В. В. Розанов[править]
Критические заметки[править]
Сотрудники — студенты и курсистки. «Чего это стоит?» — может спросить скептически читатель. На это можно ответить: «А чего стоят Записки Дьяконовой („Дневник“ ее, за время прохождения петербургских Бестужевских курсов), — вышедшие уже 4-м изданием и составляющие одну из самых свежих русских книг конца XIX века?» Указание на Дьяконову — все разрешает. «Студенческая литература» или «студенческая письменность» может быть глубоко интересной, наконец даже — значительной, если студенты и курсистки не будут повторять, подражать и вообще быть «не я», а упорно и настойчиво «останутся собою». Тогда с волнением, с негодованием, а случится — и с затаенною любовью, на них оглянется и «большая зрелая литература».
Студенты и курсистки — это наше «завтра». Кому же это не интересно? Разумеется, — всем интересно. К сожалению, и студенты, и курсистки у нас «захватаны» и отчасти «захвачены», как плохо положенная и никому не принадлежащая вещь. Отношение к ним — чисто бездушное. В них не видят «я», а ищут в них «своего». «Мои мысли», «мои убеждения», «наша партия», — насколько-то вы, молодые люди, все это «принимаете»? И если курсистки и студенты «принимают» это чужое и отрекаются от своего «я», — их тоже «принимают», «усаживают» в передних рядах литературного партера и поют — «славу». Но, Боже мой, если они останутся «собою» — их проклянут.
О «Вешних Водах» за первый год их существования можно сказать, что они ничего пока интересного не выявили, но заявили решительное стремление быть «собою», а не «чужою вещью». Вот страница в октябрьско-ноябрьской книжке, «О современном писательстве», которую можно читать как программу журнала. Статья написана в виде диалога:
« — Доказывать их убожество (современных писателей) не приходится… Но что всего удивительнее, так это наша публика, наша, с позволения сказать, — интеллигенция, которая является главным и единственным потребителем этого хлама… Народ, наш русский народ, тот несоизмеримо более чуток к правде, в широком смысле этого слова, — и одним взглядом своим чутко определяет, что перед его глазами — гниль или — здоровье. Я как-то пробовал давать простолюдинам читать книжки современных „писателей“, наиболее ярких и „цельных“. И что же? Книжки мне возвращались довольно быстро, дня через три-четыре. Возьмут, перелистают первые страницы, пройдутся метким словцом насчет замысловатого рисунка на обложке и отложат в сторону. — „Скучно“, — говорят. И это — не случайность; даже больше: подобное пренебрежительное отношение к современным корифеям пера наблюдается ныне и слоем повыше. В некоторых петроградских семьях, где, помню, раньше буквально упивались Лазаревскими, He-Буквами, Муйжелями, Ценскими, — ныне о них даже не вспоминают. Из архива извлекаются запыленные — Тургенев, Данилевский, Лесков, Достоевский. С горячим увлечением читают этих титанов мысли и слова, — читают и удивляются силе и красоте „Дыма“, „Накануне“, „Соборян“, „Черного года“, „Преступления и наказания“.
— Пятимся назад?
— Да, если хотите, пятимся назад. Но этот возврат к прошлому не зазорен, не роняет нас ни на йоту, не омрачает наш „образованный горизонт“ ни тенью ретроградства или „затхлого консерватизма“. Наоборот — данное, чрезвычайно характерное для нашего времени явление служит ярким и весьма красноречивым доказательством того, что мы — интеллигентная Россия (курс, статьи. — В.Р.), начинаем нравственно возрождаться, начинаем сбрасывать с себя так ловко когда-то накинутую на нас пеструю ветошь слепого преклонения перед всем безличным (мой курсив. — В.Р.). Канканирующему декадансу, истерическому космополитизму, архипошлейшему модернизму и прочим подсунутым нам со стороны антинациональным „измам“ пришел конец. Все это наносно, все это глубоко чуждо русской душе (мой курсив). И как ей, поистине многострадальной, ни прививали (мой курс.) самооплевание, кощунство, половую разнузданность, — как ей ни внушали, что она, во имя мировых принципов равенства и свободы, должна (курс, статьи) восхвалять политиканствующее бунтарство, должна проповедовать хулиганскую философию, как ей ни вдалбливали все эти новейшие продукты передовой цивилизации, как ни усиливались привить ей идеологию братоубийцы Каина, — увы, из этого не вышло ничего, почти ничего. Русская душа, широкая, стихийная и вольная, как мысль, — гордая, прекрасная и чистая, как любовь, — одним могучим взмахом своего мятущегося духа свела на нет крохоборов, оскопителей русского слова и мысли славянской… Почти — ничего, — ибо то, что „вышло“, ныне без следа утонуло, вместе с субботними слугами, в хаос косноязычия и половых проблем.
