За Русь Святую!
М.: Институт русской цивилизации, 2014.
КРЕСТОВЫЙ ПОХОД НА РОССИЮ[править]
Чем ты, Русь терпеливая, многострадальная, так озлобила вечно волнующийся, коварный Запад? Кровь свою жалела, что ли, ты для обитателей его, когда они восставали друг на друга и, избитые, посрамленные, простирали к тебе дрожащие руки свои? В чужие дела, что ли, мешалась ты ради своих только выгод и интересов? В куске хлеба отказывала что ли, налетавшей на поля твои иноземной саранче? Нет, никто не упрекнет тебя в этом! А между тем косятся на тебя другие народы и государства, забегают на путь-дорогу, по которой ты идешь не торопясь к великой твоей цели, и всеми силами стараются забросать сметьем и мусором, запорошить и затуманить изгарью лежащую перед тобою необозримую даль. Нет такой лжи и клеветы, которых бы не позволили себе досужие писаки, коль скоро припадает им охота посудачить о России: честь, совесть, историческая правда, даже логика — все приносится в жертву ожесточенной злобе против пугающего их колосса, ими нареченного «Московией».
Читатели наших русских газет, без сомнения, знакомы несколько с руганью и клеветами на Россию французского публициста де-Мазада [1], — но то, что писал он про нас, — это лишь цветики против ягодок, вырощенных каким-то Анри Мартеном (Henri Martin) [2]. Этот господин призывает теперь всю Европу соединиться и ополчиться на Россию, чтобы нас, русских, которых он называет туранцами, не принадлежащих, по его щучьему веленью, к семье европейских народов, выгнать в Азию и предоставить «Европу европейцам»; а нас, бедных, заключить в пределах уральско-туранских, подобно тому как некогда Александр Македонский заклепал в гиперборейских горах диких азиатов в песьими головами. Надо быть очень уверенным в невежестве Европы насчет России, чтоб говорить то, что говорит Анри Мартен. Книга его есть жесточайшее оскорбление, но не для России, а для Европы, над невежеством которой так злостно издевается автор, если только невежество может издеваться над подобным же себе невежеством. Тут есть все: и производство австрийских галичан от галлов на том основании, что будто русский Галич был некогда «страною галльскою» (le pays gael ou gaulois), где прежде жили «умбрские галлы» Птоломея; тут есть и русские этнографы — Погодин и Милютин, и академики Костомаров, Кулиш и Белозерский, которые, изволите видеть, находятся ныне «в ссылке», и наш летописец препод. Нестор, произведенный в поляки, и Шафарик как свидетель того, что русские не принадлежат к славянам, — словом, тут есть все, чему могут поверить разве только в Судане или Голконде.
Будем однако ж продолжать передачу бредней писаки, очевидно действующего под влиянием чуждой французам национальности. В предисловии к своей книге Анри Мартен задает себе вопрос: «Что такое Европа и что такое Россия?» В ответ на это он ведет параллель между тою и другою. Европа, говорит он, есть ассоциация, дурно или совсем неустроенная, — разнообразие наций, которые имеют сознание своей гармонии далеко неполное. Россия же есть единство, почерпающее свое самосознание в деспотизме, которым будто бы оно создано и которым держится. Основа европейского общества лежит в личной свободе, семье и собственности: в России ничего нет подобного. Европа, с самого начала организования новейших обществ, шла путем постепенного прогресса: русское, мо-сковитское или «туранское» единство шло своим путем развития, по-турански. Сначала оно выражалось в своей собственной форме — в «татарской» — в Аттиле, Чингисхане, Тамерлане и турецких султанах; а «теперь оно, более опасное, наряжается в европейский костюм» и имеет то преимущество пред европейскою цивилизацией, что имеет пред собою цель — всемирное владычество. С Петра Великого образ его действий состоял в том, чтобы иметь европейскую наружность; а теперь (то есть после усмирения Польши, когда мы высказались все как один человек, что мы русские) под русским явился туранец, татарин. «Вот где безмерная важность предмета! — восклицает он. — Европа это увидела и не действует!» Как же действовать? А вот как: поднять снова польский вопрос — «эпизод русско-европейского вопроса», эпизод центральный, вокруг которого вертится все остальное. "В силу этого Анри Мартен требует войны не на живот, а на смерть. Чтобы возбудить к этому общественное мнение, он изыскивает все средства, хватается за всякую клевету, лишь бы представить Россию невообразимо дикою, азиатскою страною и бесконечно опасною для Европы. Для этого он выдумывает басню о борьбе двух начал — доброго и злого, Ирана и Турана, и всех европейцев вне России называет арийцами, а нас, русских, — туранцами, как будто от этих нелепо придуманных названий выигрывает дело. За недостатком собственной изобретательности Анри Мартен прибегает к помощи Тьера, который в своей «Истории консульства и империи» в одном месте выразился так: «Когда русский колосс будет одною ногою у Дарданелл, а другою у Зунда, — старый мир сделается рабом; свобода убежит в Америку. Ныне — химера для умов ограниченных — эти печальные предвидения когда-нибудь жестоко осуществятся. Европа, по несчастию разделенная, подобно городам Греции перед царями Македонии, без сомнения, испытает ту же участь, как и Греция». Вот слова Тьера, которыми Анри Мартен грозит Европе! Он говорит, что три года занимался изучением вопроса об «общественном европейском спокойствии», и теперь представляет Европе результаты своих исследований. Нечего сказать, стоило учиться три года, чтоб так искажать историю!
