История проходимца (Твен; Львова)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Перейти к навигации Перейти к поиску
История проходимца

Бедный, печальный незнакомец! В его скромном виде, в его усталых глазах, его утратившей приличный вид одежде было что-то такое, что почти достигло одинокого горчичного зернышка милосердия, гнездившегося где-то далеко в обширной пустыне моего сердца. Однако, я заметил у него под мышкой портфель и сказал себе: «Смотри, кажется, Провидение вручает слугу своего новому проходимцу». Этот народ всегда возбуждает участие. Не знаю, как это случилось, но он уже рассказывал мне свою историю и я был полон внимания и симпатии. Он рассказал что-то вроде следующего:

«Мои родители умерли, увы, когда я был еще маленьким, невинным ребенком. Дядя мой, Итуриэль растил меня и полюбил, как своего собственного сына. Он был моим единственным родственником в целом мире, но он был добр, богат и великодушен. Он воспитал меня в роскоши. Мне ни в чём не было отказу.

С течением времени, я получил ученую степень и отправился путешествовать в чужие страны с двумя слугами: моим камердинером и моим лакеем. Четыре года порхал я на крыльях беззаботности по чудным садам далеких берегов. Простите эту форму речи, человеку, привыкшему всегда выражаться поэтически. Я с доверием говорю это человеку того же сорта, так как я замечаю по вашим глазам, что вы тоже, сэр, одарены божественным вдохновением. В этих далеких странах я открыл сладостную пищу, питающую душу, ум и сердце. Моим безгранично развившимся эстетическим вкусам более всего понравилась привычка богатых людей собирать коллекции дорогих изящных редкостей, заманчивых objets de vertu и в один несчастный день я попробовал склонить моего дядю Итуриэля на это изысканное занятие.

Я писал и рассказывал ему о коллекции раковин одного джентльмена, коллекции пеньковых трубок другого, об одной возвышающей и утончающей вкус коллекции неразбираемых автографов, о бесценной коллекции китайщины, волшебной коллекции почтовых марок и т. д. и т. п. Скоро мои письма принесли плоды. Дядя начал придумывать, какую бы ему составить коллекцию. Вы, может быть, знаете, как развиваются, растут подобные вкусы. Им скоро овладела бешеная горячка, хотя я этого не знал. Он начал забрасывать свое большое свиное дело, затем совершенно удалился из имения и переменил приятный отдых на неистовое изыскание редкостей. У него было большое состояние, но он совершенно не берег его.

Начав с коровьих колоколов, он собрал коллекцию их, наполнившую пять больших зал и заключавших все сорта коровьих колоколов, когда-либо существовавших, кроме одного. Этот один, единственный в своем роде античный образец, — находился у другого коллектора. Дядя предлагал за него огромные суммы, но джентльмен не продал. Без сомнения, вы понимаете, что должно было неминуемо произойти. Настоящий коллектор не придает никакой цены неполной коллекции, его великое сердце разбивается, он продает всё собранное и обращает глаза на неначатое поле.

Так и сделал дядя. Затем он попробовал собирать кирпичные обломки. Когда была собрана огромная и очень интересная коллекция, опять явилось прежнее затруднение, опять разбилось его великое сердце. Он продал кумир своей души старому пивовару, владевшему недостающим кирпичем. Затем он взялся за кременные огнива и другие принадлежности первобытных людей, но скоро открыл, что фабрика, на которой они делались, снабжала вместе с ним и других коллекторов этим материалом. Он взялся за надписи ацтеков и китовые остовы, опять неудача, после невероятных трудов и расходов. Когда его коллекция, по-видимому, была совершена, вдруг появился китовый остов из Гренландии и надпись ацтеков из Кондуранго, в центральной Америке, уничтожавшие значение всех прежних экземпляров. Дядя поспешил приобрести эти благородные драгоценности. Он приобрел китовый остов, но другой приобрел надпись. Настоящая Кондуранго, как вы, может быть, знаете, составляет имущество такой высокой ценности, что коллектор, раз добывший ее, скорее расстанется с своей семьей, чем с ней. Так что дядя распродал коллекцию и видел, как от него невозвратно уносили его любимцев. Его черные, как смоль, волосы поседели в одну ночь.

Тут он приостановился и начал обдумывать. Он знал, что новая неудача убьет его. Он решил в следующий раз собирать такие вещи, которые еще никогда никто другой не собирал. Он тщательно всё обдумал и еще раз попробовал счастья, на этот раз составляя коллекцию эхо».

— Коллекцию чего? — спросил я.

