Мережковский Д. С. Драматургия.
Томск: Издательство «Водолей», 2000
[…] Началась опять возня с Павлом1; Гитри2 вытягивает его от Пикара3 и передает Бернштейну, и больно усердствует. Не знаю, придет ли это к чему-нибудь, но Блок твердо уверен, что Гитри хочет играть пьесу осенью, и что мое присутствие сейчас здесь необходимо. […]
г. Ямбург
Глубокоуважаемый Федор Дмитриевич, […] 18 сентября меня будут судить за «Павла». Я почти уверен, осудят, но, надеюсь, не сейчас посадят. Хотелось бы раньше кончить «Александра I». А на него тоже точат зубы
Paris XVI 11 bis, Av. Mer'ce'de's
Глубокоуважаемый Федор Дмитриевич,я написал пьесу из современной русской жизни1. Она вполне понятна, проста и, кажется, абсолютно цензурна. Мне бы хотелось познакомить с ней Вас, Н. А. Котляревского2 и В. А. Теляковского3. Я возвращаюсь 5 мая в Петербург (выезжаю отсюда из Парижа 3 мая). Надеюсь, что застану Вас в Петербурге? Но застану ли Н.<естора> А.<лександровича> и Вл<адимира> Арк<адьевича>? Если пьеса понравится и будет пропущена, очень хотелось бы включить ее в репертуар будущего года. Сообщите об этом, пожалуйста, Нестору Александровичу, если он еще в Петербурге.
Что пьеса З. Н. Гиппиус4? Мы об ней не имеем, никаких известий.
Не знаю, хороша ли моя пьеса, но из того, что я ее написал, Вы видите, что я все-таки стараюсь и не забываю
Л.<итературно>-Т.<еатральный> — К.<омитет>. До скорого свидания.
Д. Мережковский.
С. Петербург. Сергиевская, 83.
Глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич, должно быть. Вам не переслали моего письма1 из Парижа. Это тем более досадно, что я одновременно с Вами находился [тал"] [в Париже] и мы могли бы [повидаться] переговорить [обо всем] лично, [что гораздо удобнее. В письмах может все отражается и смутно]
В моем письме я сообщал Вам, что написал пьесу из современной жизни [«Будет радость»], которую хотел бы представить на Ваше рассмотрение, а также спрашивал [вас], какова судьба «Зеленого кольца». Судьбу эту я узнал только теперь, по приезде в Петербург. [Я был удивлен. Удивление мое возросло, когда я узнал] Признаться, я был очень удивлен, ознакомившись с содержанием протокола. Пьеса признана М.<осковским> Ком.<итетом> «выдающейся по таланту», «захватывающей», [«подкупающей», редким явлением в драматической русской литературе за последние годы], полной «ароматом поэзии», «подкупающей манерой письма и прелестью живого языка», словом, исключительным явлением в русской драматической литературе за последние годы и [проч. и проч.] (заимствую эти выражения из самого протокола) и все-таки отвергнута, как произведение [проповедующее] «ложь на моральные законы», «безнравственное»2. [Безнравственность эта представляется Комитету очень великой и такой очевидной, что он не поколебался принести в жертву оскорбленной нравственности «выдающееся по таланту», исключительное в современной русской драматической литературе] [художественной литературе]
Обвинение в «безнравственности» [есть сам] очень тяжелое [обвинение] и будучи обращено к писателю, который признан талантливым, одаренным свыше, становится едва ли не самым тяжелым из всех [возможных] обвинений. [Совесть для всякого писателя, а тем более талантливого великий критерий всей его деятельности] Обвинять [писателя] [его] в безнравственности значит обвинять его в бессовестном, преступном [зло]употреблении своим талантом [даром свыше]. Для того, чтобы поддерживать такое обвинение нужны [весьма] веские факты, неопровержимые [улики] доводы.
