Глава IV.
Осада и взятие Антиохии (1097—1098)
[править]Антиохия была окружена стенами на пространстве четырех миль в окружности; над ней с юга возвышались четыре холма, заключенные в городских стенах, а с севера вблизи от укреплений протекала река Оронт. С этой стороны укрепления не являлись столь грозными, как в других частях города, потому что Оронт служил уже естественной защитой. В Антиохии было 130 башен. Стены увенчивались зубцами, которых, по свидетельству аравитянского летописца, было 24.000. Когда крестоносцы подошли к Антиохии, минуло уже 14 лет, как она перешла от владычества греков под владычество мусульман. В городе тогда находилось множество сарацин, которые, испугавшись приближения латинян, сбежались сюда из окрестных земель, чтобы вернее укрыться со своими семействами и имуществом. Туркменский эмир Башзиам или Акциан, получивший верховную власть над городом, заперся в нем с 7000 конных воинов и 20.000 человек пехоты.
Осада Антиохии была решена, несмотря на приближение зимы. Боэмунд и Танкред раскинули свой лагерь на высотах, находящихся недалеко от восточных ворот, или ворот св. Павла; направо от итальянцев, на плоскости по левому берегу Оронта до Собачьих ворот, расположились два Роберта, Стефан граф Блуаский, Гуго граф де Вермандуа с их нормандцами, фламандцами и бретонцами; далее, к северу от города, размещались граф Тулузский и епископ Пюизейский со своими провансальцами; войско же Раймунда занимало весь промежуток от Собачьих ворот до следующих ворот, названных впоследствии воротами Дюка. Тут начиналось размещение войска Готфрида, которое достигало ворот Моста; таким образом, оно простиралось до того места, где Оронт омывал стены Антиохии. Вследствие такого распределения крепость была обложена с трех сторон: с востока, с северо-востока и с севера. С юга же крестоносцы не могли обложить город, потому что тут лежала неприступная гористая местность. Осаждающим был бы очень полезен пункт к югу от Антиохии, потому что он замкнул бы западные ворота, или ворота св. Георгия, через которые мусульмане могли выходить и получать продовольствие, но для этого им пришлось бы перейти через Оронт. Таково было лагерное расположение христианского войска.
Из 600.000 пилигримов насчитывалось 300.000 способных к военному делу. Какое величественное зрелище представляло это громадное множество палаток, эти многочисленные вооруженные легионы и вся эта масса народа, прибывшего с Запада! Какая грозная сила для осажденных!
В первые дни осады крестоносцы были так уверены, что ужас принудит осажденных открыть ворота города, что сами предавались бездействию. Осенняя пора доставляла им обильную пищу; зеленеющие берега Оронта, рощицы Дафны, прекрасное сирийское небо располагали их к удовольствиям; беспорядок и бесчинство появились среди христовых воинов. Турки в разных вылазках убили и забрали в плен множество пилигримов, скитавшихся по окрестностям. Желая отомстить за смерть товарищей, крестоносцы задумали взять город приступом, но у них не было лестниц и боевых машин. Они построили мост на ладьях, чтобы воспрепятствовать набегам мусульман на противоположный берег. Христиане позаботились загородить осажденным все проходы. Они старались разрушить мост, построенный на болоте, напротив Собачьих ворот, через который мусульмане обыкновенно выходили. После многих бесплодных усилий они поставили там громадную башню, которую неприятели подожгли, и она обрушилась. И не удалось иначе пилигримам загородить этот проход, как притащив руками к самым Собачьим воротам громадные каменные глыбы и самые толстые деревья, срубленные в соседних лесах.
Между тем, отважные рыцари бодрствовали вокруг лагеря. Танкред, подстерегавший врагов в засаде, напал однажды на шайку сарацин, и семьдесят голов скатились под его ударами. В другой раз Танкред, прохаживаясь по окрестностям с одним только оруженосцем, познакомил множество сарацин с непреодолимой мощью своего меча, но, движимый поразительной героической скромностью, рыцарь приказал своему оруженосцу никому не рассказывать о подвигах, которым тот был свидетелем.