— Да, но идти вперед все-таки нужно!..
— И мы пойдем, — только пойдем уже не на помочах.
— Значит, мы, по-вашему, переживаем „писательский кризис“?..
— Пожалуй… Писатели с русской душою, писатели школы Тургенева, Лескова, Достоевского всегда жили, правда в незначительном количестве (курс, статьи), — но их побивали камнями, вокруг их имени сплетали прочные тенета лжи и предубеждения. С каждым днем силуэты их ныне все ярче и ярче вырисовываются на фоне выздоравливающей жизни наших дней. Лучи подлинно русской литературы уже озаряют горизонт, и недолго осталось до того момента, когда русская красота (курс, статьи), разливая вокруг себя гармонию правды и любви, вновь ослепительно засверкает и вновь до основания потрясет весь мир, наследницей которого она является… И жизнь будет проще, чище, — жизнь, поверьте, будет красивее!..
— Да, но… с тех пор, как умер ребби Меир, исчезли слагатели притчей, — сокрушенно вздохнет читатель, — с тех пор, как умер Бен-Азай, нет более прилежных…
— Что же делать, что же делать?! Вы все-таки посоветуйтесь с Левиным из „Речи“, — он, может быть, утешит вас в этом…»
Для студенчества — это совершенно новый тон слова и ход мыслей. Для общей же литературы хотя сказанное и не ново, — но сказано очень хорошо, полно и ярко. Что же, господа, — выгребайтесь!
Дружно гребите во имя Прекрасного
Против течения.
Вам должна помочь и общая литература, и целое русское общество, — заботою, вниманием. Издатели журнала — студент Вяч. Игнатович и курсистка А. Спасовская, адрес редакции — Петроград, 7-я Рождественская улица, д. 4, кв. 13, телефон 67-74. Эпиграфом к журналу поставлены слова Пушкина: «Дорогою свободной — иди, куда влечет тебя свободный ум». Главная задача журнала — «отражать на своих страницах жизнь, думы и творчество русских студентов». Цена годовая 4 руб. Это — решительно интересно и — решительно может быть поддержано. Один совет: по переписке, бывавшей у меня с некоторыми студентами и курсистками, я определенно знаю, что там бродят мысли очень значительные и сказывающиеся местами с замечательною силою и огнем. На страницах «Вешних Вод» я таких мыслей и слов не нашел. Отчего? Редакторы, явно, недостаточно деятельно ищут и зорко смотрят. Они не смотрят по затененным уголкам студенчества, где сидят молчаливые, не высказывающиеся в печати фигуры. «Писатель» — не всякий, кто пишет; но и не всякий, кто молчит пока, — не писатель. Нужно кой-кого пробудить и вызвать к слову. Нужно широко развить при «Вешних Водах» отдел писем в редакцию, — где под скромной формой «письма» могли бы появиться целые статьи, исповеди, развития своего взгляда на вещи, на события, на лица. «Сложившееся» или «зреющее убеждение» — ценная вещь. Конечно, в студенчестве происходит уже теперь огромная работа, — и если бы «Вешние Воды» выявили ее, это была бы ценная заслуга вообще в обществе, вообще в литературе. Ведь не без причины почему-то Достоевский выразителей своих основных идей, своих гениальных слов брал из студентов, из «подростков». «Молодо» не всегда значит «зелено». Между студентами есть и «желторотые», а из курсисток «желторотихи». Пусть — поговорят. Все возрождается в эти важные дни; впереди всего — пусть возрождается молодежь, говорит — от себя, без «чужих слов». Слов чужих и поддельных — не надо. Между прочим, в октябрьско-ноябрьском номере журнала отведено много места обзору студенческих манифестаций в последнем месяце, — народно-патриотического характера. Сами эти манифестации казались каким-то чудом на студенческом фоне, и не одну седую голову, вероятно, заставили произнести: «Ныне отпущаеши, Владыко, — раба Твоего с миром». Народность университетов — это величайшая тема времени. «Подай, Господи», — скажем словами пев чих в литургии; или, пожалуй, по-военному: «Здорово, ребята!»
Впервые опубликовано: Новое Время. 1914. 18 нояб. № 13897.