К характеристике экономического романтизма (Ленин)/Глава II/IV

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
К характеристике экономического романтизма — Глава II., IV. Практические пожелания романтизма
автор В. И. Ленин
Опубл.: в апреле — июле 1897 г. в журнале «Новое Слово» №№ 7—10 Подпись: К. Т— н. Источник: Ленин В. И. Полное собрание сочинений : в 55 т. / В. И. Ленин ; Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС — 5-е изд. — М.: Гос. изд-во полит. лит., 1967. — Т. 2. 1895 ~ 1897. — С. 226—233.


IV. Практические пожелания романтизма

Теперь мы постараемся свести воедино общую точку зрения Сисмонди на капитализм (задача, которую поставил себе, как помнит читатель, и Эфруси) и рассмотреть практическую программу романтизма.

Мы видели, что заслуга Сисмонди состояла в том, что он один из первых указал на противоречия капитализма. Но, указавши на них, он не только не попытался анализировать их и объяснить их происхождение, развитие и тенденцию, но даже взглянул на них, как на противоестественные или ошибочные уклонения от нормы. Против этих «уклонений» он наивно восставал сентенциями, обличениями, советами устранить их и т. п., как будто бы эти противоречия не выражали реальных интересов реальных групп населения, занимающих определенное место в общем строе современного общественного хозяйства. Это — самая рельефная черта романтизма: принимать противоречие интересов (глубоко коренящееся в самом строе общественного хозяйства) за противоречие или ошибку доктрины, системы, даже мероприятий и т. п. Узкий кругозор Kleinbürger’а[1], который сам стоит в стороне от развитых противоречий и занимает промежуточное, переходное положение между двумя антиподами, соединяется тут с наивным идеализмом, — мы почти готовы сказать: бюрократизмом, — объясняющим общественный строй мнениями людей (особенно людей, власть имущих), а не наоборот. Приведем примеры всех подобных суждений Сисмонди.

«Забывая людей ради вещей, не принесла ли Англия цель в жертву средствам?

Пример Англии тем более поразителен, что это нация свободная, просвещенная, хорошо управляемая и что все ее бедствия происходят единственно оттого, что она последовала ложному экономическому направлению» (I, р. IX[2]). У Сисмонди Англия вообще играет роль устрашающего примера для континента, — точь-в-точь так, как у наших романтиков, воображающих, что они дают нечто новое, а не самый старый хлам. «Обращая внимание моих читателей на Англию, я хотел показать… историю нашего собственного будущего, если мы будем продолжать поступать по тем принципам, которым она следовала» (I, р. XVI).

«… Государства континента считают нужным следовать Англии в ее мануфактурной карьере» (II, 330). «Нет зрелища более поразительного, более ужасающего, чем то, которое представляет Англия» (II, 332)[3].

«Не надо забывать, что богатство есть лишь то, что представляет (n’est que la représentation) приятности и удобства жизни» (на место буржуазного богатства здесь уже поставлено богатство вообще!), «и создавать искусственное богатство, осуждая нацию на все то, что на деле представляет бедность и страдания, это значит принимать название вещи за ее сущность» (prendre le mot pour la chose) (I, 379).

«… Пока нации следовали лишь указаниям (велениям, indications) природы и пользовались их преимуществами, доставляемыми климатом, почвой, расположением, обладанием сырыми материалами, они не ставили себя в неестественное положение (une position forcée), они не искали кажущегося богатства (une opulence apparente), которое превращается для массы народа в реальную нищету» (I, 411). Буржуазное богатство есть только кажущееся!! «Опасно для нации закрывать свои двери от внешней торговли: нацию принуждают этим, так сказать (en quelque sorte), к ложной деятельности, которая поведет к ее гибели» (I, 448)[4].

«… В заработной плате есть необходимая часть, которая должна поддерживать жизнь, силу и здоровье тех, кто ее получает… Горе тому правительству, которое затронет эту часть, — оно приносит в жертву все (il sacrifie tout ensemble) — и людей, и надежду на будущее богатство… Это различие дает нам понять, насколько является ложной политика тех правительств, которые низвели рабочие классы к заработной плате в обрез, необходимой для увеличения чистых доходов фабрикантов, купцов и собственников» (II, 169)[5].

