В. В. Розанов
К открытию 2-й сессии Г. Думы[править]
Газеты наперерыв одна перед другою ловят сообщения и слухи, так или иначе заставляющие ожидать острых инцидентов в Г. Думе, партийных столкновений, щекотливых запросов министрам или, лучше сказать, допросов министров и т. п. «Почему „Московские Ведомости“ переданы министерству внутренних дел, и кем арендуется типография Московского университета», и т. п. Нельзя не заметить, что эти запросы снизу совершенно походят на знаменитые законопроекты сверху о прачечной и оранжерее, внесенные в первую Г. Думу. И как смеялись тогда, и это было унизительно для администрации, так не могут не рассмеяться многие и теперь, и таковой запрос унизителен для достоинства народного представительства в стране. Но с исходом печальнее, ибо престиж министерства Горемыкина затрагивал только личность Ивана Логиновича Горемыкина, а престиж Г. Думы показывает разум всей страны. С этим нужно считаться и около этой величины надо бережно ходить.
В особенности счеты об аренде университетской типографии будут позорны теперь, когда достоинство всего русского государства поставлено в столь критическое положение махинациями Австрии и все славянство взволновано до самого дна своего. Отдельные кружки и лица, мучащиеся судьбой московской типографии, — что мы, впрочем, считаем только одним из множества показателей нашей политической мелочности, — не замечая сами того, толкают Россию на путь разлагавшейся Польши, которая и погибла в мелочах и от мелочей, опустив все главное. Наши внутренние счеты либералов, радикалов и консерваторов отражают только презренную муть в русских головах, отражают презренную мелочность души русского обывателя, которая никак не может подняться над «ссорою Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем» и над тем невыносимым обстоятельством, что кто-то кого-то обозвал «гусаком». Недалеко от этой истории, рассказанной Гоголем, отстоит большинство «сенсационных известий», приносимых нашею якобы политическою печатью, а тяжба об избиении г. Милюкова и разбор избиения этого у мирового судьи и совсем просится под перо Гоголя. Сюжет не американский, а уж очень русский.
Достоинство России, честь России, благосостояние России, упорядочение бесчисленных непорядков, которыми не кипит она, а кишит она, — вот задача народного разума, отраженного в народном представительстве. Довольно делиться, пора соединяться, надо оставить внутренние счеты, когда Hannibal ante portam (Ганнибал у ворот (лат.)). Государственная Дума должна со всею полнотой понять, что враги России ничто так не учитывают в свою пользу, как то, что и в минуту опасности русские не сумеют соединиться в дружную силу, дружный отпор; что наше мелочное общество не оставит своих «интеллигентных» препирательств и пред внешнею грозою, как оно позорно препиралось внутри своих кружков в год японской войны. Настала Дума, пришел этот народный разум; и иностранцы с злорадством увидели, что и она не дала того единства знамени стране, около которого могли бы соединиться все русские люди, как на общем и бесспорном. Этот думский разлад бесспорно учитывается иностранною дипломатиею как прибавка к ее силе. Беззаконный захват Боснии и Герцеговины есть в гораздо большей степени насмешка над русским народным представительством, чем оскорбление русского министерства иностранных дел, ибо он и совершен был только в расчете, что русскому министру иностранных дел нельзя опереться ни на какое национальное чувство, «совершенно у русских отсутствующее». Нечего сказать, постарались наши космополиты, с пером в руке и с плюмажем на шляпе, аттестовать себя. «Самоопределились», — как говаривалось года два назад.
Грозные часы пришли, и Россия стоит перед великими крахами, если не выздоровеет ее голова, ее образованный класс. Этот класс усвоил себе иностранное имя «интеллигенции». Она напоминает русского портного «из Лондона и Парижа», шившего платье на мертвые души. России нужна не «интеллигенция» с ее почти классовыми интересами, почти профессиональною узостью, а нужен слой русских образованных людей, которые не напрасно носили бы и имя «образованных», не напрасно носили бы и имя «русских». Вот что нужно стране, без чего не может существовать государство, что составило бы честь общества. Огромный недостаток Союза русского народа, сводящий к бессильной шумихе его деятельность, заключается в том, что на чашу весов его не положена наука, не положена образованность, а в XIX и XX веке без них шагу ступить нельзя; а кадеты свалились в ничтожество от того, что они классовым способом представительствовали классовые симпатии интеллигенции, и до такой степени были мало русскими, что с думской кафедры один из них, конечно «профессор», предложил исключить имя «Россия» из официального и, по крайней мере, из думского языка. При таких и подобных мудрецах, якобы «представительствующих» русский народ, соседи России не могли не набраться мужества. К счастью, эта муть и этот позор прошли или проходят. Уже сейчас Россия не та, что была при второй Думе, и она не только иначе представлена в Думе, но за два года мучительных, горьких испытаний она и вне Таврического дворца стала совсем другою. До некоторой степени стали умнеть даже кадеты, которые в первой Думе казались поевшими куриной слепоты. Они и с внешнего вида подались назад, а про себя, вероятно, таят очень горькие и совершенно трезвые мысли.
Движение к единству, сплочению всех русских, движение к государственности — вот пожелание, с которым встретит русское общество вторую сессию 3-й Думы. Россия несет на плечах воспоминание пережитых испытаний, но она не клонит головы перед могущими настать новыми испытаниями, и вообще никуда не бежит и не собирается бежать. Те, кто напирает на славянство, на чашу славянских весов должны положить русскую гордость. Она есть и она не спрячется от них как мышь, — на это нечего рассчитывать. В России есть неистощимое терпение, и об это терпение разбивалось в прошлом много раз даже соединенное европейское могущество. Австрия может очень ошибиться, рассчитывая на пассивное отношение русских к событиям на Ближнем Востоке. Россия может ответить ей чем-то более существенным, чем «огорчение» ее дипломатов: и если Турция не отдала Болгарии в 1877 г. без борьбы, хотя и была уже истомлена восстаниями и неурядицей, то воображать, что славянский и русский мир безмолвно преклонится перед волею венского барона, — значит похоронить в своей мысли среди мертвецов и Россию, и славянство. Но мертвые встают иногда, и тогда живые очень пугаются. Это может быть принято во внимание Веною.
Г. Дума очень внимательно выслушивает г. Извольского, и тем лучше, даже для чести русского министра иностранных дел, если он будет выслушан очень строго. Массы дают вдохновение одному, а наше министерство иностранных дел в самом деле живет давно без вдохновений, и это не к чести русского общества. Поднимется оно — и будет вправе заговорить иначе и г. Извольский перед лицом западных держав.
Впервые опубликовано: «Новое Время». 1908. 15 окт. N 11708.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_k_otkrytiu_2_sessii.html.