[Где же эти факты, эти улики? Не только ни одного факта] Не только ни одного драматического положения, ни одного чувства и ни одной мысли, высказываемой действующими лицами, но даже ни одного слова, ни намека, уличающего [автора] пьесу в «безнравственности» не найдено комитетом и не приведено в протоколе. Все обвинение построено [не на фактах и уликах] на психологических догадках, интуициях, проникающие в тайные намерения автора, на подозрениях.
Вообще с подозрениями бороться трудно, а иногда [почти] невозможно, ибо [они] по [своей] самой природе своей [смутно] неуловимы, неопределенны, уклончивы и не столько зависят от внешней объективной действительности, от очевидных фактов, подлежащих доказательству или опровержению, сколько от внутреннего психологического состояния самого подозревающего, от самовнушений, в которых возникают [самые фантастические] призраки, [пугающие и бреды, нелепые бреды] Тут [достаточно] ничего не поделаешь [логикой желаний], очевидности: тут белое может казаться черным и самый невинный — преступник, [предмет каких-то страшилищ] ибо у страха глаза велики. [Гак именно] Когда человек боится [увидеть привидение] увидеть призрак, то и полотенце, висящее в полутемной [темной] комнате [кажет казаться] кажется ему привидением.
Такая именно психология страха, [психология подозрения которая], не считающаяся ни с какой логикой, [ни с какой очевидностью] господствует в протоколе М.-Московского> Комитета.
Два обстоятельства возбуждают в нем страх [фантастические подозрения подозрительность] первое — то, что молодежь [«Зеленого кольца»] занимается [среди множества других теоретических вопросов и] вопросами пола. Такими же [вопросами] занималось [молодежь в] пресловут[ом]ое обществ[е]о «Огарков». [Или нечто подобное во всяком случае безнравственное]. Вывод [этот] не высказывается прямо, но подозревается и влечет за собой другой более общий вывод о безнравственности всей пьесы [и самого автора]. Такова [фантастическая] «логика» страха: полотенце белое и привидение тоже бело — значит полотенце есть привидение. Но стоит приглядеться и [спокойно] вглядеться в пугающую белизну, чтобы увидеть, что полотенце есть [только] полотенце, а не привидение.
В самом деле, то, что [журнал] [«зеленая»] молодежь занимается теоретическими вопросами пола — [ненормально] нежелательно, [прискорбно], ненормально; но нравственная [ответственность за это падает не на молодежь, а на [исторические], культурные, общественные] условия, в которые она поставлена [и которые привели ее к такой ненормальности]. Это во-первых, а во-вторых: и в теоретических занятиях вопросами пола [нрзб. 4 строки].
NB.
Вот [из «Зеленого кольца»] добрая, пусть детски-беспомощная, но [самая] добрая, святая [воля] к чистоте, к целомудренности, к воздержанию, к высшему нравственному идеалу в области пола так же, как и во всех других областях жизни. «Зеленое кольцо» для того и возникло, [чтобы бороться с безнравственностью] во всех видах и проявлениях. [В этом смысле] Они диаметральная противоположность, антипод «Огарков», [нравственное осуждение «Огарков», нравственная определенность «Зеленого кольца»]
— Мне 23 года. Я уже был нечистый…-- говорит Борис, старший из этих молодых людей.
— «Это ничего, — отвечает 16-летний Сережа. — А если вы так влюбитесь, что захотите жениться, что ж худого?»
И в самом деле, что ж тут худого? Чистый [святой] брак, основанный на чистой [святой] любви…-- вот [практический вывод] к котором<у> привели их [молодежь] теоретические занятия вопросами пола. Но ведь это [и есть] высший идеал христианской нравственности: [а что ж тут общего с «Огарками»? в чем тут «безнравственность»?] «Я был нечистый», — говорит Борис с мукой, с болью, с [горечью] раскаянием и ужасом.
