Тыняновский сборник. II
«ДЛЯ МЕНЯ ОН НЕ УМЕР»[править]
ИЗ ПИСЕМ Б.А. ЛАЗАРЕВСКОГО к B.C. МИРОЛЮБОВУ[править]
Мы были мало знакомы, встречались раз или два — в библиотечных коридорах, второпях, мельком. Лишь однажды нам довелось поговорить по душам. Это было в середине восьмидесятых. Он приехал в Ленинград, и кто-то из общих знакомых устроил его ко мне на ночлег.
Александр Павлович пришел вечером; мы сели ужинать и проговорили далеко за полночь. Сначала, как водится, — о делах насущных. О ситуации, нараставшей в стране. О друзьях и знакомых — о тех, что уехали или «сидели в отказе». Потом незаметно перешли к Чехову. Говорили главным образом об архивных материалах — малоизвестных, неопубликованных, недоступных. Я рассказывал о дневниках Ф. Ф. Фидлера, петербургского переводчика и коллекционера, и его погибшем «музее», в котором были чеховские материалы, — часть из них до сих пор не обнаружена. Само собой всплыло имя Бориса Лазаревского, в ту пору не слишком известное (писатель умер в Париже в 1936 году). Впрочем, Александр Павлович, как и все чеховеды, хорошо представлял себе, о ком идет речь. Не удивительно. Мало кто из современников Чехова относился к нему с таким обожанием, как Лазаревский…
Никто из нас не мог тогда и предположить, что уже через несколько лет писатели-эмигранты получат в России «зеленый свет». Да и слово «эмигрант» отойдет в прошлое, станет понятием минувшей эпохи. (Впрочем, Лазаревскому повезло меньше других: его произведения не переиздаются и в современной России, о нем вспоминают лишь в связи с Чеховым.)
Та встреча — единственная, которая запомнилась надолго. В бурные девяностые мы не раз встречались, но опять-таки от случая к случаю, на бегу, наспех. Продолжая изучение многотомных дневников Фидлера и Лазаревского, я не раз хотел обратиться к Александру Павловичу, познакомить его с новонайденными записями, о чем-то спросить, заручиться его суждением… Случись такой разговор в новейшее время, мы могли бы, наверное, провести еще один вечер — незабываемый, как и тот, ленинградский.
Но история знает лишь одно наклонение.
Борис Лазаревский получил известность в начале 1900-х годов: его рассказы и повести широко печатались в русской периодике. В 1911—1915 годах Лазаревский выпустил в свет собрание своих сочинений1. Впрочем, большинство современников воспринимало его творчество настороженно: за Лазаревским прочно закрепилась репутация второстепенного беллетриста, эпигона, подражающего своему «божеству» — Чехову2. «Удивительный случай литературной мимикрии» -так оценил в свое время творчество Лазаревского А. Г. Горнфельд3.
Заочное знакомство Лазаревского с Чеховым восходит к 1897 году; их дружеское общение началось, однако, позднее — после личной встречи, состоявшейся 3 сентября 1899 года в Ялте (незадолго до этого Лазаревский прислал Чехову свой первый сборник рассказов «Забытые люди», изданный в Одессе в 1899 году). В течение последующих трех с половиной лет Лазаревский — частый посетитель чеховского дома в Аутке. Завязывается переписка (к настоящему времени выявлено и опубликовано 13 писем Чехова, а в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки и РГАЛИ хранится в общей сложности 92 письма Лазаревского).
Для начинающего тогда беллетриста знакомство с Чеховым оказалось важнейшим событием, во многом определившим его дальнейшую судьбу. Чехов дружески и тепло (правда, не без иронии, подчас и раздраженно) относился к Лазаревскому, покровительствовал ему и способствовал первым успехам. Он ободрял Лазаревского, давал советы, рекомендовал столичным издателям. И тот, испытывая к своему «учителю» искреннюю благодарность, все более подпадал под его влияние. Со временем — особенно после смерти Чехова — он становится страстным его почитателем: поддерживает отношения с семьей Чехова (вдовой, сестрой, братьями) и, стремясь увековечить образ любимого писателя, превозносит его творчество и славит его человеческие качества. «Во всю мою жизнь, — писал Лазаревский, — мне не приходилось встречать человека с более ласковым сердцем, с большею способностью не только понимать, но и чувствовать страдания других людей»4.
Благодарную память об Антоне Павловиче Лазаревский пронес сквозь всю свою жизнь. Преклоняясь перед Чеховым, он вдохновлялся им и в собственном творчестве, и в обыденной жизни. Кроме того, перу Лазаревского принадлежит не менее десяти публикаций и статей, посвященных памяти Чехова, о котором он писал с неизменным волнением: то с трогательной нежностью, то с болезненно-щемящей тоской.
После Лазаревского остались многочисленные дневники — он вел их, начиная с ранней юности. Дневники распылились уже при жизни писателя; он дарил их, отдавал на хранение знакомым…5 В 1977 году Н. И. Гитович опубликовала в одном из томов «Литературного наследства» выдержки за 1901—1910 годы6 — отрывки, посвященные исключительно Чехову (единственная обстоятельная публикация советского времени, связанная с Лазаревским!). Интерес к этим весьма содержательным дневникам, разбросанным ныне по миру и хранящимся в различных архивах, оживился в последние годы. Предпочтение отдается, впрочем, не записям самого Лазаревского, а вклеенным в дневник письмам других писателей, с которыми он был знаком и состоял в переписке7.
Публикуемые письма Лазаревского обращены к Виктору Сергеевичу Миролюбову (1860—1939), редактору иллюстрированного литературного и научно-популярного «Журнала для всех» (1896—1906) — одного из наиболее популярных периодических изданий в России начала XX века. В истории русской журналистики этот журнал занимает видное место. В годы Первой русской революции «Журнал для всех» регулярно публиковал материалы антиправительственного характера и в сентябре 1906 года был закрыт в административном порядке (продолжая выходить до февраля 1908 года под другими названиями). А сам Миролюбов, привлеченный к судебной ответственности, вынужден был покинуть Россию.
Превратив свой журнал в общедоступный, Миролюбов пригласил к сотрудничеству в нем лучших писателей того времени. В «Журнале для всех» (с апреля 1903 года — «Ежемесячный журнал для всех») печатались Л. Н. Толстой и А. П. Чехов, М. Горький и Л. Н. Андреев, И. А. Бунин и А. И. Куприн, М. П. Арцыбашев и В. В. Вересаев. В то же время Миролюбов публиковал и произведения писателей символистского круга (Ю. К. Балтрушайтиса, К. Д. Бальмонта, А. А. Блока, З. Н. Гиппиус и др.). Кроме того, Миролюбов охотно открывал страницы журнала писателям «из народа», а также молодым, еще безвестным авторам…" Многие поэты и прозаики, впоследствии весьма именитые, начинали свой литературный путь в миролюбовском журнале.
Почти все, кому довелось сотрудничать с Миролюбовым, неизменно отмечали его привлекательные качества: открытость, отзывчивость, сердечность. Сохранившиеся письма к нему -свидетельство того огромного обаяния, которым он обладал, умения покорять сердца. «Я вспоминаю Вас с любовью, -писал, например, К. Д. Бальмонт 6 июля 1899 года. — Знаю, что Вы один из немногих, в чьей душе для меня есть угол»9. «Ей-богу, Вы очень хороший человек…», — восклицает Л. Н. Андреев (письмо от 10 октября 1900 года)10. «.. .С Вами одним я могу говорить так, потому что не знаю никого из писателей, встречи с которыми имели бы для меня такой смысл и значение, как встречи с Вами…», — признается Миролюбову H.A. Клюев в феврале 1914 года".
Чехов также высоко ценил Миролюбова и его журнал. В одном из своих очерков Лазаревский приводит рассказ «литератора Е.» о его беседе с Чеховым:
«Говорили о Журнале для всех, который Чехов считал идеальным как по цене, так и по содержанию и в котором охотно печатал свои последние рассказы.
— Чудесный журнал, отличный. Непременно выпишите его себе и читайте.
— Для меня не совсем ясно его направление, — возразил собеседник.
— Как направление?
— Да вот какое оно?..
— Хорошее направление, чудесное направление, вот выпишите и читайте. Это особенный журнал»12.
Точно так же, с глубоким благодарственным чувством, относился к Миролюбову и Лазаревский. Их знакомство состоялось в Ялте 2 января 1902 года. Юрист по образованию, служивший в то время следователем севастопольского военно-морского суда, Лазаревский проводил в Ялте новогодние дни (4 января он познакомился у Чехова с М. Горьким). Судя по сохранившимся письмам, их первая встреча протекала трудно; должно быть, Лазаревский слишком настойчиво предлагал Миролюбову свои сочинения. «Помните, в Ялте, в гостинице „Россия“, я пришел к Вам в первый раз и наговорил чепухи», — вспоминает Лазаревский в письме к Миролюбову от 23 декабря 1904 года. Вернувшись в Севастополь, он написал Чехову и просил «заступиться» за него перед Миро-любовым13. Раздражение сквозит и в письме Лазаревского от 12 января 1902 года — в этот день он встречал в Севастополе М. П. Чехову, сестру писателя. «С борта Мария Павловна сказала мне, что с ней Миролюбов. Этот огромный господин14 где-то прятался за рубкой. Хотелось и с ним поболтать. Прошли, наконец, два часа ожидания на пристани. Вышли Мария Павловна и Миролюбов. Казалось мне, что он чертом на меня смотрит и, вероятно, думает, что я с ним буду говорить о своих рассказах»15.
Отправляя это письмо, Лазаревский еще не получил от Чехова отклика на свою просьбу о «заступничестве». Ответ, написанный Чеховым 12 января, пришел в Севастополь лишь через несколько дней; в нем сообщалось:
«Я виделся и говорил с Миролюбивым. Он нисколько на Вас не сердится, а, наоборот, расположен к Вам и, по-видимому, рад Вашему сотрудничеству»16.
Доброжелательный отзыв Чехова сыграл очевидную роль: Миролюбов привлекает Лазаревского к сотрудничеству в «Журнале для всех». Во второй половине 1902 года — в августовской и сентябрьской книжках — появились рассказ «Человек» и очерк «Отъезд». Выступавший в южной периодической печати с 1894 года, Лазаревский, однако, называл именно эти публикации началом своей литературной карьеры. «Печататься по-настоящему я стал с 1901-го года. Сначала в „Журнале для Всех“ (Миролюбова), а в следующем 1902 году в „Русском Богатстве“ был помещен мой рассказ „Сирэн“»17. (Лазаревский не точен в датах: его сотрудничество в «Журнале для всех», наладившееся при участии и поддержке Чехова, началось именно в 1902 году — после крымской встречи с Миролюбовым.)
Участие Лазаревского в миролюбовском журнале продолжилось и в дальнейшем: его рассказы появляются в 1904, 1905 и 1906 годах (история этих публикаций отразилась в его письмах к Миролюбову). Позднее, в 10-х годах, Лазаревский сотрудничает в «Ежемесячном журнале литературы, науки и общественной жизни» (1914—1918), продолжавшем традиции «Журнала для всех» (это издание Миролюбов основал и возглавил после своего возвращения в Россию в 1913 г.)|К.
