История моей жизни (Гапон)/Глава восемнадцатая. Около дворца

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
История моей жизни — Глава восемнадцатая
автор Георгий Аполлонович Гапон
См. История моей жизни. Дата создания: 1905 г., опубл.: 1905 г. Источник: Г. А. Гапон. История моей жизни. М., «Книга», 1990 г. • Автобиография священника, политического деятеля Георгия Аполлоновича Гапона.

Около дворца


Офицер, которому было поручено остановить процессию, двигавшуюся по Шлиссельбургскому тракту, действовал более гуманно. Толпа, более чем в 10 тыс. человек, двинулась в 9 час. утра, имея в виду дальность расстояния от города. Вел ее председатель отдела союза Петров. Как и в других местах, в толпе этой было много женщин и детей, и процессия растянулась более чем на версту. Радостно возбужденная, но мирно настроенная, шла толпа, веря в успех. У Шлиссельбургских ворот ей пресекли дорогу пехота и атаманские казаки. Полицейский офицер и казачий полковник подъехали и убеждали толпу остановиться, но Петров и еще несколько рабочих подошли к ним, прося пропустить процессию, так как «они не нарушали общественной тишины». Полковник не согласился и повторил, если толпа не послушается, то он вынужден будет стрелять. После долгих пререканий толпа все-таки двинулась вперед. Тогда раздались три залпа, и толпа пала ниц. Были ли залпы холостые, была ли это случайность или солдатами руководило сострадание, но никто не был ранен. Толпа встала и снова двинулась вперед. Тогда пехота расступилась и пропустила казаков, которые врезались в толпу. Некоторые оказались ранеными. Петров пострадал сильно, сбитый с ног ударом и потоптанный лошадью. Фактически наступление толпы прекратилось. К счастью, солдаты смешались с толпою и стрелять нельзя было. Командир снова крикнул, что получил приказ не пускать процессии на мост. Вожаки поняли эти слова так, что через мост идти нельзя, а другой дорогой можно, и вся толпа бросилась боковой дорогой к Неве, чтобы по льду пройти на противоположный берег к центру города. Многие рассчитывали дойти таким образом до Адмиралтейской набережной, позади Зимнего дворца.

И из других частей города рабочие, несмотря на нападение войск, пробирались в большом числе к центру города и соединились с группою из центрального отдела союза около Дворцовой площади и по Невскому проспекту.

Как доказало тщательное расследование, предпринятое представителями петербургской адвокатуры, движение по Невскому в это утро, между Знаменской площадью и Полицейским мостом, не прекращалось. С раннего утра до часу дня оно совершалось беспрепятственно, хотя и в больших, против обычных, размерах. Рабочих сперва было мало, но потом количество их возросло. Дворцовая площадь была превращена в военный лагерь.

Внезапно, в половине второго, по приказанию капитана Кавалергардского полка, эскадрон солдат бросился на толпу, которая ожидала нашего прихода у Александровского сада, и стал их рубить саблями и нагайками. Там был абсолютный порядок и тишина, так как толпа, главным образом, состояла из женщин, стариков и детей. Они хватались с отчаянием за перила сада. Тогда раздался залп. Преображенцы давали залп за залпом, очевидно, наслаждаясь избиением невинных. Большинство из жертв были женщины и дети. Очевидец рассказывал, что залитое кровью место бойни имело ужасный вид. Сотни пали на месте, и в то же время стали раздаваться беспрерывные залпы с боковых улиц Невского. Офицеры и солдаты как будто перестали быть людьми. Один офицер на вопрос, зачем стреляют, ответил: «Они нам надоели», — а другой сказал: «Я им говорю разойтись, а они только смеются». В одном месте кучка народа, спрятавшаяся в угол, была вся перебита. Один из этой кучки, оставшийся в живых, выступил вперед и, расстегнув одежду, обнажил грудь и крикнул: «Стреляйте сюда!» Раздался выстрел, и малый пал мертвым.

Происходила бойня и на Мойке, у Певческого моста, где кавалергарды, сбив с ног толпу, стреляли в нее. Около Полицейского моста мало-помалу собралась толпа, и, когда в четвертом часу на нее напала рота Московского полка, один из толпы поспешил выступить вперед и стал говорить солдатам, что они также были рабочими и, когда окончат службу, снова станут ими. Тогда офицер бросился на него и стал тащить на середину улицы, и, когда товарищи стали защищать его, он вынул револьвер и выстрелил в них. Один из рабочих упал, обливаясь кровью, но это не удовлетворило офицера, и он приказал солдатам стрелять. Мои несчастные рабочие все еще думали, что стреляют холостыми зарядами; но когда раздались три залпа, на земле лежали кучи убитых и раненых.