Вычитав у Шницлера [3] о естественной границе России на западе, которая идет Карпатами, а потом через Рудные Горы (Эрцгебирге) и Эльбу проходит к Немецкому морю, минуя Балтийское, — Анри Мартен бьет набат, как будто мы и в самом деле уже отняли пол-Европы, и пугает Германию небывалыми ужасами. «Послушай, Германия! — вопиет он. — Естественная граница империи царей — это Карпаты, продолженные через Рудные Горы и Эльбу до Немецкого моря. Туда попала Силезия, туда попал сам Берлин. Это приговор географии, и этот приговор исполнится над Эльбою, если Европа не возвратит его к Днепру».
Так вот куда метит новый Петр-пустынник, три года изучавший вопрос о спокойствии Европы и не заметивший того, как его пером стала водить шаловливая рука какого-нибудь огорченного пана, в свою очередь слышавшего от какого-либо велеученого ксендза, что вельможные предки пана доходили до Днепра и за Днепр и как на Днепре, так и за Днепром были жестоко побиваемы украинскими хлопами. Действительно, когда-то малороссы топили в Днепре ляхов за их бесчинства; правда и то, что когда-то в Малороссии гайдамаки вешали на одних релях ляха и собаку: но это еще не значит, чтоб ляхи приобрели право на Днепр и Малороссию.
Россия, которую Анри Мартен называет «Московией», тем именно стала опасна для Европы, что с Петра Великого вступила в систему европейских держав. «Чужая Европе, — говорит он, — и трактующая Европу как чужую, Московия стала коренным врагом Европы, после того как Петр Великий ввел ее в европейский мир, нарушив закон природы и сделав это в то самое время, когда сам же силился расширить ее до самых крайних пределов Азии, чтоб дать ей возможность поглотить в себя все племена татарские или турецкие, от Урала до Китайского моря. Московия, какою он ее сделал и какою она развивалась при его преемниках, была чем-то вроде двойного чудовища, империею пантуранскою для племен Азии, панславистическою и пангрекославянскою для запада».
