Русская стихотворная сатира 1908—1917-х годов
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
Л., «Советский писатель», 1974
С. А. БАСОВ-ВЕРХОЯНЦЕВ
[править]308. КОРОЛЬ БУБЁН
[править]ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
[править]Уж как дедушка Тарас
Сказки сказывать горазд,
Разуважил нас вчерась.
Слушал деда кот в печурке,
Еще кошечка в кошурке,
Да за печкой таракан,
Да я, молодец Ивам.
А теперя сказку эту
Расскажу всему я свету —
Мудрецам на прославленье,
Дуракам на посрамленье,
Старым людям на утеху,
Детям для посмеху.
За долами, за горами,
За широкими морями,
Во бубновом славном царстве,
Во червонном государстве
Жил да был король Бубён.
Шел о нем далеко звон,
Что богат он и силен;
Цвел вокруг его палат
За тройной оградой сад.
В том садочке круглый год
Напролет
Вис на ветках сочный плод.
Фрукты зрели, солнцем рдели,
Поспевали в две недели
И катились сами в рот
Без хлопот.
Меж дерев стоял дворец,
Словно каменный ларец,
С золотой литою крышей —
В царстве не было ей выше.
Вел к дворцу мощеный ход
Втрое кованных ворот,
А при них, одеты в латы,
Мамелюки бородаты
Содержали караул,
Чтоб никто не заглянул
На Бубна урочным оком
И не сглазил ненароком.
А снаружи у ворот
Бил высоко водомет.
С шумом вниз вода спадала
И в недальний пруд бежала,
Где для царского стола
Рыба красная жила.
Перекинут был мосток
Через светлый тот прудок.
В час положенный утра
Тут сходились повара
С королевского двора,
И присяжный эконом
Им указывал перстом
Стерлядь, нельму аль таймень,
Словом, рыбу, что в тот день
Полагалась на обед.
И хотела та иль нет —
Не облыжно бают люди —
У Бубна была на блюде.
Дивовались даже птицы
Чудесам его столицы
И летели за моря,
Без умолку говоря.
Во дворце Бубновом слуг
Было много для послуг:
Короли, тузья, валеты,
Дамы, пышно разодеты.
Лестно было всякой масти
У Бубна стоять у власти.
У одних на губах пух,
У других и слух потух,
А седым и молодым —
Воеводой Бардадым.
Был он крепко нравом лют
И по царству первый плут.
Челядь верой, правдой служит,
И Бубён живет — не тужит.
Чуть глаза продрал в постели,
Слуги роем налетели.
Умывают, одевают,
Сон с очей его свевают,
Кормят птичьим молоком
И гулять ведут потом.
Глядь, и время пролетело,
На обед пора приспела.
А обед — мое почтенье!
Разносолы и печенья,
И напитки, и варенья,
Пряник с маком, да какой!
Пообедал — на покой,
Отдохнул — за пряник снова, —
Уж известна жизнь царева.
В праздник, свитой окружен,
Любоваться едет он
На парады, на разводы,
Если нет дурной погоды.
А случится дождь иль снег,
Во дворце не без утех.
Тут и песни, тут и плясы,
Балагурье, белендрясы.
Если шутки надоели,
То Бубён лежит в постели
Аль играет на щелчки
С дураками в дурачки.
Коль выигрывает сам,
Лупит дурней по усам,
А случится, проиграет —
Лоб придворный подставляет.
Аль, бывало, разговор
С мудрецами заведет:
«Правда ль, — спросит их в упор, —
Будто есть такой народ,
Что царей не признает?»
«Мало ль что ни мелют зря!
Как же можно без царя?
Нам и слушать-то негоже», —
Говорят вельможи.
Так, вольготна, весела,
В царстве бубен жизнь текла,
И стоял у них закон:
Вору голову на кон.
В год двенадцать ровно раз,
В тот же день и в тот же час,
У пруда, на берегу,
На зеленом на лугу,
Собирался грозный суд
И творил расправу тут.
Суд не слишком разбирался,
Кто и с чем ему попался,
И, во здравье короля,
То и знай кричал: «Петля!»
Сколько б за день ни казнили,
Никогда не хоронили,
А, бывало, прямо прут
С эшафота в рыбный пруд.
От суровой той расправы
У бубен добрели нравы:
Зритель к дому шел утешен,
Что остался не повешен.
Добрый мылся добела
И хватался за дела.
Злой мотал себе на ус,
На чужой не рвался кус.
У Бубна за годом год
Что минуточка идет.
