В. В. РОЗАНОВ[править]
Ключевский
(К 75-летию со дня рождения)[править]
В. О. Ключевский: pro et contra, антология
СПб., НП «Апостольский город — Невская перспектива», 2013.
…Читал весь вечер Ключевского — о Лермонтове, Нартове, Петре Великом, «Недоросль» Фонвизина и проч. И опять удивлен, и опять восхищен.
Что за ум, вкус и благородство отношения к русской истории. «Оглядываясь кругом» (литература, печать) — думаю, что это — последний русский ум, т. е. последний из великих умов, создавших от Ломоносова до него, вот Ключевского, славу «русского ума», славу, что «русские вообще не глупы». Ибо теперь, в настоящее время, русские решительно как-то глуповаты. Плоски, неинтересны.
Ключевский — полон интереса.
Историки до него, как равно и современные нам теперь, кажутся даже и не историками вовсе. Кажутся каким-то «подготовительным матерьялом». Он есть, в сущности, первый русский историк. Но мне хочется, от пресыщенности удовольствием, назвать его и «последним историком». Отвертывая страницу за страницей, учась из каждой строки, думаешь: «Лучше — не надо». Я даже не хочу, чтобы «лучше Ключевского объяснили историю»: я хочу, чтобы ее непременно объясняли и чувствовали, как Ключевский.
Даже удивительно, каким образом в такое пошлое время, как наше, мог появиться такой историк. Это его сохранила Троице-Сергиева лавра (долго был там профессором, до приглашения в университет), да (прости добрая память, если ошибусь в имени) Евпраксия Ивановна1. Говорят, он очень любил свою старушку. Во всяком случае, за Ключевского мы обязаны 1) Церкви, 2) Сергию Радонежскому2, 3) Евпраксии Ивановне и 4) студенческой богеме, массе этих «нечесаных», которых он очень любил (рассказы).
Ключевский — весь благороден. Как он пользуется везде случаем сказать уважение о Болтине, Татищеве и пр. (своих предшественниках).
Фигуру его на кафедре я помню… Как сейчас… Она вся была прекрасная. Голос писклявый и смешной (бабий). Вертится (двигается) на кафедре… Ни о чем не думает, о слушателях не думает… Творит. И он творил, как соловей. Как соловей, «с мудростью человека в нем», т. е. как вещая птица.
Мне кажется, если сказать, что Ключевский был «русский историк», то этого недостаточно. Место его выше. Мне сейчас хотелось сказать, что его место «в литературе»: но, в сущности, и этого он выше. Его место среди «замечательных русских людей», или — вооружимся классицизмом — «среди достопамятных людей земли русской»… Это одна из фигур длинного ряда, начатого Ярославом Мудрым, Иоаннами и Василиями, Артамоном Матвеевым, Ордын-Нащекиным, Нартовым, Екатериною, Фонвизиным и Новиковым3, Пушкиным, С. М. Соловьевым и — им, Ключевским.
Это — создатели Русской Земли. Ключевский именно не «написал русскую историю», но создавал самую русскую землю, — орудием чего избрал курс лекций.
Как мало мы от него воспользовались! О, какое бедствие (профессора мне казались недоступными), что я не «попил у него (студентом) чайку»! бесконечное бы заприметил в нем. Как (студентом) мне всегда хотелось пойти к профессору («боги»). Но боялся. Ведь не помнил хорошенько латинских спряжений. «С такими-то сведениями пойду»…
Вдали моей юности какие это три столпа: Буслаев, Ключевский, Тихонравов. Самый рост их и вся фигура как-то достопримечательны и высокодостойны. Теперь я таких людей (фигурою) не вижу. Обыкновенные.