Он [Борис] ищет спасения от этой [бывшей] «нечистости» своей в оздоровляющей нравственной чистоте «Зеленого кольца». Жажда чистоты, жажда целомудрия и есть главное чувство, одушевляющее [их] всех [этих молодых людей]. Эти [неискушенные] дети могут заблуждаться теоретически, но [что] воля у них добрая и чистая видно по [влюблен] любви Сережи к Русе, одному из эпизодов пьесы, проникнутому «ароматом [высшей] поэзии», как выражается протокол М.<осковского> Комитета. Это детски-нежная, святая, [чистая] драматически-восторженная, идеальная любовь. [Надо потерять всякое нравственное чувство, чтобы заподозрить в ней что-то [в чем-нибудь] нечистое [безнравственное]. Это [любовь не теоретическая, отвлеченная] Такова жизненная, практическая мера того добра, очищения и оздоровления, которую дает «Зеленое кольцо». О какой же тут «грязи» может быть речь. Надо иметь самому грязное, старчески-развратное воображение, чтобы увидеть в этом «грязь».
NB. Протокол употребляет непонятное [странное, даже прямо нелепое] выражение «грязь вопросов» («грязь» связана с целым рядом вопросов, которое они — гляди З.<еленое> К.<ольцо> задает). Какая же может быть «грязь» в вопросах, т. е. в отвлеченных мыслях и теориях.
Фиктивный брак дяди Мики [с Финочкой], которым кончается пьеса, есть единственный [конкретный] «факт» или. вернее, подобие [опять-таки] и «привидение» факта, на который опирается протокол в своем криминале. Но [фиктивный] этот брак не оправдывается, а осуждается самим дядей Микой, как нелепая детская выдумка.
Если же он на него все-таки соглашается, то [только явно иронически] и потому что надеется, что сами дети поймут его реальную невозможность и ненужность. Да он и не соглашается [в сущности] вовсе. Вопрос о фиктивном браке так и остается открытым. Сделан намек на глубокое, чистое и нежное чувство, может быть, даже начало влюбленности дяди Мики в Финочку.
Если этому чувству суждено развиться, то [фиктивный] мнимый брак сделается [настоящим] истинным. Но это лежит уже за пределами пьесы [в будущем] и не в задачах автора рассказывать всю дальнейшую судьбу своих героев. Он только изображает данную трагическую коллизию действующего лица.
Во всяком случае, [ссылками на то], что [«Зеленое кольцо»] молодежь занимается вопросами пола, как на улику безнравственности [совершенно произвольно] и ни на чем не основано.
Не менее произвольна ссылка и на другую сторону пьесы — на сочувствие автора [тому же молодому] к детям, в [изображаемом] трагическом столкновении «отцов и детей». [Утверждение] Совершенно непонятно, почему нравственно необходимо и обязательно сочувствовать «отцам», а не «детям». Физиологическое рассуждение, [в которое пускается Л.<итературно> Т.<еатральный> К.<омитет>] о несовершенном строении мозга у лиц. не достигших чувственного возраста (какого именно?) переносит вопрос о нравственности или безнравственности действующих лиц пьесы, так и самого автора на такую почву, на которой едва ли возможно признать компетенцию Л.<итературно> Т.<еатрального> К.<омитета>. [Стоит ознакомиться с историческими документами различных эпох и народов, чтобы убеждаться в том, что умственная зрелость наступает у разных поколений в разные годы] [Известно, что в «Зеленое кольцо» входят не только подростки, но по-видимому и взрослые люди. Так одному Борису 23 года. Или и этот возраст тоже недостаточен?] Как бы [впрочем] не решали вопрос об отношении [физиологического] возраста к умственной зрелости не следует забывать, что [человеческая] жизнь [в своих глубочайших основах] строится не только умом, но и сердцем. Великое сердце 17-летнего подростка Жанны д’Арк спасло Францию и малолетние сыновья знаменитого героя 12-го года, генерала Н. Н. Раевского, участвовали в Отечественной войне и в славных подвигах отца своего3. Неужели это [это все] «безнравственно», потому что противоречит «физиологии».
М.<осковский> Комитет предчувствует опасность, которою угрожает отстаиваемой им мысли: «если не обратитесь и не станете как дети, не можете войти в царствие Божие»4.
Комитет устраняет [этот грозный для него текст] и утверждает, что евангельские проповеди выше детства, как божественного начала жизни, относится к невинным [детям] тогда как подростки «зеленого Кольца» порочны.