В отличие от других современников Миролюбов признавал писательский талант Лазаревского и охотно печатал его произведения в своих изданиях. В этом он занимал совсем иную позицию, чем, скажем, М. Горький, решительно отказывавший Лазаревскому в каком бы то ни было литературном даровании. 18 (31) декабря 1911 года в письме к Миролюбову Горький заявлял, что Лазаревский «бездарен как уличный фонарь»19. Не менее раздраженная характеристика содержится и в одном из последующих писем Горького к Миролюбову: «Повесть Лазаревского20 бесталанна, как все, что он пишет, а его преклонение пред Чеховым нисходит до пошлости. Даже и настоящей искренней любви к Ан. Пав. еще мало для того, чтобы стать хорошим писателем»21. Однако Миролюбов судил иначе и разделял — в отношении Лазаревского — скорее, чеховскую точку зрения. В июле 1906 г. он прислал Лазаревскому письмо, которое завершалось словами: «Нужно<,> чтобы знала и любила писателя Лазаревского вся читающая Россия»22.
На протяжении многих лет Лазаревский сохранял по отношению к Миролюбову чувство искренней, сердечной привязанности. Это был для него второй после Чехова человек, перед кем он готов был «излить душу» (ср. в письме от 29 июля 1904 года: «После Чехова Вы — второй человек, который понял, что в литературе вся моя жизнь»), открыть интимные стороны своей биографии21. «B.C. Миролюбову учителю любимому» — такую надпись сделал Лазаревский на своей фотографии, посланной в 1914 году24. Живя с 1906 года в Петербурге, Лазаревский часто навещал редакцию «Журнала для всех», позднее — «Ежемесячного журнала», где радушно принимали гостей, устраивали литературные вечера и чаепития. «В Питере почти все время провел в редакции „Журн<ала> д<ля> всех“» — записывает, например, Лазаревский в своем дневнике 3 июля 1906 года25. Вечера, проведенные в редакции миролюбовского журнала, нашли отражение и в дневниковых записях последующих лет.
Большинство публикуемых ниже писем написано во Владивостоке, куда Лазаревский был назначен в феврале 1904 года военным прокурором. Здесь в начале июля 1904 года его и настигла весть о кончине Чехова, послужившая непосредственным толчком к переписке (письма более раннего времени не обнаружены).
«Пятого июля 1904 года во Владивостоке была жара и носилась пыль, -вспоминал Лазаревский. — Я купил у китайченка телеграммы, напечатанные на синей бумаге. Ветер рвал в руках листок, и его трудно было прочесть. Наконец, в числе военных сообщений, я увидел очень короткую телеграмму <…> Я прочел и удивился, а потом растерялся и не знал, с кем поделиться напавшим на меня ужасом…»26.
Своим «ужасом» Лазаревский поделился с Миролюбовым. Памятуя о крымских встречах, Лазаревский полагал, что его чувства найдут живой отклик. И — не ошибался: Миролюбов действительно переживал смерть Чехова как огромную общенациональную беду27. Первое письмо Лазаревского к Миролюбову местами напоминает горестный вопль, проникнутый болью и отчаяньем. Таковы и некоторые из последующих писем.
Письма Лазаревского к Миролюбову — ценное дополнение к его дневниковым записям и мемуарным очеркам о Чехове. В них зеркально отражена своеобразная личность самого Лазаревского: восторженное преклонение перед Чеховым, с одной стороны; мнительность, уязвимость, неуверенность в себе, — с другой. Эти письма можно назвать «лирическими»: любовь к покойному сквозит буквально в каждой строке. В письме от 23 декабря 1904 года он уподобляет Чехова и Льва Толстого, сказавших миру «так много горьких истин» и якобы не услышанных современностью, самому Христу. Каждое критическое слово о любимом писателе Лазаревский воспринимает как оскорбление в свой адрес. Так, широко утвердившиеся в революционную пору суждения о «пессимизме» Чехова, его «неверии», тягостном настроении, недостатке в его произведениях «общественного элемента» и т. п. — все это с возмущением отвергается Лазаревским. Он видит в нем только светлое, чистое, доброе начало; гуманность, по его мнению, существеннее и выше так называемого «гражданского чувства». «Я все думаю о тех, которые вопили о недостатке гражданственности у Чехова, — записывает он в дневнике 12 июня 1905 года. — Ах, слепые! Да он сделал в тысячу раз больше, чем все те, которые подделываются под Горького»28.
Отношение Лазаревского к другим писателям-современникам также определялось его чувством к Чехову. Оценивая творчество того или иного автора, он непременно сравнивает его с Чеховым, видит через «чеховскую призму». Характерны в этом плане отзывы о Леониде Андрееве, позволившем себе однажды — при встрече с Лазаревским — недоброжелательное суждение о Чехове. «И я чуть не расплакался, когда вернулся домой. И уже чувствовал, что это не друг Чехову и не понимает значения деятельности Чехова» (письмо от 23 декабря 1904 года). Пройдет несколько лет — Лазаревский не изменит своего взгляда. «Я не люблю Леонида Андреева, — записывает он в дневнике
1 декабря 1906 года, — не могу простить ему холодного отношения к А.П. Ч<ехову>, но все же мне его жаль очень»29. Запись от 4 июля 1907 года: «Далеко Андрееву до Чехова — душа пошире была у Антона Павловича»30. Не менее примечательна и запись от 2 декабря 1906 года: «Скабичевский плевал когда-то на А. П. Чехова. Чехов стал великим, а Скабичевский остался нулем»31.
Правомерен вопрос: заблуждались ли современники, воспринимавшие Лазаревского как тень Чехова и считавшие его прозу эпигонской?32 Справедливо ли столь категоричное утверждение? Думается, справедливо, но — до известной степени. Любой художник, сотворивший себе кумира, невольно оглядывается на свой идеал, тянется к нему, соотносит собственное творчество с манерой и стилем обожаемого мастера… Таков и Лазаревский. Его литературная судьба видится с этой точки зрения неудачливой. Покоренный силой чеховского гения, бесконечно его очаровавшего, Лазаревский воистину «разбился» о Чехова — не смог утвердиться как самостоятельная творческая личность. Чеховский голос заглушал его собственный33. История литературы знает такие примеры.
Тем не менее, как бы ни относиться к прозе Бориса Лазаревского, порой действительно вялой и подражательной, нельзя не признать: он был своеобразным писателем, обладавшим чуткой, ранимой душой. В его рассказах есть болезненная нота, тревожная грусть, способная волновать читателя. Говоря о несовершенствах Лазаревского-писателя, следовало бы видеть и его особенности. И самое главное: Лазаревский оставил после себя значительное, едва ли не уникальное для нашей культуры произведение — свод дневниковых записей, мемуарных статей и писем, посвященных Чехову. Это не просто чеховиана; это — история любви одного писателя к другому, захватывающая своим драматизмом.
Публикуя фрагмент этого «романа», мы надеемся, что Борис Лазаревский сможет однажды занять достойное место среди писателей первой половины XX века — не как бесцветный подражатель Чехова, а как убежденный и преданный его почитатель.
Переписка Лазаревского с B.C. Миролюбовым известна односторонне; письма последнего в основной своей части утрачены (в отличие от писем «знаменитостей» Лазаревский не считал нужным вклеивать их в свой дневник)24. Зато письма самого Лазаревского сохранились, видимо, полностью (в общей сложности −41 письмо) в обширном фонде Миролюбова, поступившем после его смерти в Пушкинский Дом (Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 700). Письма охватывают 1904—1917 годы. Для настоящей публикации выбраны лишь «чеховские» отрывки — часть возможного в будущем тома под предположительным названием «Чехов в дневниках и письмах Б. А. Лазаревского».
Примечания[править]
1 В 1911—1915 гг.вышло восемь томов (в разных издательствах).
2 О Б. А. Лазаревском см. статью A.B. Чанцева (при участии Т. Л. Никольской) в биографическом словаре "Русские писатели. 1800—1917. Т. 3. К — M. (M., 1994. С. 280—282).
3 См.: Русское богатство. 1906. № 9. С. 176.
4 Лазаревский Б. Памяти А. П. Чехова // Дальний Восток. Ежедневная газета, посвященная интересам Приморского края. 1904. № 148. 7 июля. С. 2.
5 В своей «Автобиографии» (1913) Лазаревский сообщает: «…Иногда думается, что самое важное, что я сделал и написал, — это мои дневники с фотографическими и карандашными иллюстрациями, которые я веду с 1883 года и по сей день. Часть их находится у доктора Студенцова, часть у коллекционера Э. П. Юргенсона, все остальное, за последнее десятилетие, — в Литературном музее Ф. Ф. Фидлера. Две тетради за 901, 902—903 годы мною переданы Ив<ану> Павл<овичу> Чехову» (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 14. Л. 5об.-6). Упоминаются Николай Павлович Студенцов (1873 — после 1935), Эрнест Петрович Юргенсон (1891—1932) и Федор Федорович Фидлер (1859—1917). Об И. П. Чехове см. примеч. 51 к письмам.
О дневниках Лазаревского, впоследствии оказавшихся за границей (и частично вернувшихся в СССР), см.: Русская Прага, русская Ницца, русский Париж. Из дневника Бориса Лазаревского (тридцать три письма Михаила Арцыбашева, Ивана Бунина, Александра Куприна, Ильи Сургучева и др.) / Предисл., публ. и коммент. Сергея Шумихина // Диаспора. Новые материалы. <Вып.> 1. Париж — СПб., 2001. С. 648—651.
6 См.: Записи о Чехове в дневниках Б. А. Лазаревского / Предисл. и публ. Н. И. Гитович // Из истории русской литературы и общественной мысли 1860—1890-х гг. М., 1977. С. 319—356 (Литературное наследство. Т. 87).
7 См. публикацию СВ. Шумихина, указ. в примеч. 5. С. 645—714; «Милый барбарис!..» Письма И. А. Бунина и А. И. Куприна в дневниках Б. А. Лазаревского / Публ., подг. текста, предисл. М. В. Михайловой, коммент. М. В. Михайловой при участии O.P. Демидовой // Новый мир. 2006. № 5. С. 123—140.
8 См.: Коляда Е. Г. «Журнал для всех» // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX — начала XX века. 1890—1904. Социал-демократические и общедемократические издания. М., 1981. С. 309—352. Сводку публикаций, посвященных «Журналу для всех», за 1960—1988 гг. см. в кн.: История русской литературы XIX — начала XX века. Библиографический указатель. Общая часть / Под ред. К. Д. Муратовой. СПб., 1993. С. 394.
9 Бальмонт К. Д. Письма к B.C. Миролюбову (1894—1907) / Подг. А. Б. Муратовым // Литературный архив. [Вып.] 5. Под ред. К. Д. Муратовой. М.-Л., 1960. С. 147.
10 Андреев Л. Н. Письма к B.C. Миролюбову (1899—1907) / Подг. К. Д. Муратовой // Там же. С. 80.
11 Клюев Николаи. «Я славлю Россию…» Из творческого наследия. 1. Автобиографическая проза. II. Из писем к B.C. Миролюбову. III. Стихотворения / Публ. K.M. Азадовского // Литературное обозрение. 1987. № 8. С. 107.