Вылазки осаждаемых становились реже, но крестоносцы, за отсутствием боевых машин, не могли решиться на приступ. Таким образом, все эти гордые рыцари осуждены были ждать победы от отчаяния турок или от милости Божией. Вскоре началась зима; продовольствие, назначенное на несколько месяцев, было уничтожено в несколько дней. В лагере появился беспощадный голод; дождевые потоки наводнили палатки, так что этот лагерь, недавно еще оживленный весельем, представлял теперь крайне печальное зрелище. Решено было предпринять экспедицию в соседние страны, чтобы добыть съестных припасов. После праздников Рождества тысяч 15 или 20 пилигримов под предводительством Боэмунда и Роберта Фландрского направились в область Харим, находящуюся в нескольких милях к юго-востоку от Антиохии, и скоро возвратились со множеством коней и верблюдов, навьюченных съестными припасами. Немного понадобилось времени, чтобы истощились и эти припасы; были сделаны новые набеги, которые ничего не доставили лагерю. Ежедневно холод, голод и разные болезни усиливали страдания армии и рыли новые могилы для новых жертв. Недоставало священников, чтобы отпевать умерших, и места не хватало для могил. Летописцы, описывая опустошения, производимые голодом, изображают рыцарей бледными, в лохмотьях, вырывающими острием оружия корни растений, вытаскивающими из полевых гряд новые посевы и оспаривающими дикие травы у вьючных животных. От неимения надлежащей пищи почти все боевые кони погибли. Их насчитывалось в начале осады до 70.000; теперь оставалось их не более 2000, и те еле-еле бродили вокруг палаток, истлевших от зимних дождей.
Ко всем этим бедствиям присоединились побеги из лагеря. Герцог Нормандский, удалившийся в Лаодикею, возвратился к воинству только после трех убедительных призывов во имя Иисуса Христа и религии. Бегство Вильгельма Шарпантье (Плотника) и Петра Пустынника произвело позор и уныние. И неслыханная противоположность! Среди самой ужасной нищеты появился разврат; в палатках крестоносцев воцарились рядом голод и разврат. Епископ Адемар громил своим строгим словом развратников и святотатцев; из главных военных и духовных начальников был снаряжен суд, чтобы преследовать и предавать наказанию виновных.
Приближение весны оживило надежды христианского воинства; болезни уменьшились; в лагерь доставлялось продовольствие от графа Эдесского, от князей и монахов армянских, с островов Кипра, Хиоса и Родоса. Готфрид, который по случаю опасной раны долго не мог выходить из палатки, явился наконец в лагерь, и присутствие его произвело оживление среди общего упадка духа. В это время прибыли в христианский лагерь послы от египетского халифа. Христиане, желая скрыть от врагов-мусульман свое бедственное положение, постарались окружить великолепием свою обстановку и выказывали веселое настроение духа. Послы предложили им содействие халифа на том условии, чтобы христианское войско ограничилось простым поклонением гробу Иисуса Христа. Франкские воины отвечали, что они пришли в Азию не для того, чтобы подчиняться каким-либо условиям, но что целью их путешествия в Иерусалим было освобождение священного города. Почти в это же время Боэмунд и Роберт Фландрский одержали победу над князьями Алеппским, Дамасским, Шайзарским и Эмесским, которые выступили в путь на помощь Антиохии. Крестоносцы не скрыли и этого последнего торжества от каирских послов, готовых к отплытию из порта св. Симеона: на четырех верблюдах были препровождены к ним головы и останки двухсот мусульманских воинов.
