Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Исцеление[править]
Богатый купец Верхотуров, московский домовладелец, поехал в первый раз за границу и остановился в южном курорте полечить печень, которая расстроилась от домашних обстоятельств.
Никита Никитич Верхотуров, человек серьезный и несколько сердитый, стал все больше покрикивать. Поморщится и скажет приятелю:
— Дурак!
Ну, и всем приятелям стало ясно, что печень пошаливает, а доктора московские посоветовали ехать на воды.
Остановился Верхотуров в хорошей гостинице. В окно виден сад, казино и киоски. С утра нарядная толпа пьет из стаканчиков воду. Потом прогуливается по аллее.
Пришел доктор, выслушал Никиту Никитича и написал на бумаге все распределение дня, что можно есть, чего нельзя, а вставать в шесть часов утра.
Хотел спросить Никита Никитич насчет картишек — слышал он, что в казино в карты перекидываются, — но переводчик был такой серьезный, что не решился.
Пьет воды Верхотуров, встает рано, однажды повернул к казино — там и музыка играет, — а переводчик — стоп:
— Вам режим держать надо. В казино пойдете, когда поправитесь.
Рассердился Никита Никитич, хотел ему сказать:
«Дурак!»
Но не сказал.
За табльдотом[1] — народ чужой. Есть которые и вино пьют, а ему ничего — по записке доктора поступают.
— Этакое дело! — огорчался Никита Никитич. — Ешь суп да картошку без хлеба. Трудно. А сосед вроде как водку пьет да еще кильками закусывает.
Зашел он, прогуливаясь после принятия вод, в кафе, а там в стаканы наливают посетителям и розовый ликер, и зеленый ликер водой добавляют, лимон кладут.
Переводчика, по счастью, поблизости не оказалось, и тут Никита Никитич себе волю дал: выпил и зеленого и розового, — дьявол с ним.
Выпил — и ничего.
«И чего я боялся?»
Взглянул на бутылки на полках: на одной арап, на другой верблюд, на третьей — монах. Он все перепробовал. Хорошо.
«И чего я боялся!..»
Зашел в казино — народу там! И картеж идет — баккара. Деньги раздают почем зря.
Посмотрел Никита Никитич, как другие ставят, — сам поставил. И — выиграл.
«Нет! Чего я боялся!»
А наутро посмотрел Никита Никитич на себя в зеркало и видит — нос покраснел, а на носу — пупырь.
«Что за неприятность! Как это не к лицу. Надо свести». Говорит переводчику:
— Не нравится мне пупырь этот, надо доктора позвать.
Доктор посмотрел на пупырь и сказал, что надо нос просветить и профессора позвать, специалиста.
Просвечивали нос и снимали фотографию в отдельной камере. Влетело в копеечку. Верхотуров только крякнул.
Приезжал профессор, посмотрел фотографию, нос и приказал позвать другого профессора, хирурга. Тот тоже смотрел.
Еще дороже заплатил Верхотуров.
Нос ему заткнули тампонами, приказали лежать в постели и прислали сестру милосердия.
Наутро опять приехали профессора, нос заморозили и надели машинку, надавили кнопку и разрезали нос.
Верхотуров света невзвидел, белугой заорал.
Прошло два дня. Нос непутем раздуло. Профессора говорят через переводчика, что надо выписать самого большого светилу по части пупырей.
«Вот в какой я переплет попал, — думает Никита Никитич. — И понес меня черт за границу! В Москве бы мне нянька примочила бы свинцовой примочкой, и все бы прошло, а тут — плати».
Наутро приехало светило, а с ним еще двое. Переводчик Верхотурову тихо говорит:
— Слышно, что все ж-таки нос вам оставят. Но повторная операция будет в специальной лечебнице.
Гонорар светилы оказался таков, что денег не хватило, — пришлось телеграфировать в Москву.
Наутро Верхотурова вымыли каким-то составом, надели на него новое белье и перенесли в лечебницу. Голого положили на стеклянный стол. Десяток докторов, светило и кругом сестры. На лицо надели колпак.
Без памяти был Верхотуров.
Проснулся в комнате. Около — доктора. Хотел себя за нос взять — цел ли нос-то? — нельзя, руки связаны.
Скучно и страх берет.
С сестрой милосердия не поговоришь, не идет и переводчик.
Лежит Верхотуров. Придут доктора, посмотрят на нос, переменят повязку и уйдут.
Один доктор сжалился. За едой, когда сестра кормила Никиту Никитича супом, принес бутылку, налил большую рюмку портвейна и с любезной улыбкой положил на столик счет. Что-то говорил, но Никита Никитич ничего не понял и только кланялся.
Пришел переводчик. Как объяснил счет — Никиту Никитича оторопь взяла.
«Батюшки, — подумал, — дом-то в Москве заложить надо… Этакие деньги».
Переводчик говорит:
— Через два дня выпустят вас. У вас смертельный карбункул на носу образовался.
— Ну, а ежели бы у меня таких-то денег не было, тогда как?
— Да ведь знают, а то бы так пристально не лечили. Помечено у вас: «Домовладелец из Москвы».
На другой день сняли повязки, поднесли Верхотурову зеркало. Посмотрел:
— Нос как нос.
Надел платье, и опять счет лежит… «Господи!»
Приехал в гостиницу — на столе снова счет: от доктора, что печень лечил.
Получил Верхотуров деньги из Москвы, расплатился.
«Ну, — думает Верхотуров, — плати и плати. Черт с ней, с печенкой, чего бояться». И прямо направился в казино. Баккара. Как ни поставит — берут, берут. Он больше — берут.
Последнюю ставку, все, что было в кармане, — поставил. Проиграл.
Вернулся домой. Всю ночь не спал. Утром послал телеграмму в Москву. Заплатили в отеле. Пошел Верхотуров воды пить, хотел зайти в кафе — копейки нет. Спросил взаймы до завтра у переводчика. Тот сказал:
— Что вы… у меня и денег таких нет. И притом вы всем платили, а мне еще нет…
Ждет денег Никита Никитич из Москвы — не присылают. Что такое? Сидит на лавочке в парке целый день. Войдет в отель — нет ответа. Пошел обедать. Сел, а ему говорят:
— Счет не изволили заплатить, — обеда нет.
Ходит с досады Никита Никитич от киоска к киоску и пьет задаром минеральные воды, не разбирая какие.
Проснулся утром, и доктор не идет. В гостинице просят очистить помещение.
Пошел в раздумье Верхотуров. Идет, видит речка. Лето, тепло, кусты на бережку, травка зелена. Зашел в кусты и прилег… Проснулся — месяц светит. А к утру посвежей стало — дрожь колотит.
Поднялся Никита Никитич, пошел по берегу, а напротив двое в мундирах едут. Остановили Верхотурова: что-то говорят, а ему невдомек. Надели на него наручники и повели.
Так попал за решетку купец Верхотуров.
И лишь через три дня пришла телеграмма: «Супруга уехала в Ессентуки лечиться. Деньги выслал. Управляющий».
— Ну, каково-то за границей? — спрашивали в Москве приятеля Верхотурова. — Исцелился?..
— Исцелился… — со вздохом ответил Никита Никитич. — Совсем здоровый стал… Дороговато, правда, — зато всю болезнь начисто выгнали… Вода помогла… Исцелился…
И вдруг заревел.
— А вам-то что? Шляетесь тут! Людей от дела отрываете… Чума!..
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Исцеление — Впервые: Возрождение. 1939. 14 апреля. Печатается по газетному тексту.
- ↑ От фр. table d’hôte — общий стол.