Но мы уже видели, что обвинение это фантастично и призрачно. Нет, святые слова о детстве как о вратах в Царстве Божие остаются в данном случае во всей своей грозной силе и могли бы послужить эпиграфом к пьесе.
«Если пьеса не мистификация, не парадокс очень талантливого человека, то это ложь на человеческую природу, на физические, психологические и, пожалуй, моральные законы», замечает протокол. Тут какое-то вопиющее противоречие: [как может быть] талантливо, художественно [произведением] и вместе с тем [ложью на человеческую природу] лживо, безнравственно. Казалось бы одно из двух: или художественно и правдиво или лживо и нехудожественно.
Не могу [кстати] удержаться, чтобы не выразить моего [крайнего] удивления по поводу слова «мистификация», которое позволил себе Моск<овский> Комитет [в выше приведенном заключении протокола]. Что такое «мистификация»? Сознательный обман. Комитет допускает возможность, чтобы автор, представляя свою пьесу на заседание Дирекции, сознательно желал ввести ее в обман.
[Следовательно, и я, посредник между автором и дирекцией, участвовал в этом обмане. Не мог же я не знать, чего хотел такой близкий мне человек, как автор «Зеленого Кольца»! И зная это я Вас, вместе с автором, «мистифицировал»? Комитет, разумеется, мог не знать о моем посредничестве, но Вы-то, Владимир Аркадьевич, знали о нем, и, конечно, поймете, как такое предположение для меня оскорбительно и мало мною заслужено].
Я хорошо помню, Влад.<имир> Аркад.<ьевич>, Ваше первое впечатление от пьесы: она показалась Вам достойной внимания, как произведение художественное и никакой «безнравственности» Вы не усмотрели в пьесе. Полагаю, что этого впечатления Вы не изменили и теперь, после отзыва Моск.<овского> Комитета, [и что больше поверите себе, чем ему].
Какой же [вывод из этого] практический вывод из настоящего положения. Кажется, возможны два выхода. Первый: принять, как [рассмотренную] ту часть заключения, [М.<осковского> Комитета о пьесе] «Зеленое кольцо», которая признает в ней выдающееся художественное произведение, а другую часть, в которой доказывается «безнравственность» пьесы, отбросить как не входящую в компетенцию Л.<итературно>-Т.<еатрального> Комитета. [нрзб. 4 строки] Второй вывод: отдать пьесу на вторичное рассмотрение Петербургского комитета, разумеется, без моего участия и присутствия в заседании, на котором пьеса будет рассматриваться.
Во всяком случае, отвергать [художественное произведение], признанное «выдающимся по таланту» при настоящей скудости драматической литературы было бы слишком несправедливо и я уверен, что Вы этого не сделаете.
[Обо всем] Мне хотелось бы переговорить [обо всем] с Вами лично, когда Вы приедете в Петербург.
Прилагаю копию с двух писем Ф. Д. Батюшкова о «Зеленом Кольце», а также мою пьесу «Будет радость», которую может быть Вы удосужите прочесть.
Искренне преданный Вам Д. Мережковский.
Глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич2,
постановка моей пьесы «Будет радость» в Художественном Театре отложена, по моей просьбе (в виду войны) на будущий сезон. Так как я еще не заключал договора со Станиславским, то имею возможность предложить Вам постановку пьесы в будущем году на сцене Александрийского театра, с тем, чтобы постановка той же пьесы в Москве была оставлена за Художественным театром.
В случае Вашего принципиального согласия я пошлю пьесу на одобрение Московского Лит.<ературно>-Театр.<ального> Комитета.
Ввиду необходимости заключать договор с Художественным театром, хотелось бы знать Ваше мнение по этому вопросу.
Постановка «Зеленого кольца», кажется, идет хорошо, и я этому очень радуюсь не только за автора, но и за Александрийский театр: это за долгое время первая литературная постановка новой пьесы3.