12 Лазаревский Б. А. П. Чехов. (Материалы для биографии) // Русская мысль. 1906. № 11 (2-я пагинация). С. 91-99.
13 Цит. по комментарию И. П. Видуэцкой в: Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Письма. Т. 10. Апрель 1901 — июль 1902. М., 1981. С. 439.
14 B.C. Миролюбов был высокого роста.
15 Чехов А. П. Указ. соч.
16 Там же. С. 165. Ср. запись в дневнике Лазаревского от 18 января 1902 г.: «Позавчера я получил письмо <…> от дорогого моего А.П., он успокаивает меня, говоря, что Миролюбов ко мне даже расположен и рад моему сотрудничеству» (Записи о Чехове в дневниках Б. А. Лазаревского… С. 341).
17 Автобиография (1913) // ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 14. Л. 3. Рассказ «Сирэн», напечатанный в июньской книжке «Русского богатства» за 1902 г. (с. 5-26), был посвящен А. П. Чехову.
18 Первая публикация Лазаревского в «Ежемесячном журнале» — очерк «О Чехове» (1914. № 7. С. 65-67).
19 Горький М. Письма в двадцати четырех томах. Т. 9. Март 1911 — март 1912. М., 2002. С. 208.
20 Имеется в виду повесть «Шура» (1911).
21 Письмо с Капри от 20 декабря 1911/2 января 1912 г. // Горький М. Указ. соч. С. 210.
22 Цит. по записи в дневнике Лазаревского от 14 июля 1906 г. // ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 86.
23 «Посылаю Вам одно из писем покойной жены. Никакой Достоевский такого письма не выдумает. Прочитайте и возвратите. Посылаю его Вам, ибо люблю Вас и хочу, чтобы Вы знали всю правду», — писал Лазаревский Миролюбову 1 мая 1913 г. из Киева (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 700. Л. 53 об.). О Л. Н. Лазаревской см. примеч. 9 к письмам.
24 ИРЛИ. Ф. 185. Ед. хр. 700. Л. 65.
25 ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 93 об.
26 Лазаревский Б. А. П. Чехов. Личные впечатления // Ежемесячный журнал для всех. 1905. № 7. С. 429.
27 См.: Из записных книжек B.C. Миролюбова. / Публ. Н. И. Гитович // Чехов. М., 1960. С. 521 (Литературное наследство. Т. 68).
28 Записи о Чехове в дневниках Б. А. Лазаревского… С. 347.
29 ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 163 об.
30 Записи о Чехове в дневнике Б. А. Лазаревского… С. 347. Впрочем, в августе того же года Лазаревский изменил свое отношение к Леониду Андрееву, о чем свидетельствует запись в дневнике от 15 августа 1907 г.:
« — Мне кажется и казалось, что Вы не любите Чехова. — Нет, очень люблю и, пожалуй, даже больше всех из новейшей литературы.
На душе у меня стало веселее, и к Андрееву сердце уже не задерживалось враждебно» (Там же. С. 348).
31 ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 166.
32 Лазаревский и поныне аттестуется как «малозначительный беллетрист», писатель «с неярким дарованием», эпигон Чехова и т. п. (см., например, статью о нем в энциклопедии «Писатели Русского Зарубежья» (М., 1997. С. 239—240; автор — М. Г. Павловец).
33 Лазаревский знал за собой эту «слабость» и в своих письмах к Чехову неоднократно возвращался к больному для него вопросу об «эпигонстве», стремился отвести от себя упреки в подражательности.
34 В фонде Лазаревского хранится лишь одно письмо Миролюбова — от 3 декабря 1911 г. (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 43).
1[править]
Глубокоуважаемый и любимый Виктор Сергеевич!
Здесь нет ни одного человека, который бы понимал, какого человека и писателя мы потеряли в лице Чехова. Потребность же говорить и думать об этом ужасном факте у меня страшно велика. Я любил его так, как любила его Мария Павловна1. Любил тогда, когда лично его не знал, а за последние шесть лет жизни моей в Крыму я узнал его еще ближе. Это был первый большой писатель, который приласкал меня… Хочется мне плакать, когда я думаю о нем. Не знаю, обуял ли бы меня такой ужас, если бы умерла моя дочь2. В Петербурге гроба не встретили за исключением Вас и немногих. Маркс3 присылает венок «другу», если бы Чехов был жив и знал бы это, он сказал бы: «Ultima ratio...»4. В сравнительно честной газете «Южн<ое> Обозр<ение>»5 дурак Лоэнгрин, за два дня до смерти Чехова вопивший о его беспринципности, пишет о том, как встретил его Чехов в Ялте в первый и последний раз6, — а я знаю, что деликатнейший А<нтон> П<авлович> просто попросил его убираться, т. к. г. Лоэнгрин требовал, чтобы ему был дан рассказ для газеты7. Слава Богу, в Москве понят, кого потеряли. Сколько там народу было такого, для которого интересна была только процессия, а я, готовый ему душу отдать, принужден был сидеть здесь за 1000 верст среди совсем равнодушной массы!..
Когда я принес в местную редакцию некролог, то его нельзя было напечатать в тот же день, т. к. нужно было поместить что-то о Кружке8. Я получил сюда три письма от А<нтона> П<авловича>, и, по совести говоря, разве только жена9 старалась так ободрить меня, как он. А ведь я для него чужой был… Я веду и вел дневники, и в них записан каждый разговор с Чеховым детально[1]. Из этих записок я сделаю статью и напечатаю ее, когда вернусь в Россию10, я твердо решил выйти в отставку, как только меня выпустят, т. е. когда окончится война. Если я напечатаю только через год все, что я думаю, знаю и что у меня записано у нем (очень много), то это будет лучше, пусть публика его вспомнит тогда, когда его смерть физическая не будет злобой дня. Вы, умный и сердечный человек, поймете, какими чувствами вызвано было это письмо. Думаю, что вряд ли, кроме Вас, кто-нибудь поймет мою печаль. Нервы у меня совсем разъехались. После Чехова Вы — второй человек, который понял, что в литературе вся моя жизнь. Не забудьте меня. Люблю Вас.
Умоляю Вас, дайте мне знать, если будет литературный сборник в память А<нтона> П<авловича>11. Может, меня и не пустят туда, но я попытаюсь.
2[править]
<…> Живу по-прежнему неважно. Выручает писанье. На днях пошлю Вам рассказ12, который бы очень хотел поместить в сборник памяти Антона Павловича.
Неужели такого сборника не будет?
Сегодня просмотрел сентябрьскую книжку «Русской Мысли» и увидел, что в числе венков нет моего11. Как это могло быть? Я думаю, что кто-нибудь заменил мою фамилию словами: «от благодарного начинающего писателя»14. Если это так, то хорошо. <…>
В сентябрьской книжке «Журнала для всех» я в восторге от рассказа «Ничшенианец»15, еще очень понравилось мне стихотворение Маковского «Мне страшно. Целуя тебя»16.
Я не очень долюбливаю стихи, а в этих действительно есть пыл и есть чувство. Чехов у меня не выходит из головы. Я часто, когда бываю один, нарочно произношу его голосом несколько фраз — это очень волнует.
Говорят, что «Журн<ал> для всех» очень изменился и стал «не для всех»17, т. е. для людей интеллигентных, а я на это отвечаю, что все же он «для всех» и редакция хочет, чтобы все знали и читали настоящие художественные вещи и имели бы понятие о высшем искусстве. Правда?
Если сборник памяти А<нтона> П<авловича> почему-либо не будет издан, то рассказ возьмите для «Журн<ала> д<ля> в<сех>», если же рассказ не подойдет, то протелеграфируйте мне во всяком случае. Два рубля посылаю на телеграмму, а два рубля на подписку в 1905 г., один мне, другой жене по адресу: Киев, Нестеровская, 13. Л. Н. Лазаревской.
Сборник можно издать великолепно и разойдется он весь безусловно, можно <пустить?> всю выгоду на дело памяти А<нтона> П<авлови>ча.
Будьте здоровы. Легче на душе, когда подумаешь, что вспоминают тебя там в Питере среди людей литературы.
Любящий Вас
3[править]
<…> Как я завидую Вам, что Вы читаете посмертную рукопись Антона Павловича, хотя сколько грустных мыслей должно пройти у Вас, когда глядите на почерк любимого человека.
Вы понимаете его больше, чем кто-нибудь другой, и больше сердцем, чем анализом.
Когда в сентябре 1903 г. я был в Ясной Поляне18, то Л<ев> Н<иколаевич> сказал мне о Чехове так: «Чехов — это Пушкин в прозе, как у Пушкина каждый человек может найти отклик на переживаемый момент, так и у Чехова всякий может найти рассказ, в котором увидит отражение своей души»19.
4[править]
Дорогой и многоуважаемый Виктор Сергеевич!
Посылаю рассказ. Искреннее и большое мое желание, чтобы он попал в сборник памяти А<нтона> П<авловича>, мне кажется, что содержанием своим он будет приятен душе А<нтона> П<авловича>.
Если же сборника такого совсем не будет, то возьмите его себе, если, конечно, найдете стоющим, для журнала, я думаю, что каждая книжка его тоже приятна душе ласкового, любимого А<нтона> П<авловича>!
Для меня он не умер. Заканчивая рассказ, я всегда ценю написанное с его точки зрения. И если чувствую, что он был бы доволен, то и я доволен.
Во всяком случае, телеграфируйте.
Посылаю Вам три разных снимках себя, на одном из них я «шибко» на арестанта похож.
Прилагаемые деньги внесите в фонд А<нтона> П<авлови>ча, все равно куда, но только на дело его имени.
С деньгами рассказ вернее дойдет, хотя и без того в нем нет ничего «до военных действий имеющего касательства».
Я стараюсь не давать себе распускаться, но весной так или иначе, если не обращусь в идиота, то вырвусь в Россию20. <…>
5[править]
Многоуважаемый Виктор Сергеевич!
Только что ко мне в руки попал No «Родной речи» № 28 от 25 июля 1904 г. Там я наткнулся на заметку о похоронах А. П. Чехова21. Это что-то невероятно возмутительное, у кого поднялась рука писать такие гадости. Еще вставлена заметка из какой-то «южной газеты»22. Неужели Лоэнгрин? Даже не верится.
По совести говорю, не подозревал о существовании таких мерзавцев на свете…
Жду Нового года, и почему-то надежда мелькает, что в 1905 году вернусь в Россию. Думаю о том, понравится или нет Вам рассказ «Беда» и будет ли сборник памяти А.П. Ч<ехова>?
Помните сборник «Красный цветок»? — памяти Гаршина, где помещен рассказ А<нтона> П<авловича> «Припадок», хорошо был издан23. Чехов дает такую массу тем для иллюстратора, что можно было бы целую галерею составить.
Я лично мечтаю о привлечении в качестве иллюстраторов Пастернака24, Репина и Далькевича25.
Далькевичу я бы поручил иллюстрировать «Дуэль» и «Степь». Пастернаку — «Скучную историю», «Палату № 6» и «Черного монаха».
