ЛЭ/Мордовцев, Даниил Лукич

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

МОРДОВЦЕВ Даниил Лукич [1830—1905] — беллетрист, публицист, историк. Долго служил в провинции и Петербурге по министерствам внутренних дел и путей сообщения. Свое знакомство с официальными документами неоднократно использовал для статей в либеральной и радикальной прессе; это послужило причиной ряда «служебных неприятностей» для Мордовцева, дослужившегося впрочем до чина действительного статского советника. Свою лит-ую деятельность начал с поэмы на украинском языке. Сотрудничал в журн. «Русское слово», «Отечественные записки», «Дело», «Русский вестник» и др.

Мировоззрение М. в пору его расцвета как историка и публициста [60—70-е гг.] представляет собой весьма путанную смесь умеренного народничества, «славянских» симпатий и украинского национализма, идеализации русского прошлого в его «народном» творчестве («Калики перехожие», «Понизовая вольница», русский и особенно украинский фольклор).

Для М. характерна прежде всего тематика его исторических работ, описание жизни народной массы, ее волнений и протестов. На фоне традиционных для официальных историков описаний «подвигов» и «мудрых» начинаний царей, вельмож и полководцев исследования М. безусловно были фактом прогрессивным; сходная же с костомаровской полубеллетристическая манера М. обеспечивала ему успех у широкого читателя. Главное произведение М. — роман «Знамения времени» [1869] — пользовалось чрезвычайной известностью. Цензура 70-х и 80-х гг. сопричислила его к «опасным» в политическом отношении книгам и изъяла из библиотек. Социальный смысл романа, его классовые тенденции истолковывались критикой в диаметрально противоположных направлениях: одни (напр. А. Богданович) считали его реальным отображением народнических настроений 70-х гг., другие (напр. А. Мартынов) связывали направленность романа с идеями одной только наиболее аполитичной части народничества, именно с чайковцами, наконец третьи начисто отрицали какие бы то ни было связи М. с народничеством, утверждая, что роман опошлил молодежь этого «героического времени». Последнее мнение нам кажется наиболее близким к истине. Герои М. отрекаются от «однобоких» идеалов Чернышевского, они утверждают, что «Рахметовы устарели». «Мы, — говорит один из персонажей романа, — идем в народ не с прокламациями, как делали наши юные и неопытные предшественники в 60-х гг., мы идем не бунты затевать, не волновать народ и не учить, а учиться у него терпению, молотьбе и косьбе... мы уже не дети: мы не верим ни в благотворность французских и испанских революций, ни в благодетельность удобрения земли человеческой кровью. История научила нас не верить этим пустякам... Мы просто идем слиться с народом: мы бросаем себя в землю, как бросают зерно, чтобы зерно это взошло и уродило от сам-пять до сам-сто». Бросающийся в глаза аполитизм этой характеристики не имеет ничего общего с революционным народничеством. Мы не найдем в «Знамениях времени» и типичной для последнего идеализации общины. Герои М. полны раздражения против коммунизма и фурьеризма — «старых пошлых слов», против «бабьих, детских утопий». Ставка на культурничество, связанная с резким отрицанием М. революции как «крови», резко отделяет М. от просветителей 60-х годов, показывая его как представителя той части городской мелкой буржуазии 70-х гг., которая отходила от революционно-демократической интеллигенции, временным попутчиком к-рой она раньше являлась. Эта точка зрения проведена в «Знамениях времени» недостаточно рельефно; роману свойственна сюжетная рыхлость, малое правдоподобие характеров и т. п.

Необычайно плодовитый писатель, М. был чрезвычайно популярен как исторический беллетрист. Его перу принадлежат несколько десятков романов из русской, украинской и древней истории. Изображение действительности уступает здесь место длинным и нудным рассуждениям о ней. Интрига романов Мордовцева чаще всего трафаретна, построена на развитии любовных отношений. Идеология этих произведений меняется на протяжении долгой лит-ой деятельности автора. В «Идеалистах и реалистах» Мордовцев явно сочувствует борцам против петровской политики, жестокой, разоряющей и оскорбляющей народ. В романе же «Державный плотник» [1899] М. явно идеализирует Петра. В лучших и более ранних исторических романах М. отразились народнические симпатии к демократической борьбе масс против русского феодализма и буржуазии, связанной с царскими монополиями, крупным землевладением и опиравшейся на дворянство. В этом аспекте М. изобразил разинщину в романе «За чьи грехи» и раскол в «Великом расколе».

Под конец жизни М. писал уже совершенно посредственные романы, печатая их в суворинском «Историческом вестнике» и в еще более сомнительных органах печати, вплоть до «Ведомостей С.-Петербургского градоначальства». Все это не мешало М. пользоваться популярностью у тогдашнего массового читателя и издавать не раз собрания своих сочинений, впрочем далеко не полные.

Библиография: I. Собр. сочин., изд. Н. Ф. Мертца, 24 тт., СПБ, 1901 («Биб-ка „Севера“»); Полное собр. сочин., изд. И. П. Перевозчикова, 12 тт., П., 1915; Полное собр. сочин., изд. Сойкина, 25 тт., СПБ, 1914 (приложение к журн. «Природа и люди»); Знамения времени, Гиз, М., 1923 (предисловие А. Мартынова).

II. Михайловский Н. К., Полное собр. сочин., т. VI, СПБ, 1909; Богданович А. И., Годы перелома, СПБ, 1908 («Знамения времени»); Глинский Б., Литературная деятельность Мордовцева, «Исторический вестник», 1905, II (в статье ценные библиографические указания, раскрытие псевдонимов и пр.); Его же, Среди литераторов и ученых, СПБ, 1914; Скабичевский А., История новейшей русской литературы (1848—1908), неск. изд.

III. Мезьер А. В., Русская словесность с XI по XIX ст. включительно, ч. 2, СПБ, 1902; Венгеров С. А., Источники словаря русских писателей, т. IV, П., 1917; Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз, Л., 1924.