[…] Рахмановой сообщите, пожалуйста, Ваш адрес, чтобы она могла Вам доставить пьесу1. Пьесу пришлите, если можно, с артельщиком, если не вернет дня через три, а то сами привезите.
В. Н. Немировичу-Данченко также сообщите Ваш адрес, если это возможно. Я может быть потелефонирую ему. Я ему предлагаю инсценировку «Петра» на будущий сезон2.
[…] Посылаю Вам мою пьесу1. Если бы Вы успели посмотреть ее до вторника, то очень прошу, сообщите мне об этом, т. к. я буду еще здесь, в городе, до этого дня. […]
Глубокоуважаемый Николай Васильевич, меня беспокоит судьба «Романтиков». Я посылал за пьесой в цензуру в назначенный день, но ее не отдали. […]
Глубокоуважаемый Николай Васильевич, спасибо за письмо и хлопоты. Слава Богу, что все-таки пьеса прошла, хотя исключения цензурные очень обидные по своей неосновательности и произвольности. Мелкие, но грубые…
Одно исключение особенно грубое и ненужное — это последние слова Митеньки, которыми пьеса кончается1 (на стр.<анице> 135). У меня большая просьба к Вам: нельзя ли ходатайствовать, чтобы позволили сохранить эти слова, исключив из них, если уж это непременно нужно, то, за что они и запрещены, вероятно? Выписываю, подчеркнув красным карандашом то, что можно бы выпустить, сохранив остальное:
Мит. <енька>. — Нет, не за наше здоровье, а за здоровье Мих.<аила> Кубанина. Пей, гуляй, православный народ! Кричи все: виват свобода, братство и равенство! Виват, Михаил Кубанин!
Нельзя ли также восстановить условные исключения (потому что — «непонятно»): на стр.<анице> 134. «Это притча о нем, о М.<ихаиле> Куб.<анине>». Притча насчет медовых сот в львиной челюсти. Нельзя ли растолковать, что тут нет ничего преступного и понять довольно легко: Кубанин сначала Дьякову казался жестоким, злым (лютым львом), а вот в конце концов оказался-таки добрым — по крайней мере сделал нечаянно добро Дьякову (доброе — кроткое — сладкое — «мед в челюсти львиной»). Вот почему эта «притча о нем, о М.<ихаиле> Куб.<анине>».
Остальные исключения принимаю с покорностью, хотя с большой грустью, которую Вы, очевидно, разделяете.
Об этих двух восстановлениях очень прошу — особенно о последних словах Митеньки. Иначе всю сцену придется выкидывать, а она важна в сценическом отношении.
Но если просьба моя хлопотлива или трудно ее исполнить, то делать нечего — и эти два исключения тоже принимаю.
Буду ждать ответа. Еще раз большое спасибо за все Ваше хлопоты.
Сегодня получили твою телеграмму от 5 января. Татьяна1 пишет тебе каждый день — уже 7 писем, — ответы написала с подробнейшими отчетами, поэтому тебе и не пишем. […]. Сытин2 приехал и часто бывает. Все мечтает о газете («Дело»). Много любопытного рассказывает о Горьком. Они разошлись, по-видимому, окончательно и бесповоротно.
Зина хотела бы на два дня остановиться в Москве, чтобы взглянуть на «Зеленое кольцо». Да и мне бы надо для «Романтиков». Но боюсь, как бы не простудиться, трепыхаясь по репетициям и знакомым. […]
[…] «Романтики» идут в Москве 30-го1, но я их, должно быть, так и не увижу. Разрываюсь между репетициями и знакомыми. […].
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
В дополнениях публикуются план комедии «Осень», план драмы без названия, варианты сценария «Борис Годунов», а также письма Мережковского и материалы о цензурной истории его пьес.
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в ОР РНБ. — Ф. 481. — Ед. хр. 188. — л. 12.
Адресат — Философов Дмитрий Владимирович (1872—1940), публицист, критик, журналист, общественный деятель. Долгое время близкий друг семьи Мережковских.
1 Имеется в виду драма Мережковского «Павел I», которую Мережковский пытался опубликовать и поставить во Франции.