Репина я бы попросил сделать портрет А<нтона> П<авлови>ча, в плетеном кресле, в Ялте на балконе, в шапочке вроде дорожной… Там выражение доброе, доброе такое — примирился, простил всем и все.
Уже будучи взрослым человеком, лежа на кровати, я читал в первый раз чеховского «Володю», и когда прочел, чуть не заплакал26. И удивился писателю, который не забыл, что от Нюты пахло миндальным мылом27. Еще этот рассказ навел меня на мысль, что Чехов думал о загробном мире.
Помните, когда Володя выстрелил, то увидал отца, — в цилиндре с флером, — и тот его обнял.
Особенно заканчивается «Черный монах». Когда Коврин умер (от чахотки), то на лице у него «застыла блаженная улыбка». Кажется мне, что автор этим хотел не только передать точно факт, но хотел еще сказать, что Коврин после момента смерти увидел что-то чудесное, непонятное для нас.
А<нтон> П<авлович> как бы постеснялся добавить это словами, заставил читателя подумать.
Рассказ мне этот дорог, т. к. последние моменты его происходят в Севастополе в гостинице Кист28, и монах появился из-за Сухарной балки, — северной бухты29.
Бесконечно люблю я еще «Даму с собачкой», во-первых, потому, что она писалась почти при мне, во-вторых, А<нтон> П<авлович> подарил мне экземпляр ее с надписью, в-третьих, я люблю Ялту и все связанное с нею.
Я убежден, что и Вы любите «Даму с собачкой» и когда сидите в Петербурге и читаете ее, то представляете себе площадку Floren’a30, слышите прибой моря, «которое также будет шуметь, когда не будет на свете нас, и также шумело, когда здесь еще не было ни Ялты, ни Ореанды»31…
Мощь «Дамы с собачкой» как произведения — огромна. По размеру — это маленький рассказ, по сущности, это огромная поэма о том, что такое человеческая жизнь и любовь, и такой поэмы — не написал бы и Пушкин, а разве Лермонтов и Гоголь, но и тот, и другой, с нашей точки зрения, — испортил бы ее вычурностью.
Помните, когда на рассвете пришел пароход из Феодосии и долго выворачивался, и весь был освещен зарею, а трава под ногами Анны Сергеевны и Д. Д. Гурова была от росы влажная32.
Я волнуюсь, читая эти места. Я бы хотел быть миллионером только для того, чтобы издать Чехова так, как рисуется это издание у меня в голове.
На месте Пастернака, я бы не вытерпел, чтобы не иллюстрировать «Палату № 6», я бы не мог не иллюстрировать.
Почему-то кажется мне, что «Даму с собачкой» сделали бы или Бодарев-ский33 или Пимоненко34.
Я знаю, многим «Дама с собачкой» кажется ничтожною вещью, но у многих душа трепещет, от первой страницы до последней, потому что там каждое слово серьезно. Имеяй уши слышети, да слышит35. Я с тех пор возненавидел Буренина, как он обругал этот рассказ36, — нет у него ни ушей, ни сердца!
Ну, до свиданья. Расписался я. Пришлите мне Вашу фотографию.
Весь Ваш.
6[править]
Сижу и думаю о судьбе своего рассказа и о сборнике памяти А.П. Ч<ехова>. Как с завязанными глазами здесь живешь. Я считаю дни, когда может прийти ответ.
Физически нездоровится, нравственно весело, — я сегодня отказался от обвинения одного матроса, и он возрадовался. Вообще же быть прокурором — это не дай Бог, особенно военным в военное время! Помню, А<нтон> П<авлович> когда-то меня утешал, говоря, что на этой должности, если иметь такт, то можно много добра сделать. Может, и так, но себе нервы испортишь, и писать мало времени. <…>
Прочел я октябрьскую книжку «Ж<урнала> д<ля> в<сех>». Лучшим мне показался рассказ «Для Бога» Данарова37. Наиболее слабым — «Проповедь»38 -тенденция заслонила художественность, а нужно, чтобы это, как у Чехова, — было незаметно, тогда сильнее выходит.
Любящий Вас.
7[править]
Только что получил Вашу телеграмму. Как жаль, что не удалось мне попасть в сборник, но что поделаешь… Я все-таки очень рад, что рассказ увидит свет в январе. <…>
Если будете мне отвечать, то сообщите, что думаете о нижеследующем моем проекте. Издать при помощи хорошего человека второй сборник памяти А.П. Ч<ехова>. В основу его ляжет моя статья о встречах и разговорах с А.П. Ч<еховым>, ведь за шесть лет я каждый раз записывал в тот же день с фотографической точностью все, что говорил и делал А<нтон> П<авлович>, и все, что делалось возле него другими в этот день. Главное, чего я буду стараться достичь, это не банальности и правдивости изложения. Такая статья даст 5-4 печатных листа. Затем думаю, что даст рассказ Потапенко39, которого А<нтон> П<авлович> очень-очень любил. Дадут по рассказу Бунин и Куприн, и Юшкевич (С). Относительно Андреева и Горького не знаю. Даст стихи Бальмонт, даст стихи Ляпунов40 (горячо его рекомендовал Л. Н. Толстой). Иллюстрации дадут 1) Мария Павловна, 2) Сулержицкий41, Вы его, вероятно, видели в Ясной Поляне, 3) можно будет упросить Игумнову42 дать рисунок. Далькевича и Пастернака.
Обложка светло-голубая, на углу ее виньетка — силуэт Новодевичьего монастыря и только. Надпись простая: «„Памяти Антона Павловича Чехова“. Литературный сборник». Ведь в память Гаршина было два сборника43. Только этому сборнику мне хотелось бы придать особо задушевный характер, если в нем не примут участия корифеи литературы, а только dii minores, то не опечалится душа Чехова, нужно будет сделать только так, чтобы рассказы были достойны его имени.
Дабы никто не подумал, что я так горячусь ради удовлетворения мелкого и вообще собственного честолюбия, под статьей я подпишусь только инициалами Б.Л.
Я думаю, что Сытин, которого Чехов пустил в свет44, не откажется издать такой сборник. Спросите его об этом, когда будете в Москве. <…>
8[править]
Я слишком часто пишу Вам, но это одно из больших утешений. Говорить искренно, хоть письменно, доставляет большую радость. А здесь на счет искренности очень нехорошо.
Сегодня случайно говорил с невоенным человеком, уполномоченным Красного Креста гр<афом> Шереметевым45. Я очень обрадовался, узнав, что Вы знакомы с ним.
Несомненный дегенерат, разбрасывающийся дилетант, но 1) с добрым сердцем и 2) искренне любящий искусство, а это уже много.
Мне хотелось поговорить с ним относительно издания второго сборника памяти А. П. Чехова. Но как-то я постеснялся…
Возможно, что сборник будет хорош, первый, но Вы понимаете и чувствуете, что А<нтон> П<авлович> был слишком крупной величиной, чтобы воспоминанья Бунина могли исчерпать о нем все. Да и сам А<нтон> П<авлович> от «Знания» был далек. Впрочем, я слишком не беспристрастен, говоря об этом святом писателе. По-моему, уши у публики заложило, если она не реагировала на все им сказанное. У меня есть проект — перед одним серьезным делом дать Председателю46 прочесть «Рассказ старшего садовника»47. По глубине мысли рассказ этот нисколько не ниже любых страниц Л.Н. Т<олстого>. Между тем, не только здесь, среди озверевших людей, но и в России, мне очень редко приходилось встречать человека, который бы читал этот рассказ и думал о нем. Даже и адвокаты, и те не знают рассказа этого, как не знают рассказа «О любви». Оба эти рассказа так ярко говорят о суде человеческом, — это страницы «Воскресенья».
Я бы хотел познакомиться с Буниным и Куприным, я почему-то убежден в их недобром отношении ко мне. Думается мне (без всякого основания), что представляюсь я им нахалом, стремящимся через Чехова выбраться наверх его именем. Но видит Бог, не повинен я в этом. Любил и люблю этого человека, и не безумно, а совершенно сознательно, ибо кажется мне, что никто, кроме Толстого, не сказал человечеству так много горьких истин, как А.П. Ч<ехов>. И если не услышали, то сами виноваты. Так ведь и с Христом было.
В литературе на каждого нового человека смотрят недоверчиво. Не помню, по поводу чего (рассказа) я написал Куприну горячее письмо (в «Мир Божий» он не принял моего рассказа) и вместо ответа — ничего не получил. «Это свинство — не отвечать на письма», — говорил А<нтон> П<авлович>. И действительно, хоть открыткой всегда да ответит, а по поводу больших вопросов всегда отвечал большими письмами.
Помню, я в Севастополе в «Северной Гостинице» пошел к Андрееву48. Спустились вниз в ресторан. Спросили пива. Я стал расспрашивать обо многом, отвечал он нехорошо, между прочим, сказал, что был лейб-уланом49.
А когда заговорили об А<нтоне> П<авловиче>, то помянули «Новое Время»… И я чуть не расплакался, когда вернулся домой. И уже чувствовал, что это не друг Чехову и не понимает значения деятельности Чехова.
В инцидентах подобного рода виноват я. И не сдержан я, и не воспитан, и представлялось мне всегда, что писатель не умеет быть ни сердитым, ни грубым и с баца видит человека насквозь.
От Чехова и от Горького я никогда не слыхал сурового слова и думал, что все так.
Теперь жизнь меня сильно изменила. Уже нет легкомыслия при разговоре с новым человеком.
Помните, в Ялте, в «России»50, я пришел к Вам в первый раз и наговорил чепухи. Смешно теперь вспомнить, а тогда ой как нехорошо было! Слава Богу, прошло это, — миновало. Тем не менее, теперь, когда думаю о людях, то кажется мне, что знают и чувствуют меня немногие.
1) Жена, 2) Ив<ан> П<авлович> Чехов51, 3) Вы да еще два-три товарища. Чехов Антон Павлович знал, какое и когда я слово скажу, при нем я мог себе позволить что угодно, его мозги сразу отбрасывали мое неискреннее от искреннего. Еще знают меня Вересаев и Чириков. Последний, скорее, публицист, чем художник, умеет быстро анализировать, и я его не боюсь и люблю, хотя считаю его в 1000 раз меньше Чехова, Андреева, Бунина. Как магнитом, меня тянет к литературному миру. <…>
9[править]
Первый день Р.Х.
<…> День я закончил, лежа на кровати с Чеховым в руках. Читал я XII том Марксовского издания. Читал и перечитывал «Архиерея»52. И в некоторых местах плакать хотелось.
«Это первое евангелие, самое длинное, самое красивое читал он сам. Бодрое здоровое настроение овладело им… „Ныне прославися сын человеческий…“» И, читая, он изредка поднимал глаза и видел по обе стороны целое море огней, слышал треск свечей, но людей не было видно"…
Я люблю «Архиерея» как поэму исстрадавшейся души, принужденной всю жизнь прятать свое я, даже для любимых людей.