Жил да жил он, словно плыл,
Глядь, наткнулся па копыл:
По неведомой причине
Вдруг предался злой кручине,
Стал он плохо спать и кушать,
Не желает песен слушать,
Пряник в рот ему нейдет
И не льется в душу мед.
В золотой своей короне,
На червленом пышном троне
Черной тучей он сидит,
На придворных не глядит.
Отродясь такой печали
В царстве бубен не встречали.
Обуял валетов страх,
Заметались впопыхах:
Что тут делать? Как тут быть,
Горюшко избыть?
То сзывают лекарей,
Чудодеев-знахарей,
То найдут Бубну в забаву
Лебедь белую аль паву
Неописанной красы,
Аль с кукушкою часы,
Аль лихого скомороха, —
Толку нету, дело плохо:
Измодел совсем Бубён,
Хоть и прочно был скроен.
С горя многие вельможи
Инда сами спали с рожи.
Только здрав и невредим
Воевода Бардадым.
Был он черный, винной масти,
Оттого и тверд в напасти,
Напролет и дни и ночи
Думал он что было мочи,
Мозговал и так и сяк,
Напрямик и накосяк.
А у бубен был закон
(Хоть давно забылся он):
Если в царстве злоключенье,
Голод, мор иль наводненье,
Иль напасть стряслась другая,
Бубны, часу не моргая,
Клич давали по мастям,
Областям и волостям,
Чтобы шел на общий сход
Дошлый, выборный народ.
Выборные поорут
Да напасть и ототрут.
Тошно было воеводе
Выступать по старой моде,
Но — в плутах первейший жох —
Думал так: «Не выдаст бог!»
Вот качает он указ:
«Повеленье, мол, от нас
Всем сословьям и чинам,
Чтобы жаловали к нам,
В королевскую столицу,
На такую-то седьмицу.
А затем-де в вас нужда,
Что большущая беда
Над державою нависла».
И внизу поставил числа.
Подписал указ Бубён
Как сквозь сон.
Ходят старосты по селам,
Ходят с сердцем невеселым,
Под окошками тук-тук:
«Собирайся, братцы, в круг
По Бубновому указу,
Бардадымову приказу».
Завозились на печи
Старики бородачи,
Зашушукались старухи,
По домам пуская слухи.
Глядь, на выгонах, у сел,
Собираться люд пошел.
Словно майские жуки,
Зажужжали мужики:
«Ду-ду-ду, ду-ду-ду!
Не наткнуться б на беду:
Гнать послов в столицу-град,
А воротятся ль назад?»
Только бубны-мужики
Не растяпы-вахлаки —
Не теряя лишних слов,
Знатных выбрали послов,
А над всеми прокурат —
Старый дедушка Панкрат:
У него землишки с пядь,
Едоков полна полать,
Да ништо! К трудам охоч,
Дед пускает за день ночь,
А в едушке недохватка —
У него опять ухватка:
Подпоясался потуже,
И не вздумаешь про ужин.
Вот пошли послы в столицу.
Мерят лаптями землицу.
А за ними следом пух,
Между бубен дивный слух:
Будто всем известно ноне,
Просидел у них на троне
В продолжение трех лет
Не Бубён — его валет,
С толстым брюхом, сытой рожей,
С королем до капли схожий.
Тот валет судил и вешал,
Пировал и черта тешил,
А Бубён ходил по свету,
Как монашек по обету;
Что увидел он виденье,
Обойдя свои владенья
И дознавшись, сколь народ
Терпит зла от воевод;
Что по этой-то причине
Близок он теперь к кончине.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
[править]Я загадку загадаю,
В огороде закопаю!
Как год пройдет,
Калач взойдет.
Вот в назначенные сроки
Собрались в столицу доки.
Бардадым, хоть с тайной болью,
Их встречает хлебом-солью.
Провели гостей в палаты —
Почитай на всех заплаты,
Кто боится и ступнуть,
Где ж тут голос протянуть.
А иные завели
Разговор насчет земли:
Дескать, пашни больно мало,
Дать прирезку б не мешало
Маломочным и худым.
Тут как цыкнет Бардадым:
«Да за этакую речь
Мало голову отсечь!»
Прикусили язычки
Молодежь и старички,
А иных и жуть взяла:
«Бог помилуй, смерть пришла!»
Ан повыручил ребят
Старый дедушка Панкрат.
Штуклеватый старичонка,
Речь повел он очень тонко:
«Не серчай ты, ваша милость,
Что на слове сходка сбилась.
Больно темны мы умом;
Мужики, в лесу живем.
Кабы ежели б наука,
Тут была б иная штука.
Полированный мужик,
Он и черта ублажит,
Распутляет всяки сети…
Вы отцы, мы — ваши дети.