2 Гитри (Guitry) Люсьен (1860—1925), французский актер и драматург. Его имя упоминается Мережковским в драме «Гроза прошла».
3 Ликар Эдмонд (1836—1924), бельгийский писатель. Пикар принимал участие в судьбе драмы, начиная с 1908 г. Так, в письме от 27.06.1908 г. Евгению Юльевичу Пети (1871—1938), пытавшемуся помочь с публикацией и постановкой «Павла I» во Франции, Мережковский писал: «Итак — Вы — автор „Павла I“? Я уже написал Пи кару об этом», и через месяц: «Он, Пикар, очень охладел к Павлу». В Париже к Мережковскому обращалось «Франко-русское товарищество драматических авторов»: «Оно спрашивало меня о „Павле“, — сообщает Мережковский Е. Ю. Пети, — я ответил, что „Павел“ у Пикара и просил к нему обратиться». Через несколько месяцев Мережковский писал Е. Ю. Пети об «изумительной энергии» Пикара: «Я Павла моего не считал достойным такой невероятной энергии». Зимой 1912 г. уже из Петербурга Мережковский писал: «Ко мне обратился актер Орленев с просьбой разрешить ему играть „Павла I“ на русском языке в Париже. Он очень талантливый актер, играл в Америке „Павла I“ с большим успехом и предлагает мне хорошие материальные условия. Но прежде чем соглашаться, я бы хотел знать, в каком положении дела „Павла“ у Гитри… Стоит ли неверному Гитри жертвовать верным Орленевым» (Письма Д. С. Мережковского к супругам Пети. Публ. Р. Нежинской // Новое литературное обозрение. — 1995. — № 12. — С. 109—117).
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в РНБ. (Письма (11) Д. С. Мережковского к Федору Дмитриевичу Батюшкову // РНБ. — Ф. 51. Арх. Ф. Д. Батюшкова. — Ед. хр. 18. — Л. 9-об.).
Адресат — Батюшков Федор Дмитриевич (1857—1920), литературный и театральный критик, историк литературы, общественный деятель. С 1902 г. — редактор журнала «Мир Божий». С апреля 1917 г. — управляющий императорскими театрами.
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в РНБ. (Письма Д. С. (11) к Федору Дмитриевичу Батюшкову // РНБ. Ф. 51, Арх. Ф. Д. Батюшкова, ед. хр. 18. — Л. 2.)
1 Имеется в виду пьеса «Будет радость».
2 Котляревский Нестор Александрович (1863—1925), русский литературовед, академик, первый директор Пушкинского Дома (с 1910 г.).
3 Теляковский Владимир Аркадьевич (1860/1861-1924), с 1890 г. — управляющий Московской конторой императорских театров, с 1901 по 1917 г. — директор императорских театров.
4 Речь идет о пьесе З. Гиппиус «Зеленое кольцо».
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в ОР ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом). (Письмо В. А. Теляковскому. 11 мая 1914 г. // Арх. Д. С. Мережковского. № 24381/CLXV б. 13.-лл. 1-8).
1 Очевидно, имеется в виду письмо от 27 апреля — 10 мая 1914 г., направленное Ф. Д. Батюшкову, или письмо подобного содержания, в котором Мережковский спрашивает о судьбе «Зеленого кольца» и сообщает о завершении работы над драмой из «современной русской жизни».
2 В послесловии к драме «Зеленое кольцо» «Зеленое — белое — алое. (Вроде послесловия)» Гиппиус подробно останавливается на цензурной судьбе своей пьесы. Театральную цензуру пьеса прошла без затруднений, и главную роль решила играть Рощина-Инсарова, «увлекшаяся образом шестнадцатилетней девочки». Чтобы получить независимое суждение о пьесе «как таковой, вне всякого соединения с именем» Гиппиус, она была направлена в литературную цензуру в Московский комитет. «Известие, что литературную цензуру „пьеса не прошла“, сообщил нам, уже по возращении нашем, Мейерхольд, — вспоминала Гиппиус. — Долгая писательская школа приучила меня ко всему. Но… в конце концов пришлось изумиться и мне… Не безграмотным было признано „Зеленое кольцо“, а… безнравственным!» (З. Гиппиус. Пьесы. Предисл. М. Безродного. — Л.: Искусство, 1990. — С. 166—167).