Прибытие в порт св. Симеона пизанского и генуэзского флота послужило причиной кровопролитных столкновений. Толпы пилигримов, не имевших иной защиты, кроме меча Боэмунда и графа Тулузского, присоединились к европейскому флоту, снабженному продовольствием; но на обратном пути от моря в лагерь антиохийский эта толпа была настигнута мусульманами. Около тысячи христиан погибло, остальные, преследуемые турками, также не избежали бы смерти, если бы Готфрид и другие вожди не поспешили на помощь пилигримам, узнав об их поражении. Неприятель поспешил перейти через мост, чтобы возвратиться в Антиохию, но христиане успели перехватить эту дорогу. Сверх того те, кто бежал сначала к Черным горам на севере Антиохии, возвратились, чтобы возобновить битву, и мусульмане, заключенные таким образом и стиснутые между Оронтом и горами, видели перед собой неминуемую гибель. Акциан, правитель города, наблюдавший за битвой из башен, возвышающихся над его дворцом, и с высоты укреплений, видя гибельное положение мусульман, немедленно послал к ним подкрепление и, затворив за своими воинами ворота, ведущие к мосту, объявил им, что они должны или победить, или умереть. Тогда началось избиение мусульман, рассказанное в летописях очевидцев с ужасающими подробностями. Это избиение происходило на холме против самого моста, который теперь, как и тогда, служит кладбищем для турок. Волны Оронта вокруг моста были как бы задержаны в своем течении загромоздившими их трупами.
После этого побоища крестоносцы выстроили на этом холме укрепление, которое было поручено храброму графу Тулузскому; оно препятствовало мусульманам выходить из города воротами моста и открыло для крестоносцев безопасное сообщение с правым берегом Оронта.
У осажденных оставались еще одни городские ворота, через которые они могли получать продовольствие и пользоваться свободным движением по левому берегу Оронта; сюда не проходил еще ни один крестоносец. Они были с западной стороны и назывались воротами св. Георгия. Вожди рассудили, что необходимо устроить возможность производить нападения отсюда, и пришли к тому заключению, что следовало захватить позицию вокруг этих западных ворот; но это было сопряжено с большой опасностью, и некоторые из предводителей войска отказывались брать на себя такое дело. Тут выступил Танкред; но у знаменитого рыцаря недоставало денежных средств, чтобы осуществить это предприятие. Тогда граф Тулузский дал ему 100 марок. Остальные вожди также помогли, каждый по возможности. На холмике вблизи ворот св. Георгия возвышался монастырь того же имени; Танкред приказал его укрепить и, поддерживаемый избранным отрядом воинов, сумел продержаться на этом важном посту.
Таким образом, в руках у христиан оказалась вся внешняя сторона крепости; надежда и рвение воодушевляли крестоносное воинство; дисциплина была восстановлена и придала силы войску. Даже нищие и бродяги, толпа которых увеличивала беспорядок и затрудняла военные действия, были теперь заняты осадными работами и числились на службе, под начальством так называемого «командира» или «царя сволочи» (roi traund или roi des gueux).
Все антиохийские ворота были заперты, битвы были приостановлены. Между тем, с обеих сторон продолжалась война, выражавшаяся в варварских действиях. Ярость турок обрушилась в особенности на пленников. История сохранила имя одного пленного христианского рыцаря, Раймунда Порте, который был выведен на городские укрепления и которому угрожали смертью, если он не убедит крестоносцев выкупить его деньгами. Обращаясь к осаждающим, Раймунд Порте умоляет их смотреть на него как на человека умершего, не жертвовать ничего ради его спасения и продолжать осаду города, который не мог уже долго выдерживать ее. Правитель Антиохии, узнав, что он говорит, требует, чтобы рыцарь немедленно принял ислам. Он объявляет, что осыплет его дарами и почестями, если он на это согласится, в противном же случае велит отрубить ему голову. Вместо всякого ответа благочестивый рыцарь, скрестив руки и обратив глаза к востоку, преклоняет колена — и голова его скатывается со стен. Прочие христианские пленники в тот же день были сожжены на костре.
Осаждающие продолжали страдать от голода. Акциан предложил перемирие, на которое последовало неблагоразумное согласие. Во время этого перемирия между вождями произошли распри по поводу богатых подарков, присланных вождям и воинству Балдуином, графом Эдесским. Крестоносцы свободно проходили внутрь крепости, а сарацины бывали в лагере латинян. Вскоре убийство одного рыцаря, по имени Баллон, подало повод к нарушению перемирия, и осада возобновилась.