— Эхо, сэр, первым его приобретением было эхо из Георгии, повторявшее звук четыре раза; вторым — шестиповторитель из Мэриланда, затем тринадцать раз повторяющее из Мэна; девять раз — из Канзаса, двенадцать — из Теннесси, которое приобрел чуть не даром, потому что его нельзя было починить, так как часть скалы, которая его отражала, обвалилась. Он надеялся, что за несколько тысяч долларов исправит его, искусственным образом увеличив возвышение и утроив этим повторительное свойство. Но архитектор, взявшийся за этот подряд, никогда раньше не строил эхо и потому в конец его испортил. Пока он не брался за него, оно возражало вам, как теща, но теперь годилось только в убежище для глухонемых. Затем он купил партию маленьких, двойных эхо, разбросанных по различным штатам и территориям. Он скупил их за 20% стоимости, за что брал целую партию. Затем он купил превосходное ружейное эхо, системы Гатлинга, из Орегона; оно стоило целое состояние, смею вам доложить. Вы должны знать, сэр, что в продаже ценность эхо определяется точно так же, как караты бриллиантов. Поэтому и фразеология употребляется та же. Однокаратное эхо стоит на десять долларов больше, или меньше местности, на которой находится. Двухкаратное, или двузарядное на тридцать долларов, пятизарядное девятьсот пятьдесят долларов, десятикаратное на тринадцать тысяч. Дядюшкино орегонское эхо, которое он назвал «Эхо Великого Питта», представляло из себя двадцатидвух-каратную драгоценность и стоило двести шестьдесят тысяч долларов, с даровой придачей земли, так как оно находилось за четыреста миль от какого бы то ни было населения.

Между тем мой путь был путь роз. Я был нареченным женихом единственной и любимой дочери одного английского графа и меня любили до безумия.

В присутствии этого дорогого существа, я утопал в целых морях блаженства. Родственники были довольны, так как им всем было известно, что я единственный наследник дяди, которого ценили миллионов в пять долларов. Между тем никто из нас не знал, что дядя сделался коллектором в больших размерах, чем для эстетического развлечения.

Тут-то собрались тучи над моей беззаботной головушкой. Божественное эхо, с тех пор известное всему миру под именем Великого Когинора или Горне повторения — было открыто. Это была драгоценность в шестьдесят пять каратов. Вы произносите слово, и оно повторяет вам его в продолжение пятнадцати минут, если только день ясный. Но в то же время открылся и другой факт: другой коллектор появился на поле битвы. Оба они бросились в погоню за бесценным приобретением. Имение состояло из двух маленьких гор, разделенных неглубоким оврагом, за Нью-Йоркским штатом. Оба коллектора приехали на место в одно и то же время и ни один не подозревал о присутствии другого. Эхо не всё принадлежало одному человеку. Некто Уильямсон-Боливар-Джарвис владел восточной горой, а некий Гарбисон Дж. Бледзо — западной; овраг служил между ними границей. Так что в то время, как дядя покупал гору Джарвиса за тринадцать миллионов двести восемьдесят пять тысяч долларов, противная сторона покупала бледзовскую гору за что-то больше трех миллионов.

Теперь предвидите ли вы естественный результата? Благороднейшая на земле коллекция эхо навеки оказывалась неполною, так как в нее входила только половина царя-эхо вселенной. Каждый был недоволен этим общим владением и ни один не хотел продать другому. Пошли ссоры, споры и огорчения. Наконец, другой коллектор с злонамеренностью, на какую способен только коллектор, против своего брата ближнего, начал срывать свою гору!

Он, видите ли, решил, что если он не может владеть эхом, так никто не будет владеть им. Он сроет гору и тогда дядиному эхо не на чём будет отдаваться. Дядюшка протестовал, но тот ответил: «Я владею одним концом этого эхо и предпочитаю уничтожить его; о вашем конце вы должны заботиться сами».

— Тогда дядя подал на него в суд. Тот аппелировал в высшую инстанцию. Они довели до верховного суда Соединенных Штатов. Беспокойствам конца не было. Двое из судей считали, что эхо есть личная собственность, так как оно невидимо, неосязаемо, но тем не менее продажно и передаточно, а следовательно обложимо податью. Двое других предполагали, что эхо — реальное имущество, так как оно нераздельно связано с землей и не может передвигаться с места на место, прочие судьи утверждали, что эхо совсем не составляет собственности.

