ЛЮБОВЬ-ЦѢЛИТЕЛЬНИЦА.
[править]«Любовь-цѣлительница» — экспромтъ, въ самомъ строгомъ смыслѣ этого слова, такъ какъ эта пьеса была написана, разучена и поставлена въ теченіе всего пята дней. Они была разыграна въ Версалѣ 15 сентября 1665 года, а въ Парижѣ, на сценѣ Пале-Руаяля, 22 числа того же мѣсяца.
Было высказано и часто повторялось мнѣніе, будто эта пьеса была первымъ выраженіемъ вражды Мольера по отношенію къ медицинскому факультету, какъ бы объявленіемъ войны ему. Но это замѣчаніе совершенно неточно, такъ какъ нападки на докторовъ встрѣчаются еще въ «Донъ-Жуанѣ» (актъ III, явленіе 1).
Говорили также, что Мольеръ написалъ эту пьесу, чтобы отомстить за оскорбленія, которыя жена одного врача нанесла его собственной женѣ; но этотъ фактъ былъ подвергнутъ сомнѣнію — и съ полнымъ основаніемъ, какъ намъ кажется — самыми серьезными комментаторами, искавшими въ менѣе личныхъ мотивахъ причину насмѣшекъ автора и нашедшихъ эту причину, вполнѣ естественно, въ смѣшныхъ сторонахъ тѣхъ, кто тогда занимался лѣченіемъ больныхъ, а также въ безсиліи этого искусства, слишкомъ часто обнаруживавшемся въ то время.
Дѣйствительно, нужно только перенестись въ XVII вѣкъ. Въ эту пору медицина, еще вѣрная традиціямъ среднихъ вѣковъ, не основывалась ни на какомъ положительномъ наблюденіи. Ссылались обыкновенно из Гиппократа, но это дѣлалось больше съ цѣлью показать свою эрудицію, и никто на практикѣ не пользовался наукою, созданною этимъ великимъ человѣкомъ. Его часто цитировали, не понимая его. Совершенно наудачу приписывали тому или другому средству чудодѣйственныя свойства, у каждаго была своя панацея, а положительные умы могли съ тѣмъ большимъ основаніемъ обнаруживать скептицизмъ, чѣмъ болѣе имъ выказывали довѣрія, — которое слишкомъ жестоко опровергалось фактами…
Скомпрометированные уже однимъ своимъ невѣжествомъ, доктора вредили себѣ и своимъ формализмомъ и всѣмъ аппаратомъ совершенно безцѣльнаго церемоніала. Не одинъ Мольеръ схватывалъ тогда ихъ смѣшныя стороны, что видно, напримѣръ, изъ слѣдующихъ современныхъ стишковъ:
Принять видъ педанта и сыпать проворно
Подборомъ латинскихъ и греческихъ фразъ,
Изъ мѣха, атласа костюмъ смѣхотворный
И длинный парикъ выставлять на показъ, —
Вотъ все, что и нужно, чтобъ люди покорно
Признали за лѣкаря васъ.
Мольеру, безжалостно преслѣдовавшему педантовъ всѣхъ родовъ и всѣхъ оттѣнковъ, шарлатановъ знанія такъ же, какъ и шарлатановъ добродѣтели, Макротона, какъ Тартюфа, Мольеру, съ его геніальною наблюдательностью, оставалось только дѣлать выборъ между типами. Всѣ помнили, что произошло у смертнаго ложа кардинала Мазарини, во время консультаціи врачей Гено, Дефужере, Врейе и Вало, изъ которыхъ первый утверждалъ, что кардиналъ страдаетъ болѣзнью печени, второй — болѣзнью брыжейки, третій — селезенки, четвертый — легкихъ 1)!
Публика со смѣхомъ присутствовала при спорахъ о рвотномъ винѣ, при запискахъ, направленныхъ медицинскими факультетами Руана и Марселя противъ аптекарей этихъ двухъ городовъ. Комедія, такъ сказать, располагалась сама собою, — Мольеру нужно было только приспособить ее для сцены.
Базенъ, на котораго здѣсь часто приходится ссылаться, такъ какъ онъ всегда углубляется съ искусною проницательностью въ самыя интимныя подробности жизни знаменитаго автора, говоритъ слѣдующее по поводу занимающей насъ въ данную минуту пьесы:
«Хотѣли подыскать ребяческій поводъ для этого рѣзкаго объявленія войны медицинѣ и докторамъ 2); мы полагаемъ, что гораздо ближе къ истинѣ было бы придумать для этого грустную причину… Этотъ человѣкъ, который такъ хорошо насмѣхался надъ предписаніями докторовъ и ихъ лѣкарствами, чувствовалъ себя больнымъ. Обладай онъ обычною долею слабости, онъ все же сталъ бы, пожалуй, ожидать отъ различныхъ средствъ излѣченія своего недуга, хотя бы и совершенно невозможнаго. Но, такъ какъ онъ былъ надѣленъ энергичною и горячею натурою, онъ предпочиталъ рѣшительно отвергнуть могущество науки, закрыть ей доступъ къ себѣ и употребить ту долю здоровья, которая у него еще оставалась, на то, чтобы проводить свою жизнь сообразно со своими вкусами и страстью. Въ его поступкѣ по отношенію къ медицинѣ было нѣчто, напоминавшее возмущеніе неисправимаго грѣшника противъ неба, — настоящая выходка невѣрія; но онъ выдерживалъ ее съ такимъ постоянствомъ и добродушіемъ, онъ такъ весело дѣлалъ самого себя какъ бы ставкою этого безумнаго пари, что нельзя не испытать сострадательнаго удивленія при видѣ насмѣшки, порождаемой отчаяніемъ и оканчивающейся только смертью».. Это — очень правдоподобное предположеніе, но, такъ какъ мы будемъ еще много разъ имѣть случай касаться нападокъ Мольера на врачей, мы сочли нужнымъ привести его здѣсь, чтобы намъ не приходилось болѣе доискиваться первоначальной причины этихъ нападокъ, которыя навсегда останутся знаменательными.