«Пришло наконец время спросить: куда идем?» (où l’on veut aller) (II, 328).

«Разделение их (именно класса собственников и трудящихся), противоположность их интересов есть следствие современной искусственной организации, которую мы дали человеческому обществу… Естественный порядок социального прогресса вовсе не стремился отделить людей от вещей или богатство от труда; в деревне — собственник мог бы оставаться земледельцем; в городе — капиталист мог бы оставаться ремесленником (artisan); отделение трудящегося класса от праздного класса вовсе не было существенно необходимо для существования общества или для производства; мы ввели его для наибольшей выгоды всех; от нас зависит (il nous appartient) регулировать его, чтобы на самом деле достичь этой выгоды» (II, 348).

«Ставя таким образом производителей в оппозицию друг с другом (т. е. хозяев к рабочим), их заставили идти путем, диаметрально противоположным интересам общества… В этой постоянной борьбе за понижение заработной платы интерес социальный, в котором, однако, каждый участвует, всеми забывается» (II, 359—360). И перед этим тоже воспоминание о завещанных историей путях: «В начале общественной жизни каждый человек владеет капиталом, посредством которого он прилагает свой труд, и почти все ремесленники живут доходом, который складывается одинаково из прибыли и заработной платы» (II, 359)[6].

Кажется, довольно… Можно быть уверенным, что читатель, не знакомый ни с Сисмонди, ни с г. Н. —оном, затруднится сказать, у которого из двух романтиков, под чертой или над чертой, точка зрения примитивнее и наивнее.

Вполне соответствуют этому и практические пожелания Сисмонди, которым он уделил так много места в своих «Nouveaux Principes».

Наше отличие от А. Смита, говорит Сисмонди в 1-й же книге своего сочинения, состоит в том, что «мы почти всегда призываем то самое вмешательство правительства, которое А. Смит отвергал» (I, 52). «Государство не исправляет распределения…» (I, 80). «Законодатель мог бы обеспечить бедняку некоторые гарантии против всеобщей конкуренции» (I, 81). «Производство должно соразмеряться с социальным доходом, и те, кто поощряет к безграничному производству, не заботясь о том, чтобы узнать этот доход, толкают нацию к гибели, думая открыть ей путь к богатству» (le chemin des richesses) (I, 82). «Когда прогресс богатства постепенен (gradué), когда он соразмерен сам с собой, когда ни одна из его частей не развивается непомерно быстро, тогда он распространяет всеобщее благосостояние… Может быть, обязанность правительств состоит в том, чтобы замедлять (ralentir!!) это движение, для того чтобы регулировать его» (I, 409—410).

О том громадном историческом значении, которое имеет развитие производительных сил общества, совершающееся именно этим путем противоречий и непропорциональностей, Сисмонди не имеет ни малейшего представления!

«Если правительство оказывает на стремление к богатству действие регулирующее и умеряющее, — оно может быть бесконечно благодетельным» (I, 413). «Некоторые регламентации торговли, осужденные ныне всеобщим мнением, если они и заслуживают осуждения в качестве поощрений промышленности, могут быть оправданы, может быть, как узда» (I, 415).

Уже в этих рассуждениях Сисмонди видна его поразительная историческая бестактность: он не имеет ни малейшей идеи о том, что в освобождении от средневековых регламентации состоял весь исторический смысл того периода, современником которого он был. Он не чувствует, что его рассуждения — вода на мельницу тогдашних защитников ancien régime’a[7], которые были еще так сильны даже во Франции, не говоря о других государствах западноевропейского континента, где они господствовали[8].

Итак, исходная точка практических пожеланий Сисмонди — опека, задержка, регламентация.