Четверть часа спустя на Полицейском мосту послышался сигнал. Стоявшая там мирная толпа не знала, что это значит. Не было ни беспорядка, ни шума, и войска стали в 20 шагах от народа. Внезапно раздался залп и пало несколько жертв. Остальные бросились бежать по Невскому, и вслед им были сделаны еще два залпа. Невский — такая прямая и широкая улица, что пули бьют на очень большое расстояние и давать там залпы — форменная бойня. Не могу не упомянуть, что во многих случаях у раненых выходное отверстие от пули было больше, чем входное, что, по словам докторов, доказывает, что употреблялись разрывные пули. Кроме Васильевского острова нигде, кажется, не была проявлена офицерами и солдатами такая беспричинная и страшная жестокость, как здесь. Барон Анатолий Остен-Дризен, капитан Преображенского полка, не состоявший даже в наряде, ударил саблей старика на Миллионной улице. Жерве, офицер Финляндского полка, проявил не только жестокость, но и трусость, прячась в опасные моменты за спины своих солдат. Очевидно, не все солдаты стреляли охотно, так как офицер Преображенского полка Николай Мансуров, скомандовавший первый залп на Дворцовой площади и неудовольствовавшийся наличностью кучи убитых и раненых, пошел осматривать ружья у солдат и нашел восемь неразряженных. Эти восемь солдат были немедленно арестованы. Много бедных деток, побуждаемых свойственным им любопытством или желанием лучше видеть, влезло на деревья. Один из фельдфебелей подошел к Мансурову и, показывая на ребенка, спросил позволения его благородия снять их; офицер позволил, и пули прекратили жизнь этих малышей. Полные сани детских трупов увозили с этого места, и, как мне говорили, почти у каждого из убитых застыла улыбка на лице — так неожиданно постигла их смерть.

Так бессмысленны были поступки царских слуг в этот памятный день. Только позднее я узнал подробности о бойнях в различных частях города. Когда я находился в переулке около Нарвской заставы, где моя процессия была разгромлена и рассеяна, мне стало ясным, что то, что произошло здесь, должно было произойти и в других частях города. Я понял, что, пока народ не будет вооружен, ничего нельзя достигнуть. Мой друг инженер убеждал меня идти с ним в дом его друга, говоря, что вопрос о том, как добыть оружие, будет сегодня же обсуждаться и, может быть, будет решен. Я чувствовал, что должен немедля войти в общение с тысячами рабочих нашего союза, которые волнуются не только о судьбе своих родных и знакомых, но и о будущем рабочего движения. Тогда я решил составить прокламацию о значении того, что произошло, и сделать соответственный вывод и затем пошел за моим спасителем.

На улице, по которой мы шли, лежал раненый; в глазах его, когда он смотрел на нас, не было страдания, они светились сознанием, что он пострадал за великое дело. Рабочий, догнавший нас по дороге, сказал, что улицы полны войск и сыщиков. Я предложил сопровождавшим нас разойтись в разные стороны. Мы сами наткнулись на патруль, но он нас пропустил. Немного дальше мы снова наткнулись на патруль, и снова нас пропустили.

Мы шли мимо Балтийского и Варшавского вокзала, оба кишели жандармами. Идя обходным путем, мы постоянно встречали кучки народа, с ужасом и возмущением говоривших об утренних событиях. На каждом шагу мы видели душераздирающие сцены. Тут, рыдая на коленях перед трупом ребенка, стояла мать. Там две дамы перевязывали горло молодой девушке, без жалоб трогательно смотревшей на них. Проходившие мимо рабочие останавливались на минуту, и я слышал, как один из них сказал: «Вы пострадали за нас, придет час, когда мы за вас отомстим». Проехал извозчик, боязливо оглядывавшийся на стоявших невдалеке солдат. На извозчике сидел студент, поддерживавший другого студента, бледное и безжизненное лицо которого говорило о смерти. Расстегнутая одежда позволяла видеть страшную рану на груди. Два проходивших рабочих сняли шапки и перекрестились. В двух местах мы наткнулись на кучки тел, лежащих на снегу. Стоявшие на перекрестке войска не позволяли никому подходить к ним. Видели много раненых, прятавших свои раны, чтобы добраться до дому. Всюду ходили патрули, рассеивая народ, который немедля снова собирался в группы.

— Трусы, вас бьют в Манчжурии, а здесь вы стреляете в безоружных, — слышал я из одной толпы. В другом месте, наклонившись над телом парня, может быть своего сына, стояла старуха, причитывая и кляня царя.


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.