3 …сыновья знаменитого героя 12-го года, генерала Н. Н. Раевского, участвовали в Отечественной войне и в славных подвигах отца своего…-- Раевский Николай Николаевич (1771—1829), генерал от кавалерии; его сыновья — Александр Николаевич (1795—1868) и Николай Николаевич (1801—1843), герои Отечественной войны 1812 г.
4 …если не обратитесь и не станете как дети, не можете войти в царствие Божие… — Евангелие от Матфея (XVIII, 3).
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в ЦГИАРФ. (Письмо Д. С. Мережковского о постановке его пьесы «Будет радость» // ЦГИАРФ. — Ф. 497. — Оп. 10. — № 1287. — Л.6).
1 Надпись под датой: «Мне пьеса нравится и я думаю, что включить ее в репертуар можно». Подпись В. А. Теляковского.
2 Фамилия адресата установлена нами из контекста всей переписки о судьбе «Зеленого кольца» и «Будет радость».
3 Премьера «Зеленого кольца» состоялась в Александрийском театре 18 февраля 1915 г. В спектакле собиралась участвовать М. Г. Савина, но внезапная ее смерть помешала осуществлению замысла ее совместной работы с В. Мейерхольдом, ставившим спектакль. Роль дяди Мики исполнял Ю. М. Юрьев.
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в ЦГИАРФ.
Письмо Д. С. Мережковского к Г. С. Саркисову. Не почтовая и не датированная корреспонденция // ЦГИАРФ. — фонд 1049. — Оп. I. — Ед. хр. 113.- Л. 2.
1 Очевидно, речь идет о пьесе «Романтики», которую ставил В. Н. Немирович-Данченко в 1916 г.
2 …инсценировка «Петра»…-- Имеется в виду драма «Царевич Алексей», поставленная в 1920 г.
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в РО РНБ. (Письма Д. С. Мережковского Николаю Васильевичу Дризену // ОР РНБ. — Ф. 263. Н. В. Дризен — № 207. — Л. 9).
Адресат — Дризен (Остен-Дризен) Николай Васильевич (1868—1935), барон, театральный деятель и цензор. Одно время был редактором «Ежегодника императорских театров». Известен своим театральным кружком, собиравшимся по средам.
1 Имеется в виду драма «Романтики».
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в ОР РНБ, (Письма Д. С. Мережковского Николаю Васильевичу Дризену // ОР РНБ. — Ф. 263. Н. В. Дризен — № 207.- Л. 10).
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в ОР РНБ. Письма Д. С. Мережковского Николаю Васильевичу Дризену // ОР РНБ. — Ф. 263. Н. В. Дризен — № 207. — Л.2-2-об.
1 Речь идет о решении Совета Главного Управления по делам печати, по которому из пьесы были удалены два фрагмента, о которых просит Мережковский. Печатный текст «Романтиков» не содержит исключенных Советом главного Управления по печати фрагментов.
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в ОР РНБ. (Письма Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус // ОР РНБ. — Ф. 481. Мережковские Д. С. и З. Н. — № 189. — Л. 19).
1 Татьяна — Гиппиус Татьяна Николаевна, сестра З. Н. Гиппиус, сблизившаяся с Мережковскими после смерти матери (1903 г.), автор рисунка к пьесе Д. С. Мережковского «Будет радость».
2 Сытин Иван Дмитриевич (1851—1934), русский издатель-просветитель.
Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в ОР РНБ. (Письма Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус // ОР РНБ. — Ф. 481. Мережковский Д. С. и З. Н. — № 189. — Л.21).
1 Пьеса «Романтики» шла в Петербурге 7, 13, 18, 26, и 30-го января 1917 г.; в Москве — в феврале, марте и апреле.