Как изволишь, так положим,
И казну вам приумножим».
Тут уж все взялись за ум,
И пошел в палатах шум:
«Верно! Правильно, Панкрат!
В самый то есть аккурат!»
Воевода пообмяк:
«Вот давно бы, братцы, так.
О прибытке для казны
Помышлять мы все должны.
Речь теперь не о землице
Али прочей небылице.
Чаю, всем известно ныне
(Ведь живете не в пустыне),
Что пресветлый наш Бубён
Сильно духом поврежден.
Ночь без сна проводит он
И вкушать не хочет пищи
Ни за тыщи.
Вот и надобно умом
Пораскинуть нам о том,
Как найти Бубну забаву,
Чтоб пришлась ему по нраву;
В этом, значит, вся задача.
Если выйдет вам удача,
Буду я сердечно рад
(Понатужься, брат Панкрат!),
А задачи не решите —
Ну, тогда уж не взыщите!»
Тут у всех, что были в зале,
Вновь поджилки задрожали,
И хитрущий сам Панкрат
Поосунулся назад.
Вдруг, неведомо откуда,
Точно взялись из-под спуда,
Растолкав локтями сход,
Вышли двое наперед.
Оба молодца в угаре,
Сажей вымазаны хари,
По тузу промежду плеч,
Колесом вертится речь.
На собранье покосились,
Воеводе поклонились
И, прокашлявшись в кулак,
Воспроговорили так:
«Мы, ребята-ухачи,
И портные и ткачи.
Утюжим, гладим,
Одежду ладим
Крестьянам, барам
Почти задаром,
По рвам, по лазам
Дубовым, вязам.
Шагаем в дождь,
И в вёдро тож».
Сдвинул брови воевода:
«Не равна стоит погода;
За иную, братцы, речь
И голов не уберечь.
Если быть хотите живы,
Говорите прямо: чьи вы
И придумали ль отгадку
На загадку?»
— «Скажем, дядюшка, попроще.
Мы из города Легощи;
А живем с того не тощи,
Что и впрямь мы мастера —
Без хозяйского добра
Не уходим со двора.
Шьем богатые убранья,
От сорочки до кафтанья;
Шьем не просто, с наговором,
Да обводим их узором:
Красным золотом, шелками,
Самоцветными камнями,
Ставим солнце на груди,
Ясный месяц позади,
А по полам звездный ход —
С ног вались, честной народ!
Как убранье ни красиво,
Это всё еще полдива,
Диво будет впереди.
Шутка вот в чем, погляди:
Ту одежду увидать
Только умному под стать.
Дурень сколько ни смотри,
Хочешь в оба, хочешь в три,
Не увидит даже нитки
И останется в убытке.
Чай, теперь смекаешь сам:
Нам загадка по усам.
Ты к Бубновым именинам
Сшить обнову повели нам,
Короля в нее одень
И увидишь — в тот же день
Хворь спадет с него, как шуба, —
Будет любо!»
Бардадым куда как рад.
Сулит короб им наград,
Коль портные не обманут,
А обманут — в воду канут.
Забожились мастера:
«Век не видеть нам добра,
Если платье будет худо».
Вдруг в палате вышло чудо:
Стенка справа шелохнулась,
Шелохнулась, разомкнулась,
И открылся тут балкон,
А на нем король Бубён,
По-домашнему одет.
Ручкой всем послав привет,
Он потом промолвил так:
«Я, конечно, не дурак.
Всё я слышал, всё я знаю,
Сходку с миром отпускаю.
Расходитесь по домам
И готовьте подать нам.
Вы же, други-мастера,
Завтра ж, с раннего утра,
За работу, на урок,
И чтоб в самый малый срок
Мне была обнова сшита —
И квита!»
Вот засели мастера,
Ткут и дни и вечера.
А припас идет для них
Из дворцовых кладовых —
Злато, шелк и серебро,
Многоценное добро.
Бардадым всему учет
Строго-настрого ведет:
Отряжает часть на стан,
Две кладет себе в карман.
День за днем, прошло семь дён.
Ходит козырем Бубён;
Чует, в теле прибыл вес.
«Не иначе, как с небес
Дождалися мы чудес», —
Говорят его вельможи,
Да и сами пухнут тоже.
На девятый день Бубён
Встал с постели огорчен —
Скверный сон увидел он.
Кличет тотчас Бардадыма,
Говорит ему: «Нет дыма,
Дыма нету без огня,
Так послушайся меня.
Ты возьми-ка двух подьячих,
Двух подьячих, самых зрячих,
Понаведайся к портным:
Много ль ткать осталось им
И не сделано ль растраты?»