Такая точка зрения вполне естественно и неизбежно вытекает из всего круга идей Сисмонди. Он жил как раз в то время, когда крупная машинная индустрия делала первые свои шаги на континенте Европы, когда начиналось то крутое и резкое преобразование всех общественных отношений под влиянием машин (заметьте, именно под влиянием машинной индустрии, а не «капитализма» вообще)[9], преобразование, которое принято называть в экономической науке industrial revolution (промышленная революция). Вот как характеризует ее один из первых экономистов, сумевших оценить всю глубину переворота, создавшего на место патриархальных полусредневековых обществ современные европейские общества:

«… История английского промышленного развития в последние 60 лет (писано в 1844 году) не имеет ничего равного себе в летописях человечества. 60—80 лет тому назад Англия была страной, похожей на всякую другую, с маленькими городами, с незначительной и простой промышленностью, с редким, но относительно значительным земледельческим населением. Теперь это — страна, непохожая ни на какую другую, с столицей в 2½ миллиона жителей; с крупными промышленными городами; с индустрией, которая доставляет продукты всему миру и производит почти все посредством чрезвычайно сложных машин; с предприимчивым, интеллигентным, густым населением, две трети которого заняты в промышленности и торговле и состоят из совершенно различных классов; это население с другими обычаями, другими нуждами составляет, на самом деле, совершенно другую нацию сравнительно с Англией того времени. Промышленная революция имеет такое же значение для Англии, как политическая революция — для Франции, как философская революция — для Германии. И различие между Англией 1760 года и Англией 1844 года, по меньшей мере, так же велико, как между Францией при ancien régime и Францией июльской революции»[10].

Это была полнейшая «ломка» всех старых, укоренившихся отношений, экономическим базисом которых было мелкое производство. Понятно, что Сисмонди со своей реакционной, мелкобуржуазной точки зрения не мог понять значения этой «ломки». Понятно, что он прежде всего и больше всего желал, приглашал, взывал, требовал «прекратить ломку»[11].

Каким же образом «прекратить ломку»? Прежде всего, разумеется, поддержкой народного… то бишь «патриархального производства», крестьянства и мелкого земледелия вообще. Сисмонди посвящает целую главу (II. VII, ch. VIII) тому, «как правительство должно защищать население от последствий конкуренции».

«По отношению к земледельческому населению общая задача правительства состоит в том, чтобы обеспечить работникам (à ceux qui travaillent) часть собственности, или в том, чтобы поддерживать (favoriser) то, что мы назвали патриархальным земледелием предпочтительно перед всяким другим» (II, 340).

«Статут Елизаветы, который не был соблюден, запрещает строить в Англии сельскую хижину (cottage) иначе, как на условии наделить ее землей в размере четырех акров. Если бы этот закон был исполнен, ни один брак не мог бы быть заключен между поденщиками без того, чтобы они не получили свою cottage, и ни один cottager не был бы доведен до последней степени нищеты. Это уже было бы шагом вперед (c’est quelque chose), но этого еще недостаточно; в климате Англии крестьянское население жило бы в нужде с 4 акрами на семью. Теперь коттеры в Англии имеют, большей частью, лишь 1½—2 акра земли, за которые они платят довольно высокую аренду… Следовало бы обязать законом… помещика, когда он разделяет свое поле между многими cottagers, давать каждому достаточное количество земли, чтобы он мог жить» (II, 342—343)[12]. Читатель видит, что пожелания романтизма совершенно однородны с пожеланиями и программами народников: они построены точно так же на игнорировании действительного экономического развития и на бессмысленной подстановке в эпоху крупной машинной индустрии, бешеной конкуренции и борьбы интересов — условий, воспроизводящих патриархальные условия седой старины.