Иногда мне кажется, что это нарисовала больная душа самого Антона Павловича, уже в те времена, когда чахотка совсем расшатала физические силы, когда Ольга Леонардовна54 часто была против того, чтобы в кабинет входили и Мария Павловна, и Евгения Яковлевна55. А Чехов так любил мать! Так и матери архиерея казалось, что Петя уже не ее. Когда-то она сказала мне: «Мне кажется, что Антоша теперь уже и не мой». А самому архиерею до слез хотелось простоты отношений, простоты кушаний, простоты разговоров. Но он был — архиерей…
Думаю, что и Антону Павловичу хотелось быть ближе к матери, но он был большим писателем, и все возле него уже не могло быть обыкновенно; -мучительно это.
Я был у него в ноябре 1903, он был совсем один. Готовила просто нянька, и ему это нравилось, а кушанья казались вкусными. Войдет Арсений56, зажжет лампу, брякнет стеклом и опять уйдет. Казался он тогда бодрым.
Я привез ему от Татариновой57 камелий. Он попробовал взять вазон и не мог, а потом сказал:
— Помогите мне, голубчик, поставить этот цветок на окно.
Я поставил. А слово «голубчик» так приласкало меня, так приласкало!..
— Это холодный цветок, — сказал А<нтон> П<авлович>.
— Почему холодный?
— Без запаха…
Он любовно стал расправлять листья, немного измятые папиросной бумагой, в которую был завернут весь цветок. Бог так сделал, что я видел его в последний раз один на один и очень долго. Все, что говорилось, все записано у меня.
Я непременно восстановлю все это, если вернусь.
Я очень волновался, когда А<нтон> П<авлович> говорил о моей книге.
Он58 любил59 мой рассказ «Доктор» и написал мне это в письме, которое я храню как святыню60. Внизу в столовой он сказал мне:
— Попробуйте написать пьесу. — Не сумею я…
— Вот попробуйте, я сам берусь устроить так, что ее поставят в Художественном театре.
— Почему Вы так настаиваете на пьесе?
— А вот видите, у Вас в рассказах люди так говорят между собою, как и в жизни. Значит, и пьеса вышла бы жизненной… Вот Горький, он большой поэт, очень большой поэт, но у него люди не всегда говорят так, как это бывает на самом деле — в жизни…
Не знаю, напишу ли я когда-нибудь пьесу, но и сейчас слова эти сладко припомнить. До выхода моей книжки61 А<нтон> П<авлович>, кажется, относился к моему писанию скептически, да и вряд ли читал, а книгу прочел всю. Вот если вернусь в Россию, выйдет второй том, а он его уже не увидит! А<нтон> П<авлович> ставил мне в пример часто Куприна, а я вещей Куприна, кроме «Молоха»62, не люблю. Не сильно. Одно Андреевское «Молчание»63 сильнее всего тома Куприна, хотя личности Андреева я боюсь, я его мало знаю, но чеховской доброты в нем нет — это я чувствую. Я помню, как А<нтон> П<авлович> пробрал меня за то, что я сказал: «Бунин так давно пишет, так хорошо пишет, но так мало дал».
— Что Вы, что Вы… Как можно. Бунин очень много сделал…
Помните, мы с Вами выходили из «России» в Ялте. Чехов позвал меня к телефону, чтобы предложить мне денег. Я отказался наотрез…64
Вы это помните! Это мог только Чехов сделать, по телефону вызывать, чтобы спросить, не нужно ли денег!
Таких у меня случаев записано много. Если не будет второго сборника65, то я эти записки дам Вам, для июльской книжки.
Вот пишу эти строки и забыл, что я во Владивостоке. Забыл, что завтра может явиться японская эскадра!
Значит, влияние большой человеческой личности А<нтона> П<авловича> сильно и после смерти физической, значит, жив он, коли владеет умами живых!
Весь Ваш
P. S. Мой киевский адрес:
Нестеровская, 13
или Жилянская, 41, кв. Мельниковых
Киев
Если буду писать Вам следующее письмо, то в виде виньетки нарисую Ялту, я знаю, Вы любите ее, как и я.
Помните, я, Вы и Беклимишев66 сидели на той самой площадке, где сидели над морем Гуров и Анна Сергеевна («Дама с собачкой»).
Если Румянцевский музей не даст комнаты для вещей А. П. Чехова, то нельзя ли это сделать через в<еликого> к<нязя> Константина Константиновича67, он любил А.П. Ч<ехова>.
Все у меня стоят в голове слова: «Ныне прославися сын человеческий…»68 А потом 17 января в Художест<венном> театре69, а потом Баденвейлер… (аналогия)
10[править]
<…> Посылаю портрет Чехова, который вряд ли у Вас есть. Молодой он, сильный, серьезный…
Я все думаю о рисунках и содержании июльской книжки70. Непременно нужно поместить фотографию комнаты в Баденвейлере. Иллюстрацию Репина к «Мужикам», у него, вероятно, сохранился оригинал рисунка, помещенного на обложке французского издания «Les moujiks» Denis’a Roche71. Если бы у меня были деньги, я бы сейчас дал 1000 рублей, чтобы эта книжка вышла на веленевой бумаге. Нужно снимок дачи. Нужно снимок с портрета А<нтона> П<авловича>, который есть у Ив<ана> Пав<ловича>. Там А<нтон> П<авлович> поразительно похож на Антона Рубинштейна72.
Пусть эта книжечка будет памятка-альманах об А.П. Ч<ехове>, такая, чтобы каждому подписчику захотелось ее переплесть отдельно.
Эх, если бы в нее еще Горький дал кусочек своих воспоминаний, куда же он душевнее Бунина73, или такой балаболки, как Гиляровского74 <так! — К.А.>. Напишите A.A. Хотяинцевой75 в Москву, чтобы она дала рисунок, она близка была семье Чеховых. У меня сохранилась ее карикатура: Чехов перед своим портретом в Третьяковской галерее76.
Я размечтался. Я знаю, что и без меня Вы сделаете все возможное.
Чехов был гораздо, гораздо шире, чем Горький и Андреев… Они думают, что душа человеческая должна быть такою-то и такою-то и ее можно вогнать в рамки; а Чехов понимал, что душа — это необъятное, что это тайна, что это Божество… <…>
11[править]
Надежда на перевод в Кронштадт все растет, но окончательно не выросла77. В июньской книжке Литературных приложений к «Ниве» есть воспоминания Ив<ана> Щеглова об А.П. Ч<ехове>78. Не нравится мне тон их. Как Вам? Там же есть рассказа Мих<аила> П. Чехова «Сироты»79, техника брата, я с наслаждением читал его, — точная неизданная рукопись А.П. 4<ехова>801.
Будьте добры, сделайте распоряжение, чтобы мне июльскую книжку выслали в десяти экземплярах. Сообщите также, сколько я еще буду должен редакции, считая, что часть долга (100 р.) покроются статьей об А.П. Ч<ехове> и эти десять экз<емпляров>.
Любящий Вас
Волжскому81 я написал (по адресу «Вопр<осов> Жизни») и послал маленький рассказ, но ответа не получил.
Второго июля надеюсь быть на Новодевичьем82.
12[править]
Аландские о<стро>ва81
3 июля 1914
Сегодня в тяжелую годовщину смерти А.П. Ч<ехова> просмотрел «Биржевку» — Измайлов чепухи наплел об А<нтоне> П<авловиче> — будто он только земное любил и о вечности не думал84.
Экий Измайлов — тупица!
Прочел я также о покушении на Распутина85. И… если Вы прочтете мое предыдущее письмо, то увидите, что снился мне сей муж как раз в тот день, когда фанатичка-баба бросилась на него. Вам одному я писал об этом сне86, который считал ерундой и даже в дневник не занес. И вышло одно из тех многих «совпадений», которые в моей жизни повторялись много раз.
О смерти А.П. Ч<ехова> я тоже узнал во сне в этот же день или в ту же ночь87. <…>
Примечания[править]
1 Чехова Мария Павловна (1863—1957) — сестра писателя, педагог, публикатор его писем и популяризатор его творчества, автор воспоминаний о нем. В 1921—1957 гг. — директор Дома-музея А. П. Чехова в Ялте. Сохранилось письмо М. П. Чеховой к Б. А. Лазаревскому от 3 февраля 1913 г. (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 6. Л. 48^9).
В дневнике Лазаревского 22 августа 1901 г. (в этот день он был у Чехова в Ялте) записано:
«Я все наблюдал Марию Павловну. Кажется, это первая и последняя старая дева, симпатичнейшая, чем все самые красавицы дамы, девицы и барышни. Что-то прелестное есть в выражении ее глаз, что-то умное и страдальческое. Как необыкновенно хороша, должно быть, она была в молодости» (Записи о Чехове в дневниках Б. А. Лазаревского / Предисл. и публ. Н. И. Гитович // Из истории русской литературы и общественной мысли 1860—1890 гг. М., 1977. С. 333 (Лит. наследство. Т. 87)). Там же опубликованы записи Лазаревского о встречах с М. П. Чеховой 16 января и 9 июня 1910 г. (С. 348—349).
2 Имеется в виду старшая дочь писателя, Вера Лазаревская (1899 — ?). В письме Лазаревского к B.C. Миролюбову от 6 января 1905 г. сказано: «У А. П. Чехова была карточка моей старшей дочери, не знаю, к кому она попала» (ИРЛИ. Ф. 185. Ед. хр. 700. Л. 24 об. — 25).
3 Маркс Адольф Федорович (1838—1904), известный петербургский издатель и книготорговец, с которым Чехов в январе 1899 г., заключил договор, уступив ему за 75 тысяч рублей право на издание всех своих литературных произведений. В 1899—1911 гг. издательством Маркса было выпущено собрание сочинений Чехова в 15 томах, в 1903—1916 гг. — «Полное собрание сочинений» в 23 томах.
Договор Чехова с А. Ф. Марксом получил немалый общественный резонанс: издателя упрекали в том, что он «обобрал» писателя и «нажился» на издании его книг. Полемика по данному вопросу обострилась на страницах русской печати в связи со смертью писателя. См. подробно: Видуэцкая И. П. А. П. Чехов и его издатель А. Ф. Маркс. М., 1977.
4 «Последний довод» (лат.). Лазаревский имеет в виду, что венок на чеховскую могилу был последним аргументом, при помощи которого Маркс пытался убедить общественность в своих дружеских отношениях с покойным.
5 «Южное обозрение» — политическая, научная, литературная, торгово-промышленная и финансовая ежедневная газета (Одесса, 1896—1906). Лазаревский публиковал в этой газете свои рассказы в 1901—1903 гг. Что касается Чехова, то редакция «Южного обозрения» предлагала ему в конце 1901 г. сотрудничество, на что писатель поначалу согласился; однако ни одно из его произведений здесь так и не появилось (см. комментарий И. Л. Видуэцкой к письму Чехова И. А. Бунину от 15 января 1902 г. // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма. Т. 10. Апрель 1901 — июль 1902. М., 1981. С. 442—443).