Вот посланцы бородаты
Идут в ткацкие палаты.
«Бог на помощь, господа!
Нас король прислал сюда:
Знать нам надо для отчета,
Как идет у вас работа».
Мастера им оба в слово:
«Почитай тканьё готово.
Загляденье — полотно!
Полюбуйтесь, вот оно».
Бардадым глазища пучит,
Лишь себя напрасно мучит.
Где же кросна? Где навой?
Видит, стан стоит пустой.
По пустому ткач-ловкач
Челноки гоняет вскачь,
Водит бёрдом взад, вперед.
Бардадыма пронял пот.
«Ну и провор же парод! —
Мыслит он. — Да как же так?
Ведь уж я ли не мастак:
Из-под носа у Бубна
Я казну гребу до дна,
А тому и невдомек.
Тут же вот какой урок!»
Только слыша, как дьяки
(А уж те не дураки),
Утираяся от поту,
Хвалят чистую работу,
Сам промолвил: «Да, тово…
А когда же за шитво?»
— «Да хоть вылезем из кожи,
А в неделю всё свостожим».
Воротился точно с кладом
Бардадым к Бубну с докладом:
«Очень тонкая работа».
А король ответил: «То-то!»
Заступает день за ночь —
Сутки прочь.
Уж Бубну терпеть невмочь:
Так охота нарядиться,
Что въяву обнова снится.
Он к портным посланцев тропит"
Шить торопит.
А портные оба в слово:
«Почитай что всё готово.
Только, вишь ты, для приклада
Шапку золота нам надо
Да каменьев самоцвет —
Кисет».
Хоть пожался Бардадым,
Отпустил, что надо, им.
Вот и подлинно готова
Королевская обнова;
На золоченом подносе
Трое слуг ее приносят.
Трое слуг — Бубну почет,
Платье ж весом кто учтет,
Чик в чик — золотник.
Вот в большой зеркальной зале
Примерять Бубну почали.
Мастера вокруг хлопочут,
Лясы точат, так и строчат,
Выхваляя свой товар,
Что чудесней птицы-жар.
Вторит им Бубнова свита:
«Превосходно платье сшито!»
Предоволен и Бубён,
Хоть донельзя обнажен.
Перед зеркалом вертится,
Дам придворных не стыдится,
Ходит передом и задом,
Удивляя всех нарядом.
И велит без промедленья
Из казенного именья
Дать портнягам награжденье:
Наградить и угостить,
Восвояси отпустить.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
[править]Диги-диги,
Диги-дон!
Били, били, —
Гонят вон!
Над столицей гул и звон.
Повелел звонить Бубён,
Что, одет по новой моде,
Он появится в народе.
И молва идет о том,
Что потом
Будет всем большая милость:
Вишь, бумага объявилась.
Уж по улицам столицы
Ждут народа вереницы.
Вот и пушки загремели,
Трубы медные запели,
Барабаны трам-трам-трам!
По разостланным коврам,
Пышной свитой окружен,
Из дворца идет Бубён.
Бирючи бегут вперед,
Разгоняючи народ.
Кто не скоро сторонился,
Тот на месте ж и платился:
Наколотят палкой зад,
Да и плакать не велят.
По простору валит стража,
Держит ружья для куража.
Бардадым суровым взглядом
Наблюдает за парадом.
Сам Бубён идет позади
В предиковинном наряде:
С головы до пяток гол,
Не глядя на женский пол.
Вслед за ним шагает свита,
Позументами увита,
А за нею стража вновь —
Так и зерит, хмуря бровь.
Только вот калачный ряд.
Вдоль него валит парад.
Рад глазеть базарный люд —
Так со всех сторон и прут.
Молча смотрят мужики,
Позабывши снять шлыки;
Не выходит и «ура»
Из мужицкого нутра.
А молодки и девицы
Рукавами кроют лица,
Чтоб не видеть срамоты —
Королевской наготы.
Ан случилось и похуже.
У большой базарной лужи
На возу сидел дурак,
Аль колпак,
И дудил себе в кулак.
Дурень рад,
А как взглянул на парад,
Закричал на весь народ,
Да во весь широкий рот:
«А король-то, братцы, гол!
Видно, в баню он пошел!»
Инда дрогнул весь базар.
Шелохнулся млад и стар,
Да как грянули с верха:
«Хо-хо-хо! Ха-ха-ха!»
Сметил дело воевода:
«Бунт, выходит, меж народа»,
И в минуту дал наказ
Разыскать смутьяна враз —
Да в приказ.
Пристава в народе рыщут,
Дурака меж умных ищут.