  1. мелкого буржуа. Ред.
  2. I, стр. IX. Ред.
  3. Чтобы показать наглядно отношение европейского романтизма к русскому, мы будем приводить под чертой цитаты из г-на Н. —она. «Мы не пожелали воспользоваться уроками, преподанными нам хозяйственным ходом развития Западной Европы. Нас до такой степени поразил блеск развития капитализма в Англии и так поражает неизмеримо быстрее происходящее развитие капитализма в Американских Штатах» и т. д. (323). — Как видите, даже выражения г-на Н. —она не блещут новизной! Его «поражает» то же самое, что «поражало» в начале века Сисмонди.
  4. «… Неверен тот хозяйственный путь, которым мы шли за последние 30 лет» (281)… «Мы слишком долго отождествляли интересы капитализма с интересами народнохозяйственными — заблуждение крайне гибельное… Видимые результаты покровительства промышленности… до такой степени нас омрачили, что мы совсем упустили из виду народно-общественную сторону… мы упустили из виду, на счет чего такое развитие происходит, мы забыли и о цели какого бы то ни было производства» (298) — кроме капиталистического!

    «Пренебрежительное отношение к собственному прошлому… насаждение капитализма…» (283)… «Мы… употребили все средства для насаждения капитализма…» (323) «… Мы проглядели…» (ibid.).

  5. «… Мы не воспрепятствовали развитию капиталистических форм производства, несмотря на то, что они основаны на экспроприации крестьянства» (323).
  6. «Вместо того, чтобы твердо держаться наших вековых традиций; вместо того, чтобы развивать принцип тесной связи средств производства с непосредственным производителем… вместо того, чтобы увеличить производительность его (крестьянства) труда сосредоточением средств производства в его руках… вместо всего этого мы стали на путь совершенно противоположный» (322—323). «Мы приняли развитие капитализма за развитие всего народного производства… мы проглядели, что развитие одного… может произойти исключительно на счет другого» (323). Курсив наш.
  7. старого строя. Ред.
  8. Эфруси усмотрел в этих сожалениях и вожделениях Сисмонди «гражданское мужество» (№ 7, стр. 139). Высказывание сентиментальных пожеланий требует гражданского мужества!! Загляните хоть в любой гимназический учебник истории, вы прочтете там, что западноевропейские государства 1-ой четверти XIX в. были организованы по тому типу, который наука государственного права обозначает термином: Polizeistaat (полицейское государство. Ред.). Вы прочтете там, что историческая задача не только этой, но и следующей четверти века состояла именно в борьбе против него. Вы поймете тогда, что точка зрения Сисмонди так и отдает тупостью мелкого французского крестьянина времен реставрации; что Сисмонди представляет пример сочетания мелкобуржуазного сентиментального романтизма с феноменальной гражданской незрелостью.
  9. Капитализм датирует в Англии не с конца XVIII века, а со времен несравненно более ранних.
  10. Engels. «Die Lage der arbeitenden Klasse in England».
  11. Г-н Н. —он, смеем надеяться, не посетует на нас за то, что мы заимствуем у него (с. 345) это выражение, которое представляется нам в высшей степени удачным и характерным.
  12. «Держаться наших вековых традиций; (это ли не патриотизм?)… развивать принцип тесной связи средств производства с непосредственными производителями, унаследованный нами…» (г. Н. —он, 322). «Мы свернули с пути, которым шли в продолжение многих веков; мы стали устранять производство, основанное на тесной связи непосредственного производителя со средствами производства, на тесной связи земледелия и обрабатывающей промышленности, и положили в основание своей хозяйственной политики принцип развития производства капиталистического, основанного на экспроприации непосредственных производителей от средств производства, со всеми сопровождающими его бедствиями, которыми теперь страдает Западная Европа» (281). Пусть читатель сравнит с этим вышеуказанный взгляд самих «западноевропейцев» на эти «бедствия, от которых страдает» и т. д. «Принцип… наделение крестьян землей или… доставление самим производителям орудий труда» (с. 2)… «вековые народные устои» (75)… «В этих цифрах (именно цифрах, показывающих, „как велик minimum того количества земли, какое требуется при существующих хозяйственных условиях, для материального обеспечения сельского населения“) мы имеем, следовательно, один из элементов решения хозяйственного вопроса, но только именно один из элементов» (65). Западноевропейские романтики, как видите, не менее русских любили искать в «вековых традициях» «санкции» народного производства.