Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Котелок[править]
Помню я, давно, в Москве был у меня ученик живописи, Петров, человек талантливый, колорист, хороший художник. И большой франт.
Окончив школу, он работал при драматическом театре. Писал декорации. И как-то, фланируя по Кузнецкому Мосту, зашел в английский магазин «Шанкс» и купил себе котелок.
Внутри котелка было клеймо «Лондон».
У Петрова была довольно большая голова. Надев котелок, он гордо шествовал по тротуару Кузнецкого Моста. Встретил артистов Малого театра.
Артисты — люди веселые, встретив приятеля, решили пойти в кафе «Трамблэ» — пить шоколад. И Петров пошел с ними.
В кафе актеры о чем-то пошептались между собой и стали пристально смотреть на Петрова. А герой-любовник Миша Климов, прищурившись, сказал:
— А знаете ли, котелок у вас мал…
— Да. Совершенно безобразный котелок, — подхватили другие, — не по голове.
— Позвольте, — запротестовал Петров. — Это английский котелок. Такая мода.
— Какой там английский!.. Спросите у кого хотите — засмеются, — не унимался Миша Климов. — Вот артисты-иностранцы сидят.
И он обратился к певцам-артистам, сидевшим за соседним столиком:
— Не правда ли, у этого господина котелок мал?
— Шимиа курьеза[1], — сказал, смеясь, один итальянский певец.
— Это английский котелок, — сняв с головы котелок, сказал Петров. И, показав пальцем внутрь, добавил:
— Видите — «Лондон»…
— Ерунда! — говорили актеры. — Написать все можно. А котелок мал и, вообще, дрянь.
На сцене Малого театра, куда вышел из кафе Петров и где шла репетиция, каждый за кулисами, здороваясь с Петровым, пристально смотрел на него, говорил ему:
— А знаете… котелок у вас мал…
Дождавшись конца репетиции, Петров поехал провожать молодую артистку, к которой питал нежные чувства. Так сказать, был влюблен.
Едучи с ней на извозчике, восхищался, как жизненно она играет небольшую роль миловидной горничной Маши в пьесе Островского.
Артистка, рассеянно улыбаясь, слушала его и пристально смотрела на поклонника своего таланта. Вдруг она сказала:
— А знаете, Петров, котелок у вас мал…
Петров весь вспыхнул, и слезы показались у него на глазах. «Это черт знает что», — подумал он про себя.
— Простите… — сказал он, — это котелок английский…
И он, сняв котелок, показал марку.
Когда подъехали к квартире артистки, прощаясь, она сказала:
— Какой вы странный…
И прибавила сердито:
— Я не люблю капризных людей, а вы еще мужчина!.. Обиделись, верите маркам!.. А котелок у вас мал, мал!.. Глупо обижаться…
И она ушла.
Петров расстроился ужасно. Весь вечер ходил по улицам и зашел в Литературно-художественный кружок.
Снимая пальто, швейцар, улыбнувшись, сказал:
— Господин Петров, а котелок-то у вас маненечко маловат…
Петров побагровел.
За ужином в кружке, где сидели за большим столом артисты Художественного театра, Малого театра, театра Корша, выпивая и закусывая, Миша Климов, посмотрев на Петрова, крикнул:
— Вот человек — верит в марку. Купил котелок — на голову не лезет… Мал!
Петров как бешеный вскочил со стула и убежал из-за стола.
Меня в Москве в ту пору не было. Когда я ранней весной вернулся в Москву, утром ко мне зашел Петров. Он был мрачен и видимо расстроен. Поговорив о театре, он сердито сказал:
— Да, театр — это храм. К сожалению, артисты, призванные к служению высокому началу, — хулиганы.
«Что такое?..» — подумал я.
— Что вы говорите, это милейший народ — веселые и милые люди.
— Да, да, — сказал Петров грустно. — Вы их не знаете, а я узнал довольно. Время приближалось к завтраку, и я предложил Петрову поехать в «Эрмитаж».
— Пожалуй, — согласился Петров. — Только я не люблю бывать в обществе, мне люди как-то надоели, ничего в них нет серьезного, все ищут, как бы уязвить, поддразнить, испортить жизнь человеку…
Едучи на извозчике с ним в «Эрмитаж», я дорогой посмотрел на него и, ни о чем не подозревая, сказал:
— А знаете, Сергей Васильевич, котелок у вас мал…
Он ничего не ответил и крикнул извозчику:
— Стой!
Соскочив с извозчика, с перекошенным лицом он посмотрел на меня глазами, полными слез, повернулся и побежал по мостовой. От неожиданности я не знал, что думать.
«Что за странность? Дикий человек какой-то! Что за ерунда…»
А наутро получил письмо:
«Милостивый государь. Я от вас никогда не ожидал такого к себе отношения. Вам-то я верил, а вы оказались таким же, как и все. Что я сделал вам дурного, что вы присоединяетесь к злостной шайке врагов? Котелок!.. А вы знаете, что этот котелок — английский, и он нисколько не мал, а разбил мне жизнь и разлучил меня с женщиной, которую я любил… Да будет вам стыдно, что вы оказались среди тех, которые доведут меня до могилы…»
«Вот так история…» — подумал я.
Когда пришли ко мне приятели, то я рассказал им про письмо и про происшествие с Петровым.
Приятели мои ржали как лошади и говорили, что вся Москва только и говорит, что у Петрова мал котелок.
Но доктор Иван Иванович посмотрел на дело иначе. Отыскав Петрова, он пригласил его на обед на свои именины.
На обеде у Ивана Ивановича было уютно и весело. Какой-то фокусник Камниони показывал фокусы.
К концу обеда он взял в передней котелок Петрова, принес его к столу.
Петров искоса на него посмотрел и не сказал ни слова.
Камниони разбивал сырые яйца, выливал их в котелок. Подлил вина, зажег свечку и сказал:
— Вы сейчас будете кушать жареных цыплят.
Закрыв котелок платком, он жарил на свечке содержимое котелка. Котелок коптил и дымил.
Сняв платок, фокусник опрокинул котелок на блюдо. На блюде лежали жареные цыплята…
Котелок фокусник смял, сделал из него маленький комочек, который исчез у него в руках.
Петров смотрел во все глаза, но молчал…
При отъезде котелка Петрова не оказалось, и он принужден был надеть шляпу хозяина.
И что же? С той поры ожил человек, стал вновь весел, помирился с актрисой. Встретив его, она сказала: «Какая у вас прекрасная шляпа. Видно, что вы не такой упрямый и бросили ваш мерзкий котелок…»
Так, блестяще оправдав свою репутацию врача, Иван Иванович вылечил Петрова…
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Котелок — Впервые: Возрождение. 1937. 3 декабря. Печатается по газетному тексту.
роль горничной Марии в пьесе Островского — имеется в виду горничная Атрыгиной Маша из пьесы А. Н. Островского «Свои собаки грызутся, чужая не приставай» (1861) (из трилогии о Бальзаминове).
- ↑ Любопытная обезьяна (ит.).