Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Красная горка[править]
В Москве, в Сущеве, мой мезонин во дворе полон света весеннего солнца. Радостно зеленеет сад за деревянной конюшней. А в тени, у забора, лежит еще снег. Бузина густо покрылась почками.
Мостовые уж высохли, и стучат колеса проезжающих извозчиков.
На дворе толстый кучер Игнат моет пролетку у конюшни, а дворник Федор лениво смотрит, как тот моет.
— Чего, — говорит Игнат, — каждый день самого в город на Ильинку вожу, а теперь с Ильинки повадился он в Грузины ездить. И там есеныт до полночи сидит, а я не жрамши дожидайся. Понимай, что кралю завел. Видал я ее — хороша. Челка на лбу кудрявая, глаза — чисто плошки горят, а в ушах серьги кольцами, золотые. Провожала его в калитку. Я инда засмеялся. А он сел в пролетку и спрашивает: «Ты чего смеешься?» Я говорю: «Барыня хороша!» Он молчит. А как привез домой, говорит: «Постой». И сам бумажник достал и десятку мне дает. «Справь, — говорит, — себе, Игнат, рубаху голубую». Подобрел. А то, бывало, трешницы месяц не напросишься.
И Игнат смеялся.
— Постой, есеныт, — думаю.
Опять заехали в Грузины. Опять дожидаюсь не жрамши. Околодочный ко мне подошел.
— Кого, — говорит, — ждешь?
— Никиту Иваныча Сергеева, в Сущеве дом свой.
— Э… — говорит. — Хозяин твой за Фросей шьет. Хороша. Я за ней так и эдак. Вижу, не поддудит. У него капитал есть.
Ну, значит, опять вышел. Садится. Опять меня смех взял.
— Ты чего, — говорит, — смеешься?
— Да вот, — говорю, — околодочный подходил, говорит — хороша барыня здесь живет. Я хотел, говорит, за ней попытать, но куда… Строга больно. А вот твово-то, пожалуй, жалует. Я говорю — куда вам до него… Привез. Он говорит: «Постой!» Вынул бумажник — 25 рублей дает.
— Вот, — говорит, — Игнат, пошли в деревню на праздник… Мою сейчас пролетку и все думаю, как ему это есеныт, еще угодить насчет барыни-то?
— Так чего же, — говорит дворник, — вот пошли Миколку, купи просфору о здравии Никиты да и подавай каждый день. Спросит — от кого это ты? А ты не сразу сказывай, говори — не велено говорить, а потом скажи, что, мол, таить, барин, все от ее — за здравие ваше.
— Умственно придумал, — согласился Игнат. — Пойдем попьем чайку. У меня постный сахар хорош — чисто мармелад.
Выходя от красавицы, садится Никита Иваныч в пролетку и говорит:
— Что ты это мне просфоры-то, нянька говорила, подаешь, Игнат, от кого это?
— Увольте, — говорю, — как сказать, не знаю…
— Чего «увольте», говори, кто о здравии моем радеет так?
— Да ведь от барыни этой, что в Грузинах вас провожает. Только говорить не велено.
— Да что ты? — удивился Никита Иванович. — Понять невозможно, ведь она… не православная. А вот душа-то какая! Вот душа! Игнат, дело у меня на большой сурьез становится — понять надо. Раз обо мне о здравии поминает, так дело к Красной горке подходит. Понял?
— Как не понять! Чего ж еще? — отвечает серьезно Игнат.
Привез Игнат Сергеева домой в три часа утра. Не жрамши был. Вынимает Никита Иванович из бумажника деньги, говорит:
— Пытал, — говорит, — Игнат, о просфорах — не сознается. Вот душа! Знать, к Красной горке приехал.
Четвертную дает кучеру.
— Пошли, — говорит, — детям в деревню.
Моет Игнат пролетку. Дворник стоит напротив, лениво глядит, как тот моет.
Игнат помоет, положит мочалку и глядит на дворника, а кругом на голубом небе весны блестят, как бисер, весенние листочки берез. Сверкают маковки церкви Утоли моя печали.