6 Лоэнгрин (наст. имя и фамилия — Петр Титович Герцо-Виноградский; 1867—1921), журналист, публицист, сотрудник ряда периодических изданий на юге России; был секретарем редакции в газете «Южное обозрение», затем — автор ежедневной рубрики «Зигзаги» в той же газете. Неоднократно писал о Чехове; откликнулся короткой статьей на смерть писателя (Лоэнгрин. А. П. Чехов // Южное обозрение. 1904. № 2539. 3 июля. С. 3). Утверждая, что «Чехов — это целая эра в нашей литературе» и что «имя его незабвенно на столбцах нашей литературы», Лоэнгрин вспоминал о своей встрече с писателем в Ялте в 1902 году («в первый и в последний раз в своей жизни») и их состоявшейся 4 мая беседе («Беседу с ним я считаю полной высокого интереса и поучения»). На другой день Лоэнгрин поведал в «Южном обозрении» о содержании этой беседы (Лоэнгрин. А. П. Чехов // Южное обозрение. № 2540. 4 июля. С. 3). Однако в предыдущих «Зигзагах» фельетонист отзывался о Чехове более сдержанно, подчеркивал его «безнадежный пессимизм» и т. п. (см., например: Южное обозрение. 1904. № 2516. 9 июня. С. 3). «…Когда я смотрю в будущее нашей литературы, я там не нахожу места г. Чехову», — говорилось, между прочим, в этом очерке, посвященном статье И. Джонсона (И. В. Иванова) в ежемесячном московском журнале «Правда» (1904. № 5. С. 232—234) о рассказе Чехова «Невеста». Эпитет «беспринципный» по отношению к Чехову в очерках Лоэнгрина за июнь-июль 1904 года не обнаружен.
На статьи Лоэнгрина Лазаревский откликнулся в печати сразу же после смерти Чехова. «Перебирая газеты недельного и двухнедельного возраста, я наткнулся в „Южном Обозрении“ на статью некоего г. Лоэнгрина. Фельетонист удивлялся тем людям, которые видели в рассказе Чехова „Невеста“ („Журнал для всех“, декабрь 1903) его надежду, что в жизни человечества наступят лучшие времена. В нескольких предыдущих своих фельетонах о Чехове г. Лоэнгрин находил его творчество бесполезным. Статьи эти было очень неприятно читать <…> особенно неприятно в скорбные дни, когда уже мертвого Чехова еще не приняла в свои недра родная земля. Я подумал, что если бы Антон Павлович был жив и прочел рассуждения г. Лоэнгрина, то, вероятно бы, только искренно улыбнулся» (Л<азаревский> Б. Мысли о смерти А. П. Чехова // Владивосток. Газета общественная и литературная. 1904. № 33. 15 авг. С. 17-19).
7 В своих воспоминаниях о Чехове Лазаревский также упомянул об этом эпизоде, не называя Лоэнгрина по имени: «В этот день Чехов был вообще оживленнее обычного. Его лицо приняло мрачный оттенок только, когда он заговорил о приезде одного одесского фельетониста, с напоминанием относительно сотрудничества в газете» (Лазаревский Б. А. А. П. Чехов. Личные впечатления // Ежемесячный журнал для всех. 1905. № 7. С. 414—420).
" Ср. в воспоминаниях Лазаревского: «Набросав несколько строк, я снес их в редакцию местного „Дальнего Востока“. Обещали напечатать завтра же. На следующий день, однако, заметка не появилась, и на мой вопрос, почему, ответили: „Не хватило места“. Редактор обещал напечатать некролог в следующем номере (что и исполнил), затем сказал, что я могу и еще что-нибудь дать о Чехове, „только поменьше, — ведь Чехова и без того знали“» (Лазаревский Б. А. П. Чехов. (Материалы для биографии) // Русская мысль. 1906. № 11. С. 92 (вторая нумерация).
Некролог Лазаревского «Памяти А. П. Чехова» появился в газете «Дальний Восток» («Ежедневная газета, посвященная интересам Приамурского края») 7 июля 1904 г. (№ 148. С. 2). «Я близко знал покойного, — писал Лазаревский. — <…> Во всю мою жизнь мне не приходилось встречать человека с более ласковым сердцем, с большею способностью не только понимать, но и чувствовать страдания других людей».
Упоминаний о «кружке» в номерах газеты «Дальний Восток» от 5 и 6 июля не обнаружено. Возможно, Лазаревский имеет в виду сообщение о том, что 3 июля инженер Микулин прочел в здании местного музея «интересный публичный доклад о радии» (Дальний Восток. 1904. № 147. 6 июля. С. 2).
9 Лазаревская (урожд. Мельникова) Лидия Николаевна (1879—1909), жена Б. А. Лазаревского (с 1898 г.). Брак распался в 1907 г.
10 Имеется в виду европейская часть России (в противоположность Сибири и Дальнему Востоку).
11 Литературный сборник в память Чехова был задуман в июле 1904 г. в кругу писателей-знаньевцев. «…в Москве Куприн, Пятницкий задумали издать в память Ан. Пав. книгу, доход с которой — в части или целом, это потом решим — употребить на памятник ему или на что-нибудь в этом роде, — сообщал Горький Бунину 11 июля 1904 г. — Нам кажется, что будет вполне достаточно и очень хорошо, если в этой книге примут участие только четверо — Куприн, Вы, Андреев и я» (Горький М. Полное собрание сочинений. Письма в 24 томах. Т. 4. М., 1998. С. 105). О том же Горький писал в те дни и Л. Н. Андрееву (Там же. С. 106). Сборник был издан в январе 1905 года (Сборник товарищества «Знание» за 1904 год. Кн. 3). Помимо четверых названных писателей в нем участвовал Скиталец (книга открывалась его стихотворением «Памяти Чехова»).
12 Об этом рассказе (первоначальное название — «Беда»; окончательное название — «Всевочка») не раз упоминается в последующих письмах. Рассказ опубликован в «Журнале для всех» (1905. № 1. С. 17-28).
Всевочка (Всеволод) — имя сына Лазаревского (умер в 1910 г.).
13 В девятой книжке журнала «Русская мысль» за 1904 год на с. 169—172 был напечатан «Список венков на могилу А. П. Чехова» (т. е. текст надписей на лентах венков, возложенных на могилу писателя). Венка от имени Лазаревского в этом перечне нет.
14 В «Списке венков…» (с. 171) была помещена надпись следующего содержания: «Горячо любимому отзывчивому А. П. Чехову. Благодарный начинающий писатель».
15 См.: Волохов Марк. Нитцшеанец. Из дневника настроений // Ежемесячный журнал для всех. 1904. № 9. С. 517—520.
16 Там же. С. 515.
17 В конце 1903 г. «Журнал для всех» действительно изменил свою идейную ориентацию. Захваченный религиозно-философскими («декадентскими») настроениями, Миролюбов (активный участник петербургских Религиозно-философских собраний в 1901—1903 гг.) открывает страницы для проповеди «идеализма», нападок на марксизм и т. п. Особый резонанс вызвали статьи нового сотрудника, привлеченного Миролюбовым, — критика Волжского (A.C. Глинки): «Литературные отголоски. По поводу книги г. Булгакова» (1903. № 12) и «О некоторых мотивах творчества М. Горького» (1904. №№ 1 и 2). В декабре 1903 г. Горький прекращает свое сотрудничество в миролюбовском журнале. А в январе 1904 г. писатели демократического лагеря (Л. Андреев, И. Белоусов, В. Вересаев, А. Серафимович и др.) обращаются к Миролюбову с коллективным протестом, осуждая выступление Волжского.
«В настоящее время „Ж<урнал> д<ля> всех“ занимает среднее положение между „Новым путем“ и ортодоксально-прогрессивными органами печати, — писал Миролюбову Л. Н. Андреев в июле 1904 г., — и невыгоды такого положения сказываются вдвойне: с одной стороны его справедливо упрекают в уступках декадентству и теологическому идеализму, с другой, так же справедливо — в позитивизме и реализме <…> И очень скоро Вам придется вполне определенно примкнуть к тому или другому течению: или слиться с „Новым Путем“ и породниться с ним через участие в Вашем журнале Розанова, Мережковского, Андрея Белого, Антона Крайнего и пр., или вернуться к старому» (Андреев Л. Н. Письма к B.C. Миролюбову (1899—1907) / Публикация К. Д. Муратовой // Литературный архив. Материалы по истории литературы и общественного движения. Вып. 5. Под ред. К. Д. Муратовой. М. — Л., 1960. С. 109).
Развитие общественной ситуации в России в 1904 г. и события 1905 года помогли Миролюбову выйти из этого двойственного положения: «Журнал для всех» занимает в годы Первой русской революции радикально «левую» позицию, публикуя ряд материалов антиправительственного содержания и постоянно подвергаясь цензурным преследованиям. Закрытый осенью 1906 г., журнал продолжается под другими названиями. В начале 1908 г. прекращается окончательно, а редактор-издатель, привлеченный к судебной ответственности, вынужденно покидает Россию.
См. подробнее: Коляда Е. Г. «Журнал для всех» // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX — начала XX века. 1890—1904. Социал-демократические и общедемократические издания / Отв. ред. Б. А. Бялик. М., 1981. С. 309—352; Горький М. Неизданная переписка с Богдановым, Лениным, Сталиным, Зиновьевым, Каменевым, Короленко. М., 1998. С. 32—33; Колеров М. А. Idealismus militans // Исследования по истории русской мысли / Под общей редакцией М. А. Колерова. М., 2002. С. 206—209; и др. 1,1 В своей автобиографии (1913) Лазаревский вспоминал: «В 1903 г. я побывал в Ясной Поляне. <…> В общей сложности я пробыл с Л<ьвом> Н<иколаевичем> один на один не менее трех часов. Моя служба в военно-морском суде очень его заинтересовала. Простота и сердечность, а главное память Л<ьва> Н<иколаевича> произвели на меня неизгладимое впечатление» (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 14. Л. 4).
Свой визит к Толстому Лазаревский описал в очерке «Семь лет назад. (В Ясной Поляне)» (О Толстом. Международный толстовский альманах, составленный П. Сергеенко. М., 1909. С. 88-97). См. также воспоминания Лазаревского о Л. Н. Толстом, опубликованные в петербургском еженедельнике «Искорки» (1910. № 45. Ноябрь. С. 3—4).
19 Эти слова Л. Н. Толстого Лазаревский сообщил Чехову в одном из писем к нему в 1903 г. См. также воспоминания Лазаревского «А. П. Чехов» (в кн.: Лазаревский Б. Повести и рассказы. Т. 2. М., 1906. С. 21; перепечатано (не полностью) в кн.: А. П. Чехов в воспоминаниях современников / Вступ. статья А. М. Туркова. Сост., подг. текста и коммент. Н. И. Гитович. М., 1986. С. 567—582 (на с. 703 — содержательный комментарий по поводу данного отзыва Толстого о Чехове). То же — в воспоминаниях Лазаревского «Семь лет назад. (В Ясной Поляне)» (О Толстом. Международный толстовский альманах… С. 92).
20 Лазаревскому удалось «вырваться» из Владивостока в июне 1905 г. К осени 1905 г. он был переведен в Кронштадт, а с 1906 г. вышел в отставку, занявшись исключительно литературным трудом.
21 Имеется в виду анонимная заметка в московском еженедельнике «Родная речь» (1904. № 28. 25 июля. С. 3), в которой приводились пренебрежительные и даже оскорбительные отзывы о Чехове, появившиеся якобы «и в еврейских, и в либеральных „органах“» в связи со смертью и похоронами писателя.