А кругом идет потеха —
Все катаются от смеха,
Ухватившись за бока.
Где ж найти тут дурака!
Домекнулся и Бубён,
Что промашку сделал он:
Что портные, хоть проворы,
Были истинные воры.
Вот, прикрыв рукой что мог,
Он со всех пустился ног
Через город, на конец,
В золоченый свой дворец.
Ладил в самые ворота,
Да свильнул у поворота
И потрафил на мосток,
Что лежал через прудок,
Где для царского стола
Рыба красная жила;
Оступился — да и в пруд, —
И капут.
«Ах, ах!
Ах, ах!»
Обуял придворных страх.
Короли, тузья, валеты,
Дамы, пышно разодеты.
Заметались впопыхах.
Со страсти
Много тут придворной масти
С Бубном нырнуло заодно
На самое дно.
Сказке конец —
Делу венец.
Кому чин, кому стан,
Кому шитый кафтан,
А нам бражки стакан.
А мы бражки попьем
Да еще заведем.
1916 (?)
КОММЕНТАРИИ
[править]Сергей Александрович Басов-Верхоянцев (1869—1952) родился в Туле, в семье мелкого помещика. Учился в местной гимназии, по окончании которой (в 1885 г.) учительствовал. Затем переменил ряд профессий: был заводским рабочим в Туле, конторщиком на железной дороге, лесорубом, печником. С 1887 г. принимал участие в революционном движении, неоднократно подвергался арестам. В 1896—1904 гг. отбывал ссылку в Верхоянске (отсюда псевдоним: Верхоянский, другой псевдоним, избранный позднее: Дедушка Тарас). После ссылки уехал во Францию, учился в Высшей школе общественных наук (Париж), затем вернулся в Россию. Печатался с 1896 г. В 1906 г. опубликовал стихотворную сказку «Конек-скакунок», завоевавшую громадную популярность. Книга эта была конфискована полицией. По свидетельству современника, В. И. Ленин «считал, что книга Басова-Верхоянцева весьма полезна для крестьян, так как и легкой, занимательной форме она дает первое представление о современном политическом устройстве и очень зло высмеивает царский дом, самодержавное правительство, чиновничество и весь бюрократический строй царской России» (В. Бонч-Бруевич, Воспоминания, М., 1968, с. 25). Нелегально издавались и другие произведения поэта. Летом 1917 г. он был избран членом Совета рабочих и солдатских депутатов в Петрограде, в 1919 г. вступил в Коммунистическую партию, служил в отрядах особого назначения, работал комиссаром на железной дороге (Москва), в ВЧК и ОГПУ, в учреждениях Наркомпроса. Последние десятилетия своей жизни занимался исключительно литературной работой. В 1927—1929 гг. вышло собрание его сочинений в трех томах. Умер в Москве.
308. С. А. Басов-Верхоянцев, Король Бубён. Сказка, «Народная жизнь», Пг., (1917) (книга издана не ранее марта и не позднее апреля 1917 г.), с вариантами, подпись под текстом: С. Басов. Печ. по кн.: С. Басов-Верхоянцев, Собр. соч., т. 3 («Калинов-город». Сказки и поэмы), (М.), 1929, с. 17. Опечатки и неточности исправлены по первопечатному тексту. В основе сюжета — сказка датского писателя X. Андерсена «Новое платье короля», от которой пошло общеупотребительное выражение «А король-то голый!» или «Голый король». Часть первая. Мамелюк — солдат личной охраны (по имени гвардейцев охраны династии Айюбидов). Белендрясы — вздорные шутки, пустяки. Копыл — брусок на полозьях сапен, здесь: преграда. Червленый — темно-красный. Измодел — исхудал, исчахнул. Инда — даже. Жох — пройдоха, ловкач. Седьмица — неделя. Прокурат — шутник, проказник; здесь также и начальник (от слова «прокуратор» — наместник). Часть вторая. Штуклеватый — находчивый, изобретательный, от глагола «штуковать» — сшивать так, чтоб шов не был заметен. По тузу промежду плеч. Бубновый туз на спине — клеймо каторжников (в данном случае — бывших). Ухачи — от слова «ухарь» (хват, молодец). С наговором — с заклинаньем (пришептыванием). Подьячий, дьяк — здесь: служащий, чиновник. Кросна — ткацкий станок с начатой работой. Навой — вал в ткацком станке, на который навивают основу (нить). Бердо — гребень, принадлежность ткацкого станка. Свостожим — смастерим. Часть третья. Бирючи — глашатаи. Приказ — ведомственное учреждение, здесь: полиция. Пристав — см. примеч. 20.