Однако же не посредством терпения и храбрости была покорена Антиохия. После семимесячных тяжелых трудов только посредством хитрости и побуждаемые честолюбием крестоносцы достигли успеха своего дела. Боэмунд, увлеченный на Восток не ради духовных, но ради светских целей, смотрел не без зависти на то, что счастье благоприятствовало Балдуину; он замыслил овладеть Антиохией и случайно встретил человека, который мог помочь ему прибрать в свои руки эту крепость. Это был один армянин по имени Пирруз, сын фабриканта доспехов, человек подвижного и тревожного нрава, перешедший, чтобы поправить свои дела, из христианства в ислам. Он приобрел доверие Акциана, который принял его даже в свой совет. Пирруз заведовал тремя городскими башнями, которые поначалу усердно защищал; но бесплодная служба ему надоела, а он был не такой человек, чтобы отступить перед изменой, если она могла доставить ему выгоды.
Пирруз и Боэмунд поняли друг друга с первого взгляда. Князь Тарентский пообещал отступнику от веры много заманчивого. Чтобы убедить Боэмунда в своей преданности и оправдать свою измену, Пирруз рассказал, что ему явился во сне Иисус Христос и посоветовал предать Антиохию в руки христиан. Когда Боэмунд условился с Пиррузом, каким образом исполнить задуманное ими предприятие, он предложил собраться главным предводителям христианской армии. Боэмунд представил им все бедствия, которые они уже вынесли и те, которые угрожали им в будущем, заключив, что совершенно необходимо войти в Антиохию, и что не следует быть разборчивыми в средствах для одержания этой победы. Многие вожди поняли тайное побуждение, которым руководствовался Боэмунд, и возразили ему, что несправедливо было бы допустить, чтобы один человек воспользовался общими трудами; восстали и против того, чтобы овладеть крепостью посредством какой-нибудь уловки или коварства, свойственных женщинам.
Боэмунд, которого история прозвала Улиссом латинян, не отказывается, однако же, от своего замысла; он начинает распространять самые тревожные слухи. Христиане узнают, что Кербога, властитель Мосульский, приближается к Антиохии с 200 тысячами войска, поднявшегося с берегов Тигра и Евфрата. Вожди снова собираются на совет; Боэмунд предупреждает о великих опасностях, угрожающих крестоносцам. «Время не терпит, — говорит он, — торопитесь действовать: завтра, возможно, будет поздно». Он объявляет вождям, что знамя Крестового похода может уже через несколько часов развеваться на стенах Антиохии, и показывает письма Пирруза, обещающего передать им три башни, которыми он заведует, но только с условием не иметь дела ни с кем, кроме Боэмунда, и чтобы ценой этой услуги было предоставление города во власть Боэмунда. Между тем, опасность с каждым днем увеличивается; бежать — позорно, предпринимать битву — безрассудно. Эти слухи встревожили всех и заставили умолкнуть все личные интересы соперников. Все вожди, исключая непоколебимого Раймунда, согласились предоставить Боэмунду главенство в деле покорения Антиохии; князь Тарентский назначил осуществление этого предприятия на следующий день.
Чтобы усыпить вполне бдительность осаждаемых, крестоносцы за несколько часов до наступления ночи вышли из лагеря как будто бы с целью направиться навстречу эмиру Мосульскому по той дороге, откуда его ожидали. Ночью же они тихо подкрались к стенам Антиохии с западной стороны и стали близ башни Трех сестер, которой заведовал Пирруз. Пользуясь темнотой ночи, когда гарнизон антиохийский был погружен в глубокий сон, один ломбардец по имени Пайен, посланный Боэмундом, взбирается по кожаной лестнице на башню Трех сестер; Пирруз извещает его, что все готово, и что ради обеспечения успеха дела он только что убил одного из своих братьев, которому не доверял. По той же лестнице взбирается и сам Боэмунд, за ним следуют еще несколько воинов. Скоро целые легионы наводнили антиохийские улицы. Более 10.000 городских жителей погибли в эту ночь. Акциан ускользнул через маленькие ворота на северо-восточной стороне города, но был узнан армянскими дровосеками, которые отрубили ему голову и доставили ее новым властителям Антиохии. Едва только рассвело, знамя Боэмунда уже развевалось на одной из самых высоких башен города.