В конце концов было решено, что эхо есть собственность, что горы — собственность, что оба человека были отдельными и самостоятельными владельцами каждой из двух гор, но эхо находилось у них в общем владении. Поэтому ответчик имеет полное право срыть свою гору, так как она принадлежит только ему одному, но должен выдать обязательство в три миллиона долларов в вознаграждение убытков, которые понесет мой дядя, вследствие потери своей половины эхо. Это решение запрещало также дяде пользоваться горою ответчика для отражения своей части эхо, без согласия последнего. Он мог пользоваться только своею собственной горой. Если его часть эхо не будет действовать, при таких условиях, это, конечно, весьма печально, но пособить горю суд не находил способа. Равным образом суд запрещал и ответчику пользоваться горою дяди для отражения его части эхо без согласия его. Вы понимаете великий результат? Ни один из них не хотел дать согласия, и поневоле великий, могущественный голос этого удивительного и благородного эхо должен был смолкнуть навсегда. До сих пор эта великолепная собственность связана этим решением и не может быть продана.

За неделю до моей свадьбы, когда я утопал в волнах блаженства и вся знать собралась с близка и из далека почтить наше бракосочетание, пришло известие о смерти моего дяди, а также копия его завещания, делавшего меня его единственным наследником. Он скончался; увы, моего дорогого благодетеля не стало! Мысль эта до сих пор сжимаеть мне сердце. Я передал завещание графу. Я не мог читать его сквозь ослеплявшие меня слезы. Граф прочел его и затем сурово спросил:

— Сэр, вы называете это состоянием? Без сомнения, оно считается таким лишь в вашей надувательской стране. Сэр, вы назначаетесь единственным наследником обширной коллекции эхо, если только можно назвать коллекцией вещи, разбросанные вдоль и поперек всего американского континента. Сэр, это не всё; вы по уши в долгах. У вас нет ни одного не заложенного эхо. Сэр, я не жестокий человек, но я должен заботиться об интересах своего ребенка. Если бы у вас было хоть одно эхо, которое бы вы могли честно назвать своим, будь у вас хоть одно эхо, свободное от долгов и вы могли бы удалиться туда с моей дочерью и скромным, трудолюбивым земледелием, обработать его и таким образом устроить себе какие-нибудь доходы, я бы не сказал нет. Но я не могу выдать мою дочь за нищего. Отойди от него, моя дорогая. Идите, сэр. Возьмите ваши заложенные и перезаложенные эхо и покиньте меня навсегда!

Моя благородная Целестина вцепилась в меня со слезами, охватила меня любящими руками и поклялась, что она охотно, нет, радостно, выйдет за меня, хотя бы у меня не было ни одного эхо в мире. Но это было невозможно. Мы были разлучены, она — чтобы исчахнуть и умереть через год, я — чтобы влачить эти долгие, жизненные дни, печально и грустно, ежедневно и ежечасно молясь о том убежище, которое, наконец, соединит нас в том дорогом царстве, где нечестивые перестают мучиться и утомленные отдыхают. Теперь, сэр, будьте добры, взгляните на эти планы и снимки в моем портфеле. Я уверен, что могу продать эхо дешевле, чем всякий другой торговец. Вот это, например, тридцать лет тому назад стоившее моему дяде десять долларов, прелестнейшая вещица во всём Техасе. Я уступлю вам его за…

— Позвольте вас прервать, сказал я. — Друг мой, сегодня мне отбоя нет от проходимцев. Я купил швейную машину, совершенно мне не нужную, купил карту, неверную во всех подробностях; купил часы, которые не идут; купил жидкость от моли, которую моль предпочитает всякому другому питью; купил бесконечное количество бесполезных изобретений; теперь с меня довольно этих глупостей. Мне не нужно ваших эхо, даже и даром. Я не мог бы оставить его на месте. Я всегда ненавидел людей, пытавшихся продать мне эхо. Видите, вот это ружье? Так берите вашу коллекцию и убирайтесь. Не доводите меня до кровопролития.

Но он только улыбнулся печальной, ласковой улыбкой и вытащил еще несколько диаграмм. Вы прекрасно знаете результат, потому что если вы раз отворили дверь проходимцу, то уж дело кончено и вы осуждены терпеть поражение.

К концу невыносимого часа я сладился с этим человеком. Я купил два двузарядные эхо, в хорошем состоянии, и затем он дал в придачу еще одно, которое было не продажно, потому что говорило только по-немецки.


Это произведение находится в общественном достоянии в России.
Произведение было опубликовано (или обнародовано) до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Несмотря на историческую преемственность, юридически Российская Федерация (РСФСР, Советская Россия) не является полным правопреемником Российской империи. См. письмо МВД России от 6.04.2006 № 3/5862, письмо Аппарата Совета Федерации от 10.01.2007.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США, поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.