Игнат говорит дворнику:
— Чего теперь скажешь, как ему угодить? Ум раскорячился, не знаю, что ему в угоду сказать…
— Эх ты…-- смеялся дворник. — Скажи ему, когда дожидаться будешь в Грузинах, что околодочный опять подходил, плакал. «Одно, — говорит околодочный, — пойду я к Афросинье и прямо на колени паду и скажу — не откажите со мной в супружество вступить…» Вот он тут на стену полезет, что хошь с ним делай. А ты скажи: беда у меня, пожар, дом сгорел, да вроде как заплачь. Гляди, полсотни отвалит, а то и боле.
Рассердился Никита Иванович, когда рассказал Игнат про околоточного.
— Я, — говорит, — с ним слажу. Покажу ему.
Очень сильно задумался. А Игнату на постройку дома двести целковых дал.
Купец Сергеев на праздник светлый к обеду позвал околоточного из Грузин. Тот удивился, но приехал в Сущево к домовладельцу. После обеда позвал околоточного в кабинет. А за занавеской у окна приятелей своих поставил, так ловко, чтобы не видно было. Свидетели чтоб были. Ну и говорит в кабинете околоточному:
— Дельце у меня к вам есть щекотливое. В Грузинах живет у вас в вашем околотке Афросинья Леонардовна. Прямо позвольте вам сказать — оставьте ее без внимания, так как я серьезные на нее имею намерения. И вот, позвольте предложить…
И кладет три тысячи прямо перед околоточным на стол.
Околоточный удивился и молчит. На деньги смотрит.
— Вы ведь с ней знакомы?
— Нет, — говорит околоточный. — По книгам, конечно, значится в участке у нас.
«Вот, — думает про себя Никита Иванович, — штучка, крючок полицейский… Мало дал…» И из бумажника вынимает еще две тысячи. «Не устоит», — думает, и на стол кладет.
Полицейский смотрит в недоумении на него и на деньги. И в душе околоточного сразу с быстротой проходит его жизнь.
«Вот взять деньги, Володичку в гимназию помещу. Надя подрастает — приданое, за офицера отдам. А Ефремова встречу, так погодит один мадеру пить, я ему покажу, как мадеру да херес пить… Пускай поглядит. И службу брошу, на Дон уеду к себе…»
И говорит Никите Ивановичу:
— Приходится присматривать. Разные есть. Туды студенты ходят. Тоже то-сё… По должности приглядывать должон…
Взял деньги и положил в карман.
— Не извольте беспокоиться…
И в коридоре, прощаясь, сказал:
— В ваши дела входить мне не приходится, человек вы еще молодой. То-сё… Не мое дело. А я при службе, забота, дети. Проводите-ка меня до портерной.
А в портерной околоточный взял расписку с Никиты Ивановича, что получил на бедных невест, — и все тут…
Сидят приятели Никиты Ивановича и обсуждают.
— Смотри, Никита Иваныч, слышал — к ней студенты ходят… Сам знаешь, какой народ… Отступись…
— Так ведь я пять тыщ на это дело отмахнул. Деньги-то, неужто зря?
— Ну что, — говорят приятели, — наживешь, не обеднеешь…
В Грузинах, мрачнее тучи, садился в пролетку к Игнату Сергеев. Кучер Игнат, улыбаясь, сказал:
— И… свадеб теперь что! Самая Красная горка…
— Довольно! — закричал Сергеев. — «Хороша! Хороша!» Все пели, «хороша», а у ней под кроватью сегодня, слышу, кто-то икает… поглядел, а там студент пьяней вина. На меня бросился… За ворот схватил… Ну, я тоже дал сдачи… А она за него! Правда, околоточный говорил: «Приглядывать надо». Да ты говорил мне — околоточный жениться хочет. Все враки — она со студентами путается… Дурак!
— Да вить… да вить… Никита Иваныч… Вить у вас околодочный-то не тот был!..
— Вот те и Красная горка! — вздыхал Сергеев, качая головой.
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Красная горка — Впервые: Возрождение. 1938. 25 марта. Печатается по газетному тексту.