Эта измена не доставила Пиррузу ни славы, ни счастья: сделавшись снова христианином, он последовал за крестоносцами в Иерусалим и умер через два года, перейдя опять в мусульманство и презираемый и христианами, и мусульманами, которым он поочередно служил и изменял.
Таким образом взята была Антиохия в начале июня 1098 г. Осада длилась около восьми месяцев. Победу отпраздновали пиршествами и танцами; но еще тяжелые дни предстояли победителям сирийской столицы. Осажденные, в свою очередь, армией Кербоги, они подверглись всем ужасам голода. Разнесся слух, что император Алексей выступил в Малую Азию и дошел до Филомелия, чтобы оказать помощь крестоносцам в Антиохии, однако, обманутый рассказами об отчаянном положении пилигримов, возвратился в Константинополь.
Хотя Антиохия была взята крестоносцами, цитадель города, стоявшая на третьем холме на востоке, осталась во власти турок. Через малые северо-восточные ворота, оставшиеся свободными, гарнизон цитадели получал ежедневно подкрепление от осаждающей Антиохию армии Кербоги и успевал делать опустошительные вылазки на самых улицах города. Но этот вызывающий образ действий был напрасен! Голод довел христиан до рокового, мертвенного равнодушия, и спасение их должно было произойти из самой крайности их бедствий. Однажды один бедный священник из Марселя по имени Бартелеми явился в совет вождей и рассказал, что три ночи сряду он видел во сне св. апостола Андрея, и что апостол повелел ему пойти в церковь св. Петра в Антиохии, раскопать землю вокруг главного алтаря, чтобы найти железо того копья, которым было прободено бедро Искупителя, и сказал, что это священное железо следует нести впереди армии на пути ее и что оно дарует победу христианскому оружию. Копье действительно было найдено в указанном месте; вид священного железа воодушевил всех верой, надеждой, радостью и силой. Эти толпы людей, казавшихся призраками, помертвевшими от голода, превратились внезапно в непобедимый народ. Решено было вступить в бой с Кербогой, шатры которого покрывали берега Оронта и возвышенности к востоку от Антиохии.
Выступив из ворот Моста, христианская армия, разделенная на 12 корпусов, растянулась в боевом порядке таким образом, что заняла всю долину от ворот Моста до Черных гор, находящихся на один час расстояния к северу от Антиохии. Приняв такую позицию, христиане должны были воспрепятствовать неприятелю овладеть доступами к крепости или окружить их. Вскоре трубы подали сигнал к битве, и знаменосцы открыли шествие. Те самые христиане, которые только что изнемогали от голода, с истинно чудным рвением устремились на бесчисленную армию эмира Мосульского. Победа осталась за воинами Креста; никогда еще человеческое мужество не производило ничего подобного. По сказаниям историков, 100.000 мусульман пали мертвыми в долине, которая отделяет Антиохию от Черных гор, по обоим берегам Оронта и по Алеппской дороге. Кербога был обязан своим спасением лишь быстроте своего коня. Крестоносцев погибло 4000. Военная добыча этого дня была громадна. Понадобилось несколько дней, чтобы перенести в город все оставшееся после побежденных.
Первой заботой крестоносцев после их победы было восстановить поклонение Иисусу Христу; часть сокровищ, отнятых у сарацин, послужила на украшение святых храмов. Затем князья-предводители, патриарх Антиохийский и латинские духовные высшие власти послали письма к западным народам, в которых поведали им о трудах и победах пилигримов.