Так вот в чем сила, вот что пугает и чем пугают Европу досужие заграничные писаки! Это — идея нравственного объединения славян. "Борьба, — восклицает Анри Мартен, — между Россиею и Европою неизбежна; народ русский не может быть ничем изменен, как только поражением его; и если Россия не будет побеждена, — Европа погибла. Все войны между европейцами суть войны гражданские, междоусобные: с московитами же война есть война иноземная, война за «быть или не быть». В силу такого убеждения Анри Мартен почти на каждой странице своей книги взывает к Европе, чтоб она соединилась в одну «европейскую федерацию» против нас, русских, которых он величает «варварами», «деспотами», дикими сынами степей, туранцами, пантуранцами, потомками Чингисхана, чудовищами просто и потом политическими чудовищами, даже двойными чудовищами, бичами Божими и т. д. Все, что у нас ни делается, все наши реформы, начиная от освобождения крестьян и кончая гласным судом, — все это, говорит он, похоже на то, как в «Messe Noire» черт пародирует обедню. Особенно изволите видеть, русские с тех пор стали «двойными чудовищами», когда по поводу возникших в Европе увлечений, вызванных польскими сплетнями и подкупною заграничною печатью, Европа вздумала было диктаторствовать над нами и когда все русские со всех концов величайшей в мире империи, без различия сословий, званий и вероисповеданий, единодушно и единогласно сказали перед целым светом, что они сумеют отстоять и свои права, и свое единство[1]. С этой поры русские окончательно испортились и стали людоедами, «двойными чудовищами», чего, конечно, не случилось бы и нас, туранцев, пожаловали бы в европейцы, если б мы струсили, ударили челом нашим указчикам и уступили своим врагам половину России, по самый Днепр. К удивлению и огорчению Европы, мы, грубые туранцы, незнакомые с вежливым европейским обращением, отвечали на дерзкие притязания врагов взрывом страшного негодования, за каковой поступок господин Анри Мартен и Ко назвали нас дикими «хамитами», потомками Хама, проклятого сына Ноева, недостойными войти в семью «иафетидов», благословенных сынов благословенного Иафета. К этому преступлению в последнее время прибавлено нами еще новое, тягчайшее: мы заговорили, тоже единодушно и единогласно, что и все прочие славяне, находящиеся в услужении на побегушках у благородных иафетидов, такие же, как и мы, — туранцы и «хамиты» и что наши взаимные симпатии все более и более крепнут, тогда как благородные иафети-ды недавно перерезались не на живот, а на смерть и одна часть немецких иафетидов выгнала из своей семьи другую часть иафетидов, указав ей дорогу к хамитам.
Оборот дела, действительно, не совсем благоприятный для их благородия, господ европейцев. Анри Мартен рисует две картины, из которых одною пугает Европу, а другою обездоливает Россию. «Или, — говорит он, — Европа исчезнет, весь континент падет под ярмо азиатского деспотизма; Англия исчезнет, задавленная между Россиею и Америкою, и не останется ничего, кроме двух держав на земле, которые разделят между собою свет и тьму; вся моральная жизнь убежит в другое полушарие… Или Европа проснется, и Всероссийская Империя обрушится; останется лишь Царство Московское, или Великая Россия. И будет тогда три державы, из которых московская будет самою меньшею: будет федерация европейская, Североамериканские Соединенные Штаты и Московия Волги и Урала, господствующая над севером, над центральным и крайним востоком Азии, с возможностью удержать свое место в гармонии этого шара, вместо того чтоб раздроблять его и колебать. Если она покорится этой роли, тогда она не будет более врагом Европы».
Совет спасительный; но едва ли мы, по своим хамитским наклонностям, сумеем оценить всю спасительность этого французско-польско-иафетидского совета. В совете этом мы, между прочим, вот чего не можем понять: молочный наш братец хочет отбросить нас в Азию; а в другом месте своей книги делает нам такое предостережение: «…что касается Сибири, то пусть московитское правительство страшится и избегает развития этой страны, потому что когда-нибудь оно найдет там кару как прямое следствие того способа, каким оно населило Сибирь». А как же сами иафетиды-то не боятся кары со стороны всех хамитов, которых они намерены сослать в Азию, на равнины Турана? Ведь уж если следовать логике и исторической необходимости, то сосланные в Азию хамиты, рано ли, поздно ли, возвратятся в Европу, и тогда иафетидам будет плохо.
Непостижимо, право, как это правитель Франции и его министры, по-видимому состоящие с нами в дружественных отношениях, допускают подобные выходки! Кроме указанного нами сочинения, при всей бессмыслице своей разжигающего страсти, и разных брошюр, бросаемых в нас польскою эмиграцией, недавно один из французских живописцев Тони Роберт Флери (Tony Robert Fleury) [4] написал большую картину, сюжетом которой служит «Варшава в день 8 апреля 1861 года». Известно, что в этот день войска наши, находившиеся в Варшаве, подверглись величайшим оскорблениям как в личном, человеческом своем достоинстве, так и в национальном. Для разогнания буйной толпы были употреблены слишком кроткие меры; а все-таки человек пять или шесть пали жертвою своего безумия. Вот этот-то момент и взят Робертом Флери для своей картины, но только совершенно в искаженном виде и в самом благоприятном для мятежников, представленных страждущими невинностями и беззащитными жертвами мнимого зверства. Картина изображает Варшаву, объятую пламенем; на улицах толпы народа, молящегося Богу в самых патетических позах, со слезами умиления на глазах, с руками, поднятыми к небу. На первом плане русские солдаты прикалывают штыками молящихся стариков, жен и детей; вдали виден дым пушечных выстрелов; и среди молящейся толпы падают раненые и валяются убитые юноши и девицы. Словом, картина представляет беззащитный город, взятый приступом дикими ордами Атиллы или Чингисхана, жители которого обречены поголовно на смерть.
