Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.
КАК И ОТЧЕГО НАС ЗАКРЫЛИ[править]
Говорят, большие начальники получают слишком большое жалованье. По мне, они должны бы получать еще больше, но чтобы зато были — настоящие. Судите сами. Четырехклассная прогимназия в Б. стоила за десять лет своего существования 30 000 руб. городу, бедному, нищенскому, и 110 000 руб. тоже не весть как богатой казны. И эти 140 000 руб. были взяты от России и, так сказать, пущены на ветер просто одним часом, одним днем, ну — много неделею, месяцем соображений попечителя учебного округа, которому вверены целые девять губерний! Девять губерний, где ни один рубль в училищной области не падает мимо, впустую, не осыпается как рожь в августе без рабочих рук!
Теперь эта прогимназия закрыта. Я преподавал в ней пять лет, а закрылась она года два спустя после того, как я перевелся в другой город. Но инспектор, при котором совершились ее административные похороны, т. е. который сам именно прикрывал явно никому не нужное учебное заведение служил потом со мною вместе и я его подробно расспрашивал.
— Так. Закрыли. Учеников не было. И при вас, В. В., помните, в четвертом классе уже сидело пять учеников, а преподавало в этом же четвертом классе восемь преподавателей, все кандидаты университета. Но это бы не беда. Четвертый класс — выпускной. Но беда, что и во втором классе, и в третьем — тоже то пять учеников, то шесть, тогда как в прежние годы было хоть по 8 учеников, по 12. Двенадцать учеников в классе — это совсем хорошо. Но их не стало. Каким жителям нужна была гимназия, стали отвозить прямо в губернский город, в первый класс. Это собственно и составило момент невозможности дальнейшего существования.
Я помню, мы, учителя, каждый август с дрожью радости в сердце смотрели, как ведут к нам экзаменоваться еще ученика, еще ученика. «Еще один, еще один, — считаем бывало. — Прогимназия, значит останется». А ведь прогимназия нас всех кормила. Кто же не любит своего корма?! «Как бы ни существовала, только бы существовала: мы около нее сыты». Но вот соотношение вещей: раз нам нужен всякий ученик, нужен положительно, нужен до зарезу, как автору читатель, конечно, мы всеми силами стараемся его впустить в гимназию, протолкнуть через экзамен, как и позднее, при переходе из первого во второй, из второго в третий класс мы его протолкнем же, хотя бы он сам и не шел, лежал развалясь. Мы зависели от учеников, просто от их арифметического числа. Ну, а от кого кто зависит, тот того и есть господин. Ученики, детским хитрым инстинктом, да и весь этот наивный и ленивый город почувствовали скоро, что, в сущности, они суть господа учителей и гимназии, и, что называется, легли, развалились. «Ну, плохо подготовлен мальчонок — ведь все-таки примете», — не говорили они, а говорили их поступки. Мы скрежещем зубами — и действительно принимаем. Мы отказываем в приеме или оставляем в том же классе, когда «испы-- тующийся» уже положительно и позорно ничего не знает. Тогда делать нечего, со слезой скорби отпускаем его домой: «Приходите на будущий год». «Но только, пожалуйста, приходите, не оставьте нас, сирот», — этого мы не говорили, но верно это говорили наши тоскливые глаза.
Читатель видит, что не только была основана не нужная городу прогимназия, не была основана à priori скверная прогимназия, со скверным ученьем, со скверным поведением учеников. Но тут, ведя трудную игру, учителя проигрались. Ученье было легко, облегченно; ученики учились плохо. «Ибо нам нужны ученики, нужны они, чорт возьми!!!». Но дело в том, что переходя в пятый класс губернской гимназии, переходя по уставу без экзамена, там ученики оказывались положительно скверными и фатально оставлялись в пятом классе на другой год. Наконец, был даже один позорный случай, когда ученика нашего перевели уже из шестого класса обратно в пятый (это стало возможно в силу одного министерского распоряжения). Как только дошло до этого дело, родители стали прямо отвозить детей в первый класс губернской гимназии. Тут и настал крах.