22 В «Родной речи» сказано: «…выдержка из одной еврейской газеты». Приводим начало «выдержки»:
«Чехов является драматургом не только слабым, но почти курьезным, в достаточной мере пустым, вялым, однообразным. Драмы г. Чехова, несмотря на всю их рекламную славу, даже не могут называться драмами…»
23 Красный цветок. Литературный сборник в память Всеволода Михайловича Гаршина. СПб., 1889 (составители: М. Н. Альбов, К. С. Баранцевич, В. В. Лихачев).
24 Пастернак Леонид Осипович (1862—1945) — живописец, портретист; мемуарист. Академик (с 1905 г.). Получил известность своими иллюстрациями к произведениям Л. Н. Толстого. В 1889 г. выполнил иллюстрацию к драматическому этюду Чехова «Лебединая песня (Калхас)», открывающую публикацию этого произведения в журнале «Артист» (1889. Кн. 2. С. 68).
25 Далькевич Мечислав Михайлович (1861—1942) — живописец, иллюстратор, художественный критик; сотрудник журнала «Осколки».
26 В одном из своих жизнеописаний Лазаревский вспоминает, что рассказ «Володя», который он впервые прочел в университете, произвел на него «подавляющее впечатление» (см.: Первые литературные шаги. Автобиографии современных русских писателей. Собрал Ф. Ф. Фидлер. М., 1911. С. 6).
27 Нюта (Анна Федоровна) — персонаж рассказа Чехова «Володя» (первая редакция — 1887). Лазаревский цитирует фразу «От нее <Нюты> шел влажный прохладный запах купальни и миндального мыла».
2К Отель Киста (по имени владельца) — севастопольская гостиница.
29 Т. е. Севастопольской (Ахтиарской) бухты.
30 Имеется в виду павильон кондитерской Флорена (ранее — Верне) на ялтинской набережной.
31 Неточная цитата из «Дамы с собачкой».
32 Контаминация двух эпизодов: вечером на пристани в Ялте Гуров и Анна Сергеевна смотрят на прибывший пароход, который «долго поворачивался»; утром на площадке в Ореанде: «Видно было, как пришел пароход из Феодосии, освещенный утренней зарей».
33 Бодаревский Николай Корнильевич (1850—1921) — живописец. Академик (1908). Работал в основном на Украине.
34 Пимоненко Николай Корнилович (1862—1912) — живописец.
35 Старославянская редакция известных евангельских слов — ими заканчиваются многие речения и притчи Христа (Матф. 11, 15; Мк. 4, 9; Лк. 8, 8; и др.).
36 См.: Буренин В. Критические очерки // Новое время. 1900. № 619. 25 февраля. С. 2.
37 Данаров Н. Для Бога. Рассказ деревенского старожила // Ежемесячный журнал для всех. 1904. № 10. С. 596—599.
Данаров (наст, фамилия — Аргунин) Николай Петрович — литератор. В архиве Миролюбова хранится ряд его писем за 1904—1905 гг., отправленных из Западной Европы (Швейцарии, Италии, Франции). В одном из них, от 24 сентября 1904 г., Данаров рассказывает о себе: «Я недоучившийся студент, проживающий „по независящим от меня обстоятельствам“ больше двух лет за границей. Родных у меня нет, а потому средства к жизни приходится добывать собственным трудом. Нелегко это было в России, а в чужих краях и того трудней. Имея большую склонность к физическому труду и бродяжничеству, я послонялся по Европе и по Африке, занимался то грузкой <так. — К.А.>, то огородничеством. <…> Случайно попал в Лозанну, где встретился с И. Ф. Наживиным, которому прочел кое-что из своих вещей. Еще в бытность в России я напечатал в „Терских Вед<омостях>“ два рассказа <…>» (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 474); упоминается писатель-прозаик Иван Федорович Наживин (1874—1940), неоднократно публиковавшийся в миро-любовском журнале. Ср. письмо И. Ф. Наживина к Миролюбову (из Лозанны) от 14 марта 1903 г.: «Жду с нетерпением Вашего ответа относительно г. Аргунина. Отвечайте и, если можно, высылайте деньги на мое имя; я передам. На его имя, т<ак> к<ак> у него нет паспорта. „Данаров“ его псевдоним» (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 830. Л. 1).
В «Журнале для всех» были опубликованы еще два рассказа Н. Данарова: «За морем» (1903. № 11. С. 1191—1202) и «Клуб здравомыслящих» (1905. № 9. С. 524—531).
Под псевдонимом «Аргунин» в «Журнале для всех» публиковался (!) A.A. Смирнов (см.: Масапов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. Т. 1. М., 1956. С. 106). Так, в № 5 «Журнала для всех» за 1901 г. на с. 585 было напечатано его стихотворение «Скоро, знаю, белые черешни…».
38 Немоловский М. Проповедь. Картинка // Ежемесячный журнал для всех. 1904. 1904. № 10. С. 599—606.
39 Немоловский Михаил Иванович (? —1905) — беллетрист.
Потапенко Игнатий Николаевич (1856—1929) — прозаик, драматург; друг Чехова, автор воспоминаний о нем.
40 Ляпунов Всеволод Дмитриевич (1873—1905) — поэт-самоучка. В 1897 г. посетил Ясную Поляну, где и остался жить; служил чернорабочим, затем стал управляющим яснополянским имением. В 1901 г. переехал в Крым; умер в Ялте. В одной из своих мемуарных статей, посвященных Чехову, Лазаревский приводит отзыв писателя о Ляпунове: «…Отличный, чудесный поэт, но он не может оставить серьезного следа в литературе, потому что форма, в которую он облекает свои стихи, создана не им, а его предшественниками: Кольцовым, Некрасовым» (Лазаревский Б. А. П. Чехов. (Материалы для биографии) // Русская мысль. 1906. № 11 (2-я пагинация). С. 92).
41 Сулержицкий (Суллержицкий) Леопольд Антонович (1872—1916) — писатель, критик; режиссер Московского Художественного театра. Корреспондент Чехова, автор воспоминаний о нем.
42 Игумнова Юлия Константиновна (1871—1940) — художница; с 1900 г. жила в семье Л. Н. Толстого, выполняя обязанности переписчицы и секретаря.
43 Памяти Гаршина было, действительно, посвящено два сборника, выпущенных почти одновременно. Наряду со сборником «Красный цветок» (см. примеч. 23), был издан другой — «Памяти В. М. Гаршина. Художественно-литературный сборник» (СПб., 1889). Инициатором этого издания был A.A. Плещеев. Редакторы обоих сборников занимали в отношении друг друга враждебную позицию. Чехов писал по этому поводу И. Л. Леонтьеву (Щеглову) 4 апреля 1888 г.: «Баранцевич и Ко столкнулись нос к носу с Евреиновой и Ко в одном и том же деле (памятник Гаршина) и, точно испугавшись конкуренции, облаяли друг друга „лжелибералами“. Судя по письмам той и другой стороны, доброе дело оказалось дурным, ибо поссорило порядочных людей» (Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в 30 т. Письма. Том второй. 1887 — сентябрь 1888. М., 1975. С. 231); упоминается Анна Михайловна Евреинова (1844—1919), редактор журнала «Северный вестник». В редакции этого журнала велись весной 1888 г. переговоры о слиянии двух сборников в один, однако договоренность не была достигнута, и каждая из сторон стала составлять свой собственный сборник.
44 Сытин Иван Дмитриевич (1851—1934) — московский издатель и книготорговец; с 1897 г. издавал газету «Русское слово». В 1894 г. выпустил том «Повестей и рассказов» Чехова, с которым был близко знаком, встречался и переписывался. Утверждение Лазаревского, что Чехов «пустил» Сытина «в свет», представляется преувеличением.
45 Шереметев Павел Сергеевич, граф (1871—1943) — писатель, историк, художник. Предводитель дворянства Звенигородского уезда Московской губернии. Участник русско-японской войны. Член Государственного совета по выборам от дворянства (с 1915 г.). В 1922—1929 гг. — главный хранитель усадьбы-музея Остафьево. В архиве Миролюбова сохранилось несколько его писем 1898 и 1903 гг. (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 1263).
46 Имеется в виду председатель военно-полевого суда.
47 Рассказ Чехова (1894), основная мысль которого заключается в том, что при вынесения судебного приговора вера в человека должна быть выше уличающих его доказательств.
48 Видимо, в марте 1902 г. Ср. в письме Л. Н. Андреева к Миролюбову от 24 марта 1902 г.: «Только сейчас вернулся с женой из Крыма, где провел около месяца» (Андреев Л. Н. Письма к B.C. Миролюбову / Публикация К. Д. Муратовой // Литературный архив. Материалы по истории литературы и общественного движения. 5. Под редакцией К. Д. Муратовой. М. — Л., 1960. С. 93). Тогда же, в марте 1902 г., Л. Н. Андреев встречался с Чеховым в Ялте.
49 Лейб-уланом Л. Н. Андреев не был.
50 Ныне — гостиница «Таврида», мемориальное здание, связанное с пребыванием в Ялте известных людей.
51 Чехов Иван Павлович (1861—1922)-- брат писателя, педагог. Посетив его в Москве, Лазаревский отметил в своем дневнике: «Он директор Городского училища имени императора Александра II. Удивительное училище. Идеал школы. Я уверен, что в России ничего подобного нет больше» (Записи о Чехове в дневниках Б. А. Лазаревского… С. 343; запись сделана задним числом в августе 1903 г. — Лазаревский пытался восстановить по памяти украденный у него дневник за 1902—1903 гг.).
52 Рассказ был впервые напечатан в миролюбовском «Журнале для всех» (1902. № 4. С. 447-^62).
53 Слова Иисуса: «…Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в нем» (Иоанн 13, 31). С этих слов начинается первое из «страстных евангелий», читаемых на утрени в Великую Пятницу.
54 Книппер (Книппер-Чехова) Ольга Леонардовна (1868—1959) — актриса МХТа. Жена А. П. Чехова (с 1901 г.).
55 Чехова (урожд. Морозова) Евгения Яковлевна (1835—1919) — мать Чехова.
56 Арсений Щербаков — работник на даче Чехова в Ялте.
57 Татаринова Фанни Карловна (1863—1923) — ялтинская домовладелица, издательница газеты «Ялтинский листок». Позднее переехала в Москву, преподавала пение в Московском Художественном театре.
58 Далее в оригинале зачеркнуто слово «очень».
59 В оригинале — «любит».
60 Имеется в виду письмо Чехова к Лазаревскому от 28 июля 1903 г. из Ялты (впервые опубликовано в 1909 г.). Утверждение Лазаревского о том, что Чехов «любил» его рассказ «Доктор», представляется преувеличением. Прочитав и в целом одобрив книгу Лазаревского «Повести и рассказы» (М., 1903), в которую вошел и этот рассказ, Чехов писал ему: «Рассказы однотонные, трудно сказать, какой из них лучше, но если долго выбирать, как выбирают, например, папу (римского), то я остановился бы на „Докторе“» (Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма. Т. 11. Июль 1902 — декабрь 1903. М., 1982. С. 237).
61 Имеется в виду книга Лазаревского, указ. в примеч. 60.
62 Повесть А. И. Куприна (1896).