Можно ли что-нибудь выдумать возмутительней такой клеветы! В книге еще туда-сюда: но картина… ведь она бросается в глаза всякому и возбуждает одинаково человека образованного и необразованного, богача и пролетария. Изделие Роберта Флери выставлено в Париже в одном из лучших магазинов, на самом бойком месте и привлекает огромные массы парижан, которые плачут об участи Польши, проклинают Россию и, конечно, от души верят в ужасное варварство русских. Польская эмиграция не могла остаться равнодушною к произведению французского маляра; один из стихоплетов, бежавших из лясу, написал бессмысленнейшие вирши в честь Роберта Флери; вирши его переведены на французский язык звучными стихами, скрывшими бессмыслицу подлинника. Польский оригинал, мало, впрочем, кому понятный, и французский перевод напечатаны на прекрасной бумаге, в две колонны. На заглавной странице символический политипаж со знаменами, на которых надписаны названия всех частей, о присвоении которых мечтают обезумевшие поляки: Русь Белая, Русь Червонная, Русь Черная, Волынь, Подолия, Смоленск, Жмудь, Украина, и подпись: «Тони Роберту Флери от эмиграции польской за патриотическую картину — Варшава 8 апреля 1861 г.»
Вирши раздаются чувствительным парижанам и парижанкам даром или продаются по самой ничтожной цене, и таким образом пропаганда, враждебная России, идет быстро. Зато в обилии курится фимиам перед Францией, выставляется в идиллическом свете Польша и польская эмиграция, опозорившая себя убийствами, лжами, клеветами и деланием фальшивой монеты.
И такие стихи дозволяются к публичной продаже одною из дружественных нам держав! И такие картины выставляются в той стране, повелитель которой торжественно произнес, что «империя — это мир!». Удивительно и непостижимо! Впрочем, давно уже сказано: si vis pasem, para bellum… то есть со врагом мирись, а камень держи за пазухой…
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Печатается по единственному изданию: Аскоченский В. И. [Без подп.] Крестовый поход на Россию // Домашняя беседа. — 1866. — Вып. 40. — С. 894—900.
[1] Мазад (de Mazade) Шарль де (1821—1893) — французский писатель. Был одним из главных сотрудников «Revue des deux Mondes», где опубликовал не менее пяти тенденциозных статей о России. Отдельно изданное сочинение «La Pologne contemporaine» (1863) также было написано «в духе, далеко не сочувственном России».
[2] Анри Мартен (1810—1883) — автор многих книг по истории Франции, масон, сенатор (1876—1883), на основе идей русофоба Ф. Духинского в 1866 г. опубликовал работу «Россия и Европа» (Henri Martin. La Russie et l’Europe. — Paris, 1866. — 431 p.), которую двумя годами спустя издал на немецком языке (Henri Martin. Rußland und Europa. — Hannover, 1869. — 455 s.).
[3] Шнитцлер (Schnitzler) Иоганн Генрих (1802—1871) — исто — рик и статистик. В 1823—1828 гг. жил в России домашним учителем, собирал материалы о России. Летом 1864 г. он предпринял второе путешествие в Россию. Автор сочинений: «Essai d’un statistique generale de l’empire de Russie» (Paris, 1829) и «La Russie, la Finlande et la Pologne, tableau statistique, géographique et historique» (Paris и СПб., 1835); «Historie intime de la Russie sous les empereurs Alexandre et Nicolas» (Paris, 1847); «La Russie ancienne et moderne, histoire, description, moeurs» (Paris, 1854); «L’empire des Tdsars au point actuel de la Science» (Paris и СПб., 1856—1866); «La mission de l’empereur Alexandre II et le general Rostoftsoff» (Paris, 1860); «Rostopchine et Koutouzof, ou la Russie en 1812» (Paris, 1863) и др.
[4] Робер-Флери (Robert-Fleury) Тони (1837—1911) — французский художник.
- ↑ Анри Мартен похваляет однако ж газету «Голос» за то, что она защитила поляков, которым у нас приписывали страшные пожары и внутреннюю, кроиешнюю агитацию. Не поздоровится от этаких похвал!..