Владимир Азов.
Кошмар
[править]Иван Иваныч Крутонравов, полицеймейстер города N-ска, выкушал стакан чаю, закурил крепкую папиросу «пушку», какие курят на Руси провинциальные полицеймейстеры, бранд-майоры, начальники тюрем средней руки и прочие чины спартанского образа жизни, и вышел в присутствие.
— Иван Иваныч, — сказал полицеймейстеру секретарь, — указывая на часы. — Сейчас восемь минуть десятого, а Гаврилов был арестован вчера ровно в девять. Так что, позволю себе напомнить вам, Гаврилов сидит уже 8-ю минутами больше законного срока.
Полицеймейстер внимательно посмотрел на своего секретаря. На вид он был совершенно здоров и трезв. А, между тем, в речах его полицеймейстеру чудилось что-то абсурдное, что-то дикое.
— Опять же насчет Воронова, — продолжал секретарь. — Я вам еще вчера хотел сказать, Иван Иваныч, да вы на винт спешили. Воронов хочет жаловаться.
— На что?
— Да вы ведь его болваном назвали. И при свидетелях. Городовой Оноприенко слышал, городовой Кричун и околоточный надзиратель Баранов. Большие могут быть для вас неприятности, Иван Иванович. Посадит вас мировой на неделю под арест, как пить даст.
Полицеймейстер с беспокойством заглянул секретарю поближе в глаза.
Глаза были обыкновенные, натуральные, без всякого выражения, вроде совершенно натуральной и здоровой оловянной пуговицы. А между тем, обладатель их нес форменную чепуху.
— Сейчас уже, Иван Иванович, 20 минут десятаго. Я придумал так: я часы переведу на половину девятого, а вы тем временем Гаврилова прикажите выпустить. Таким манером выйдет, что он только 23 часа 30 минут просидел. Пускай потом он доказывает, что просидел 24 часа с хвостиком. Чем он докажет? Вас следователь вызовет по его жалобе, так вы твердо стойте на том, что у нас часы верные.
— Да вы с ума сошли! — не выдержал полицеймейстер. — Или вы нынче именинник? Что вы тут мелете? Мировой меня посадит, следователь меня вызовет!.. Вы бредите, дорогой мой… У вас, верно, начинается белая горячка…
Секретарь развел в удивлении руками и сказал:
— Я вам, Иван Иванович, на основании только что принятого Государственным Советом закона о неприкосновенности личности говорю. Причем тут белая горячка? Ст. 14-я говорит ясно, что арестованный не позже, как через 24 часа, должен быть либо предан суду, либо освобожден, а Гаврилов у вас уже 25-й час отсиживает. Опять же на счет болвана. По ст. 42-й вы отвечаете теперь за оскорбление словами или действием, как всякое частное лицо. И стало быть Воронов имеет полную возможность притянуть вас за «болвана» к мировому, а мировой обязан будет посадить вас в титы, потому что взаимности обид тут не было. Причем тут белая горячка или даже мои именины?
Полицеймейстёр побледнел, как полотно.
— Как! — воскликнул он. — Закон о неприкосновенности личности прошел?
— Увы! — сказал секретарь. — Прошел со всеми поправками оппозиции.
— Значить, я не имею права теперь дать какому-нибудь мерзавцу по физиономии?
— Имеете право, но он имеет право подать на вас мировому.
— Я не смею назвать какого-нибудь хама дураком?
— Смеете, но — к мировому.
— Я должен не сводить глаз с часов, чтобы какой-нибудь мерзавец случайно не просидел у меня за решеткой больше суток?
— Вы не должны сажать без веских оснований…
— Это невозможно! — воскликнул полицеймейстер. — Это конец! Это светопреставление! Я подаю в отставку! Какой-нибудь мерзавец подвернется мне под горячую руку — и я отвечай! Так служить нельзя!
Дверь отворилась, и в кабинет полицеймейстера вошел молодой человек в костюме простого рабочего.
— Тебе чего? — накинулся на него полицеймейстер. — Подождать не можешь?
— Прошу вас не тыкаться, — сказал молодой человек. — Мы с вами не однокашники и не друзья детства.
— Что!?
— Я вас прошу обращаться ко мне на «вы», — иначе, на оснований ст. 14-й закона о неприкосновенности личности, я подам на вас жалобу мировому судье.
Полицеймейстер покачнулся и упал, как бы сраженный ударом. К счастью, он не ушибся. Он только проснулся.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Черт знает что такое приснилось! — молвил он уже наяву. — А все от газет этих проклятых… Сколько раз давал себе слово не читать на ночь газет, особенно революционных.
Иван Иваныч закурил крепкую папиросу «пушку» и начал одеваться…
Отдел «Гиперболы»
Влад. Азов. Цветные стекла. Сатирические рассказы. Библиотека «Сатирикона». СПб.: Издание М. Г. Корнфельда. Типография журнала «Сатирикон» М. Г. Корнфельда, 1911.