63 Рассказ Л. Н. Андреева, впервые напечатанный в «Журнале для всех» (1900. № 12. С. 1427—1438).
64 Этот эпизод, описанный также в дневнике Лазаревского, относится к августу 1903 г. (см.: Записи о Чехове в дневниках Б. А. Лазаревского… С. 343).
65 Второй чеховский сборник (по замыслу Лазаревского, изложенному в данном письме) не состоялся.
66 Беклемишев Владимир Александрович (1861—1920) — скульптор, профессор Академии художеств. Отношения Лазаревского с Беклимешевым, завязавшиеся в Крыму, продолжались и в дальнейшем. См. запись в дневнике Лазаревского от 15 октября 1906 г.: «За это время я только раз отдохнул душой в милой семье Беклемишевых…» (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 51).
67 Великий князь Константин Константинович (1858—1915) — поэт, выступавший под криптонимом K.P. С 1899 г. — президент Академии наук.
68 См. примеч. 53.
69 17 января 1904 г., в день рождения А. П. Чехова, в Московском Художественном театре состоялось первое представление «Вишневого сада», вылившееся (после третьего акта) в публичное чествование писателя — по случаю 25-летнего юбилея его литературной деятельности. Спустя два года Лазаревский опубликовал в связи с этой датой статью «Два года назад» (Биржевые ведомости. Веч. вып. 1906. № 9167. 17 января. С. 3—4). Ср. запись в его дневнике от 17 января 1906 г.: «День именин А. П. Чехова. День постановки „Вишневого сада“. Кажется, печатно во всей России только я вспомнил этот день» (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 9 об.).
70 Т. е. июльской книжки «Журнала для всех» (1905) с материалами о Чехове.
71 Рош (Roche) Морис-Дени (1868—1951) — французский литератор, переводчик Чехова на французский язык (сохранилась их переписка за в 1897—1903 гг.), автор статьи о его творчестве. Повесть Чехова «Мужики» в переводе Роша впервые появилась в парижском двухнедельном журнале «La Quinzaine» в сентябре 1897 г. (№ 69 от 1 сентября и № 70 от 16 сентября). В 1901 г. «Мужики» в переводе Роша были выпущены в Париже отдельным изданием, обложку которого украшал выполненный в 1899 г. рисунок Репина (Tchékov Anton. Les Moujiks. Traduit du russe avec l’autorisation de l’auteur par Denis Roche. Paris, 1901). Оригинал рисунка был препровожден Чехову, а тот в свою очередь подарил его в Таганрогский музей (см. комментарий И. Е. Гитович к письму Чехова Ф. Д. Батюшкову от 24 января 1900 г. и комментарий А. М. Малаховой к письму Чехова П. Ф. Иорданову от 10 апреля 1901 г. // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма. Т. 9. М., 1980. С. 269—270; Т. 10. 1902. М., 1981. С. 275—276).
В 1905 г. Лазаревский обратился к Репину с просьбой предоставить этот набросок для сборника памяти Чехова (см. примеч. 11). Репин согласился, но ответил, что оригинал рисунка принадлежит С. С. Боткину (см. письмо Репина к Лазаревскому от 24 ноября 1905 г. // ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 1. Л. 165—166; Сергей Сергеевич Боткин (1859—1910) — врач, коллекционер). Видимо, рисунок к «Мужикам» был выполнен Репиным в нескольких редакциях.
В дневнике Лазаревского имеется запись (от 18 февраля 1906 г.): «Получил из Парижа известие, что Denis Roche собирается писать обо мне и о Щеглове…» (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 21 об.). Насколько справедливым было это известие и писал ли Д. Рош о Лазаревском, не установлено.
72 Ср. в дневнике Лазаревского (запись, сделанная в августе 1903 г. — см. выше примеч. 51):
«У Ивана Павловича я видел два больших писанных масляными красками портрета А.П. — без бороды и усов он чрезвычайно, на редкость, похож на Антона Рубинштейна — и портрет Николая Павловича, покойного художника». В комментарии Н. И. Гитович сообщается: «Вероятно, портреты молодого Чехова, написанные И. И. Левитаном и Н. П. Чеховым (ныне находятся в Доме-музее А. П. Чехова в Москве)» (Записи о Чехове в дневниках Б. А. Лазаревского… С. 343, 354; упоминается Николай Павлович Чехов (1858—1889), брат писателя, художник).
71 Лазаревский имеет в виду воспоминания Бунина о Чехове в третьей книжке сборников товарищества «Знание» (СПб., 1905). Ср. примеч. 11.
74 Гиляровский Владимир Алексеевич (1883—1935) — журналист, прозаик, поэт. Лазаревский имеет в виду его статьи, опубликованные в газете «Русское слово»: «Памяти А. П. Чехова» (1904. № 183. 3 июля. С. 3) и «О Чехове» (1904. № 186. 6 июля. С. 3; № 188. 8 июля. С. 2-3).
75 Хотяинцева Александра Александровна (1865—1942) — художница, знакомая семьи Чеховых, автор воспоминаний о писателе. Летом 1897 г. выполнила два карандашных портрета его, позднее — серию карикатур, которую сама называла «Чехиадой» (сохранившиеся листы хранятся в Доме-музее А. П. Чехова в Москве и Ялтинском Доме-музее). В дневник. Лазаревского за 1905 г. вклеено письмо к нему Хотяинцевой от 15 апреля 1905 г., ее рисунок и фотография (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 1. Л. 57-59).
76 Имеется в виду портрет Чехова работы И. Э. Браза (1897—1898), выполненный по заказу П. М. Третьякова. Рисунок Хотяинцевой «Антон Чехов перед своим портретом в Третьяковской галерее в Москве» напечатан в газете «Новое время» (1898. № 8108. 23 сентября. С. 7).
77 См. примеч. 20.
78 В этой книжке «Ежемесячных литературных и популярно-научных приложений к журналу „Нива“ на 1905 год» на с. 227—258 напечатана первая часть мемуарного очерка И. Л. Щеглова (Леонтьева) «Из воспоминаний об Антоне Чехове». Окончание — в июльской книжке того же журнала (С. 389—424).
79 Чехов М. Сироты // Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения к журналу «Нива» на 1905 год. Июнь. С. 197—224.
Чехов Михаил Павлович (1865—1936) — прозаик, переводчик. Младший брат А. П. Чехова и его биограф. Лазаревский не раз навещал его в Москве после смерти Антона Павловича. Один из визитов отмечен в его дневнике (запись от 11 октября 1905 г.):
«Вечером я пошел на авось к Мих<аилу> Пав<ловичу> Чехову и застал его дома. Он сообщил мне такую массу интересных фактов об А<нтоне> П<авловиче>, что голова у меня закружилась. Во-первых, в Баденвейлере немцы уже поставили памятник Антону Павловичу, принимал участие наш посланник Эйхлер.<…>
Михаил Павлович Чехов с остренькой бородкой, подвижный очень, с проседью чуть — будто более молодой, чем на самом деле. Очень он симпатичен, но глубины Ан<тона> П<авловича>, Ив<ана> Пав<ловича> и Марии Павловны в нем нет. Он талантлив, но не поэт. Иногда бывает похож на зверька какого-то симпатичного, немножко коммерсант по складу ума. Беден не будет» (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 1. Л. 132 об. — 133); упоминается Дмитрий Адольфович фон Эйхлер (1854—1932), русский посланник при Баденском дворе.
80 Ср. запись в дневнике Лазаревского от 3 июля 1906 г.: «Прочел я новые воспоминания М. Чехова об Антоне Чехове. Чудесно!» (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 93 об.).
81 Волжский (Глинка-Волжский) Александр Сергеевич (1878—1940) — критик, историк литературы. В 1904 г. вел раздел «Литературная хроника» в миролюбовском «Журнале для всех»; автор статей религиозно-богоискательского характера, вызвавших острый конфликт между Миролюбовым и группой писателей-знаньевцев во главе с Горьким (см. примеч. 17). Расставшись с «Журналом для всех» в сентябре 1904 г., активно сотрудничал в журналах «Новый путь» и «Вопросы жизни».
82 То есть на могиле Чехова в день его смерти.
83 Группа островов в Балтийском море у входа в Ботнический залив, первоначально принадлежавших Швеции и переданных по Фридрихсгамскому миру 1809 г. России; с 1921 г. и по настоящее время принадлежит Финляндии. Единственный город и порт Аландских островов — Марианхамина (шведское название — Марианхамн).
84 A.A. Измайлов писал: «Из писателей реального, земного, языческого склада Чехов — один из самых реальных, самых земных. <…> Чехов не только не умел возвышенно говорить об идеалах, увлекать зрителя или читателя на какую-нибудь борьбу, но решительно не выносил сколько-нибудь приподнятого темпа в простых человеческих отношениях. Самое большее, он мог просто по-человечески пожалеть. В своих рассказах, как и в жизни, Чехов просто не умел, не мог говорить возбуждающих речей, призывать к энтузиазму, манить на высоты. <…> Он мечтал от начала до конца о счастливой земле, согретой изяществом, любовью, братством. Он никогда не соблазнился звать своего читателя к самоотречению от этих земных благ во имя какого-то другого неведомого мира» (Измайлов А. Земле земное. (К 10-летию смерти А. П. Чехова) // Биржевые ведомости. Утр. вып. 1914. № 14232. 2 июля. С. 2).
85 30 июня 1914 г. в селе Покровское царицынская мещанка Хиония Кузьминична Гусева, покушаясь на жизнь Распутина, нанесла ему удар кинжалом. Рана оказалась тяжелой, но не опасной для жизни.
86 В предыдущем письме от 1 июля 1914 г. Лазаревский писал Миролюбову, что видел во сне «Распутина, Сургучова и каких-то палачей…» (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. Ед. хр. 700. Л. 60); упоминается писатель Илья Дмитриевич Сургучев (1881—1956), недруг и соперник Лазаревского.
87 В творчестве Лазаревского, его дневниках и письмах снам уделяется особое внимание. Писатель верил в сны, пытался их «разгадать» и осмыслить. Приведем из дневника Лазаревского два описания его снов, в которых является Чехов:
«18 апреля<1905>.
Видел сегодня во сне А<нтона> П<авловича> Ч<ехова> в теплом пальто, в шляпе, стоит в какой-то темной двери. Увидел меня и так ласково улыбнулся. Я спросил:
— Вы получили письмо?
— Нет.
— А то, что с отрывными зубчиками?
— Нет.
И опять улыбка — счастливая, счастливая и добрая.
Если есть загробный мир, то ему хорошо и меня он любит. Я это знаю» (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 1.Л. 60).
«4 апреля<1906>.
Мне приснился Антон П<авлович> Чехов. Будто он сидит на одном конце стола и задумался очень. Потом вдруг повернул голову, увидел меня и испугался. Я улыбнулся и сказал:
— Я знаю, почему Вы испугались, — Вы приняли меня за привидение.
— Да, — сказал А<нтон> П<авлович>.
Я потом целый день думал, зачем этот сон» (ИРЛИ. Ф. 145. Ед. хр. 2. Л. 43 об.).
- ↑ Если бы я умер здесь, то используйте этот материал о Чехове, он у меня: Киев, Жилянская, 41.