Но договорю: самое слово его (стиль, слог) прекрасны, т. е. везде в уровень с предметом. Он не «отстает от тем», хотя темами этими были Лермонтов, Пушкин, Петр. Говорит он везде, как «господин дела». Нет, «господин» к нему не идет: говорит как друг и отец, как «верноподданый» великих государей своих и как сописатель писателей (о Лермонтове, о Пушкине4, о Фонвизине). Он еще не побежал тою «воющею собакою» около трона, — тем клеветником около сословий и исторических лиц, впечатление чего дают последующие «историки и публицисты», все эти Бильбасовы, Пыпины, Стасюлевичи, Лемке5, — и сколько их там еще есть…
Несчастные…
Но Бог с ними…
Его место в рядах классической русской литературы, классических русских умов, поскольку проявлением ума своего они сделали не поступок, а — слово. Между Карамзиным, коего больше не читают (и читать невозможно), но на неговорящий памятник никогда не перестанет оглядываться всякий благородный русский человек, как бы далеко ни укатилась наша история и разнообразно она ни покатилась, — и между Львом Толстым с его постоянною (удачною или неудачною — другой вопрос) заботою о нравственном воспитании русского народа, возле «нашего наставника» Крылова6, певца — Кольцова7 и его (Ключевск.) семинарская тень. Не смейте улыбнуться. Без «семинарии» русская история не полна и однобока. Упрямо и могуче топнув, он сказал: «Семинария — не нигилизм. Семинария — не Чернышевский»8. Те были неучи, чего обо мне никто не скажет. Талантом я не убожее Чернышевского, и прыткости во мне не меньше, а ученостью, знанием и наукою я богаче, не только всего «Современника»9, но и кумиров его — Бокля, Дрэпера10 и какие там еще есть. Семинария — не нигилизм, и в Славяно-греко-латинской академии11 выучился Ломоносов.
Семинария имеет золотое в себе зернышко, золотую пшеничку, идущую от Иоаннов Златоустов, от Савватиев и Зосим12 и всех праведников Русской Земли. Нет, больше того: и не это еще — главное. От самого Иисуса Христа, пришедшего грешные спасти, хранится в семинарии луч, и он хранится только в семинарии, в университетах его нет, в Петербурге он погас, погас в чиновничестве и придворной жизни. Но этот дрожащий вечерний луч — он греет всю Землю Русскую, он просвещает всех, — и это одна Церковь напоминает на литургии каждый день:
Вот, господа. И этому лучу я остался верен. Пришел в университет — и верен; избран в ученые академики — и верен. Прославлен в печати, в журналистике — и все-таки верен. И не отрекаюсь и не хочу отрекаться от темной, заскорузлой, с гречневой кашей — семинарии, которая «при всей гречневой каше» одна тем не менее стоит не колеблющимся стражем у:
Бессмертия души
Загробной жизни
Памяти Бога
Совести человеческой,
Без чего вообще у вас, — и в журналах, и у Боклей, и в придворной жизни, и у чиновничества, — рассыпается все мелкою крупою, которую расклевывают воробьи. Верен и аминь.
Хорошо теперь Василию Осиповичу. Пошел он со своей бороденочкой и дьячковскими волосами, ковыляющей походкой, «на тот свет», не сняв даже мундира своего «Ведомства». Идет, ничего не думает, точно читает свои «столбцы» (мелкое письмо XVII—XVI века, — разных «приказов»). Без ответа и без страха, с одними столбцами. И встречает его Господь Иисус Христос словами: — Верным тебя послал, верным ты возвращаешься. Иди, сын Мой возлюбленный, семинарская голова, — вот тебе и куща заготовлена, и давно дожидается там тебя твоя спутница… Видишь, сияет вся, что остался верным ее друг, и оба вы, верные Мои, теперь загоритесь вечными звездочками на северной части Моего неба, в странах православных и русских.
КОММЕНТАРИИ[править]
Печатается по: Колокол. 22.1.1916. № 2908. Подпись: В. Ветлугин.
Розанов Василий Васильевич (1856—1919, Сергиев Посад) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист.
1 Ключевская (урожд. Бородина) Анисья Михайловна (1837—1909) — жена В. О. Ключевского. В. В. Розанов путает имя жены Ключевского.
