чупятов // В мароккских лентах и звездах». Ржевский купец Васи-лий Анисимович Чупятов (1729—1792) торговал пенькой в Петербурге; разорив-шись после пожара, во избежание долговой тюрьмы симулировал сумасшествие, утверждая, что влюбленная в него принцесса Марокко готова заплатить все его долги, но враги не допустили его к ее подаркам; ходил, обвешанный бутафор-скими орденами, лентами и медалями (см. о нем также: Пыляев М. И. Замеча-тельные чудаки и оригиналы. М., 1990. С. 102—106).

8 От генерал-фельдмаршальского чина и Андреевского ордена А. отказался соответственно в 1814 и 1809 гг.

9 Во время Аустерлицкого сражения 2 декабря 1805 г. А. находился в свите Александра I.

10 Георгиевский крест давался преимущественно за военные заслуги.

11 Имеется в виду Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов (1745—1813), в 1812 г. получивший титул светлейшего князя Смоленского.

12 Речь идет об одном из старейших воинских соединений русской регуляр-ной пехоты — мушкетерском полке, сформированном в 1699 г. С 1710 г. он назывался Ростовским, в царствование Павла I, как и другие полки, по фа-милиям шефов и командиров; с 1801 г. — вновь Ростовским мушкетерским, а 3 августа 1808 г. высочайшим указом ему было поведено именоваться «мушке-терским графа Аракчеева». В 1811 г. стал гренадерским; в мае 1834 г., после смерти ?., ему возвращено название Ростовского.

13 Свою яхту «Роченсальм» (в некоторых мемуарных источниках ее ошибоч-но называют фрегатом) император подарил А. весной 1815 г.; она была дос-тавлена в Грузино на следующий год, 24 апреля. О транспортировке судна подробнее см. в мемуарах Н. А. Качалова и примеч. к ним. Новый хозяин назвал судно «Волхов», но не сразу остановился на этом варианте (некоторое время яхта именовалась «Голубкой»), о чем свидетельствуют пропуск в тексте «Автобиографических заметок…» А. (см. ниже) и разноречивые сведения в «Общем морском списке». Ср.: «Матросы назначались на графскую яхту от морского министерства, а продовольствие шло им от адмиралтейства» (Отто. N 6. С. 171). Во второй половине декабря 1825 г. А. испрашивал высочай-шего позволения и впредь пользоваться подарком покойного императора, на что последовал собственноручный ответ Николая I: «Само собою разумеется, что остается навсегда в распоряжении вашем и на том же основании» (проше-ние см.: РО РНБ. Ф. 29. N П. Л. 4-4 об.)

380

14 В 1815 г. в Петропавловском приделе Грузинской церкви был установ-лен памятник Павлу I работы И. П. Мартоса, исполненный как надгробие. Он состоял из барельефа с изображением императора и жертвенника, перед кото-рым склонился воин. Точный текст надписи: «Сердце чисто и дух прав пред Тобою» (парафраза ст. 12 из 51-го псалма).

15 «Внизу плоский продолговатый камень, и на нем надпись: да пребудет и прах мой у подножия изображения Твоего» (Языков. Стб. 1475). На камне еще при жизни А. были выбиты слова: «На сем месте погребен русский Новгород-ский дворянин, граф Алексей Андреевич Аракчеев, родился 1769 года сентя-бря 23 дня, умер …»

16 Яркий пример — дружеская переписка А. А. Закревского, П. Д. Киселе-ва, П. М. Волконского и И. В. Сабанеева, в которой А. характеризуется ис-ключительно негативно: «проклятый змей», «пресмыкающийся змей» (вообще «Змей» — наиболее распространенное заглазное прозвище А. как в этом круж-ке боевых генералов, принадлежавших «к весьма незначительному числу лю-дей, которые не поклонялись перед всемогущим временщиком Аракчеевым» (Дельвиг. Т. 2. С. 13), так и вообще среди недовольных), «выродок ехидны», «рожа», «гнусный человек», «гнилой столб», «раб и льстец», «изверг», «един-ственный государственный злодей» (Сб. ИРИО. СПб., 1890. Т. 73. С. 97, 184, 182; Заблоцкий-Десятовский А. П. Граф П. Д. Киселев и его время. СПб., 1882. Т. 1. С. 84; Сб. ИРИО. СПб., 1891. Т. 78. С. 214). Ср. также выдер-жку из письма Закревского к Волконскому (15 декабря 1819): «У нас теперь су-ществуют две чумы: одна ваша, которая при мерах осторожности исчезнет, а другая, Аракчеев, не прежде изгладится с земли нашей, как по его смерти, которой ожидать нам долго; признаться надо, что вреднейший человек в Рос-сии» (Там же. С. 204).

17 Речь идет об убийстве Н. Минкиной в Грузине 10 сентября 1825 г.

18 Узнав о смерти Александра I, А. 30 ноября 1825 г. извещал нового им-ператора (Константина Павловича): «Получа облегчение от болезни, я вступил в командование отдельным корпусом военных поселений» (цит. по: Шильдер. Николай. Т. 1.С. 225); вслед за этим был отдан упомянутый приказ по воен-ным поселениям.

19 Отсылка к басне И. А. Крылова «Лев состаревшийся» (1825).

Использованы материалы кн.: Аракчеев: свидетельства современников. М.: Новое литературное обозрение, 2000.

Оригинал здесь: http://www.hrono.ru/libris/lib_a/arak_mihdan.html