— Закрыли, потому что не было учеников, — говорил мне инспектор.
— Куда же девали фундаментальную библиотеку?
А библиотека была удивительная. О ней скажу ниже.
— Библиотеку? Куда же ее было девать, не в Москву же везти! Попечитель распорядился, чтобы «впредь до распоряжения» ее сложили в городском училище. Там, вы знаете, здание свое, не наемная квартира. Смотритель училища поморщился: «У меня такого помещения нет». Однако распоряжению попечителя надо было повиноваться и он дал два чулана, да еще какой-то проход, коридор что ли, темный и ненужный. И свалили туда.
— Как свалили? Такую драгоценность?
— Да что же, солить ее, что ли, было!! Вы сами понимаете. Окружный инспектор расспрашивал меня о ней в Москве, одобрил, порадовался. «Мне, говорит, такие издания нужны: здесь есть в Москве нуждающиеся гимназии, бедные, почти без библиотек. Это хорошо, но это — потом, а теперь сложите в городском училище. А там посмотрим. Воспользуемся».
— Ну?
— Смешно это из Б. в Москву книги везти. Библиотека роскошная, хоть я и не смотрел. Но вы же сами говорили мне, что роскошное там никакой гимназии не нужно, а нужное есть во всякой гимназии. Конечно, никуда не повезут, а сгниет она в темных чуланах. Просто о ней забудут.
Действительно. Уж если забыли справиться, нужна ли точно классическая прогимназия или что другое городу, то как не забыть справиться, а не гниют ли у вас «Oeuvres complets de Virgile»[1] с гравюрами прошлого века и «Thesaurus linguae graecae», в 900 рублей, в чулане. Просто спросят: «А имущество бывшей прогимназии у вас хранится?» — «Да. Под замком». — «Это хорошо, что под замком. Мы об этом потом с вами. А теперь — такая пропасть текущих дел!».
Город томился уже при мне. Он приплачивал, по условию, три тысячи в год к одиннадцати тысячам казенных, и так как учить было некого или нечему, то приблизительно через год «возбуждал ходатайство» о замене классической четырехклассной прогимназии таковым же реальным училищем. Но каждый раз получал отказ. «Не может же министерство по ветру переменять тип учебного заведения». В действительности, конечно, не ловко было попечителю докладывать министру, что он тогда сам не посмотрел, что городу в точности классическая прогимназия вовсе никогда не была нужна, и что испорченное дело надо исправить. «Поправляются люди, а не учреждения». Да и министерству неприятно было бы выслушать, что как будто «против классицизма начинается реакция». — «Что? Где? Какая реакция. Мальчишки!». Ну, а что министру неприятно выслушать, того попечитель, конечно, не предложит ему выслушать. Дипломатия!
И город вздыхал.
И учителя вздыхали.
И родители вздыхали.
Помню «догадку» одного из них, разлетевшегося в учительскую комнату. Он был лавочник. Хороший человек. Мы все, учителя, покупали у него табак и сардинки. Вот он разлетается и таким Шекспиром:
— Иван Дементьич (к инспектору)! Николай мой по греческому не успевает. Ослобоните, пожалуйста, ведь ослобоняете же вы, кому не дается, от немецкого или от французского языка. А нам при нашей торговле греческий язык ни к чему.
Мы, сколько нас сидело, человек шесть, так и прыснули со смеху. Очень он это уверенно сказал.
— Нет, Петр Иваныч. От французского или немецкого точно освободить можно, а от греческого языка освободить нельзя. Трудно вам это объяснить. Но ведь и мы хорошие люди — уж поверьте на слово.
Так и ушел, бедный.
И он вздыхал. И мы вздохнули.
КОММЕНТАРИИ[править]
НВ. 1901. 3 авг. № 9128.
См. ранее напечатанные статьи о Брянской прогимназии 21 и 27 июля 1901 г.
- ↑ Полное собрание сочинений Виргилия (фр.).