2 Сергий Радонежский (ок. 1314—1392) — святой Русской православной церкви, основатель Троицкого монастыря под Москвой. Ему посвящена работа Ключевского «Значение Преподобного Сергия для русского народа и государства» (Богословский вестник. 1892. № 11)
3 Ярослав (Владимирович) Мудрый (ок. 978—1054) — великий князь Киевский (1016—1018, 1019—1054); Иван I Данилович Калита (1283—1340), Иван II Иванович Красный (1326—1359), Иван III Васильевич (Великий) (1440—1505), Иван IV Васильевич (Грозный) (1530—1584) — московские великие князья и цари; Василий I Дмитриевич (1371—1425), Василий II Васильевич (Темный) (1415—1462), Василий III Иванович (1479—1533) — московские великие князья; Матвеев Артамон Сергеевич (1625—1882) — русский государственный деятель, боярин, дядя Натальи Кирилловны Нарышкиной, матери Петра I; Екатерина II (1729—1796) — русская императрица с 1762 по 1796 г.; Нартов Андрей Константинович (1693—1756) — русский ученый и механик; Ордин-Нащокин Афанасий Лаврентьевич (1605—1680) — русский государственный деятель, глава Посольского приказа; Новиков Николай Иванович (1744—1818) — русский просветитель, общественный деятель, журналист, издатель. Ключевский посвятил ему статью «Воспоминания о Н. И. Новикове и его времени» (Русская мысль. 1895. Кн. I).
4 А. С. Пушикину В. О. Ключевский посвятил несколько работ: «Речь, произнесенная в торжественном собрании Московского университета 6 июня 1880 г., вдень открытия памятника Пушкину», которая впервые была опубликована в журнале «Русская мысль» (1880. Кн. VI) и в том же году в книге «Венок на памятник Пушкину» (СПб., 1880). 1 февраля 1887 г. Ключевский прочитал в «Обществе любителей российского словесности» доклад «Евгений Онегин и его предки», опубликованный в журнале «Русская мысль» (1887. Кн. II), а 26 мая 1899 г. в связи со столетием со дня рождения А. С. Пушкина Ключевский произнес в торжественном заседании Московского университета речь «Памяти А. С. Пушкина», которая впервые была опубликована лишь в 8 томе «Сочинений» В. О. Ключевского (М., 1959).
5 Бильбасов Василий Алексеевич (1838—1904) — русский историк и публицист, автор трехтомной «Истории Екатерины II», редактор либеральной газеты «Голос», приват-доцент Петербургского университета, профессор Университета св. Владимира в Киеве; Стасюлевич Михаил Матвеевич (1826—1911) — русский историк и общественный деятель, редактор-издатель журнала «Вестник Европы» (1866—1908); Лемке Михаил Константинович (1872—1923) — русский историк и журналист, издатель сочинений Н. А. Добролюбова, А. И. Герцена и др.
6 Крылов Иван Андреевич (1769—1844) — русский поэт-баснописец и переводчик, академик (1841).
7 Кольцов Алексей Васильевич (1809—1842) — русский поэт.
8 Чернышевский Николай Гаврилович (1828—1889) — русский мыслитель, публицист революционно-демократического направления, литературный критик и писатель.
9 «Современник» — литературный и общественно-политический, основанный А. С. Пушкиным в 1836 г. и выходивший до 1866 г. под разными редакциями; с 1847 г. журналом фактически руководил Н. А. Некрасов, привлекший к редактированию в 1853 г. Н. Г. Чернышевского, а в 1856 г. Н. А. Добролюбова.
10 Бокль Генри Томас (1821—1862) — английский историк, автор «Истории цивилизации в Англии»; Дрэпер (Дрейпер) Джон Уильям (1811—1882) — американский ученый, историк и философ позитивистского направления, автор двухтомной «Истории умственного развития Европы» (1862).
11 Славяно-греко-латинская академия — первое высшее учебное заведение в России, открытое в 1687 г. Просуществовала до 1814 г.
12 Савватий Тверской (ум. ок. 1434) — святой Русской православной церкви, основатель Савватьевского монастыря под Тверью, закрытого в XVIII в.; Савватий Соловецкий (ум. 1435) — преподобный Русской православной церкви, основатель Соловецкого монастыря; Иоанн Златоуст (ок. 347—407) — архиепископ Константинопольский, богослов, один из отцов Церкви; Зосима Соловецкий (ум. 1478) — святой Русской православной церкви, основатель Соловецкого монастыря; Зосима (XV в.) — иеромонах Троице-Сергиеева монастыря, автор сочинения «Книга, глаголемая Ксенос, сиречь Странник диакона Зосима о пути иерусалимском до Царяграда и до Иерусалима»; Зосима (Захария Васильевич (Богданович) Верховский (1768—1833) — преподобный Русской православной церкви, основатель Туринского Николаевского монастыря и Троице-Одигитриевской Пустыни.