Четыре доктора, дѣйствующихъ въ этой комедіи, это — четыре главныхъ придворныхъ врача: Дефужере, Эспри, Гено и Даккенъ. "Такъ какъ Мольеръ, — говоритъ Сизеронъ-Риваль: — захотѣлъ скрыть ихъ имена, онъ попросилъ Депрео придумать для нихъ подходящія названія. Послѣдній, дѣйствительно, придумалъ такія названія, взятыя изъ греческаго языка и обозначавшія характеръ каждаго изъ докторовъ.. Онъ назвалъ Дефужере — Дефонандресомъ, что значитъ «убійца людей»; Эспри, который говорилъ невнятно, — Багисомъ, что значитъ «лающій»; Макротономъ онъ назвалъ Гено, потому что тотъ говорилъ очень медленно; наконецъ имя Томесъ, то-есть кровопускателъ, онъ далъ Даккену, который очень любилъ пускать кровь.
Если вѣрить показаніямъ современниковъ, эти четыре лица во всѣхъ отношеніяхъ были достойны саркастическихъ нападокъ Мольера. «Я не думаю, — замѣчаетъ Гюи Патенъ, говоря о Дефужере: — чтобы на свѣтѣ существовалъ болѣе развращенный шарлатанъ, чѣмъ этотъ ничтожный лѣкарь, хромой на обѣ ноги, какъ Вулканъ, который убиваетъ болѣе людей своимъ антимоніемъ, чѣмъ три знающихъ человѣка спасаютъ при помощи обыкновенныхъ лѣкарствъ. Я думаю, что, если бы этому человѣку показать, что на свѣтѣ есть другой шарлатанъ, покрупнѣе его, онъ постарался бы отравить его. Въ его мѣшечкѣ есть бѣлый, красный и желтый порошокъ. Онъ берется лѣчить всевозможныя болѣзни и суется повсюду».
Отзывъ о Даккенѣ не лучше этого. Гюи Патенъ называетъ его «ничтожнымъ скрягою», «жидомъ», «большимъ шарлатаномъ». «Это придворный врачъ, который положительно лишенъ всякихъ научныхъ знаній, зато надѣленъ въ избыткѣ химическими и фармацевтическими плутнями».
Своею «Школою женъ» Мольеръ создалъ себѣ враговъ среди чопорныхъ женщинъ; «Критикою на Школу женъ» онъ возстановилъ противъ себя «жеманницъ» и «маркизовъ»;первыми актами "Тартюфа и «Долъ-Жуаномъ» онъ навлекъ на себя ненависть набожныхъ людей лицемѣровъ и даже лицъ искренно-благочестивыхъ; написавъ комедію «Любовь-цѣлительница», онъ поссорился съ медицинскимъ факультетомъ. Дружба съ Людовикомъ XIV оказалась нелишнею, когда нужно было защитить его отъ всѣхъ этихъ возмутившихся партій; и на этотъ разъ за него-были благосклонность монарха и публики. Король первый смѣялся надъ своими медиками, а толпа, въ свою очередь, устремилась въ театръ, чтобы посмѣяться, — какъ говоритъ Гюи Патенъ, — надъ «придворными докторами»…
Пьесами, изъ которыхъ Мольеръ, повидимому, почерпнулъ нѣкоторыя идеи для этой пьесы, были: итальянская «канва», «Il medico volante», «Осмѣянный педантъ» Сирано де-Бержерака и «Форміонъ» Теренція.
Къ читателю.
[править]Это — лишь простой набросокъ карандашомъ, небольшой экспромтъ, которымъ пожелалъ развлечься король. Изъ всѣхъ тѣхъ, которые были мнѣ заказаны его величествомъ, онъ былъ написанъ съ наибольшею поспѣшностью: если я скажу, что онъ былъ предложенъ мнѣ, выполненъ, разученъ и представленъ въ пять дней, — я скажу только чистую правду. Мнѣ нѣтъ необходимости предупреждать васъ, что многое въ пьесѣ зависитъ отъ дѣйствія. Извѣстно, что комедіи пишутся только для того, чтобы быть разыгранными на сценѣ; и я совѣтую читать эту пьесу только тѣмъ, у кого есть глаза, чтобы открыть при чтеніи то, что дополняется дѣйствіемъ въ театрѣ. Я скажу только, что было бы желательно, чтобы подобнаго рода пьесы всегда показывались передъ публикою съ тѣми украшеніями, которыя имъ придаются при дворѣ короля. Тогда онѣ представились бы вамъ въ гораздо болѣе сносномъ видѣ; аріи и симфоніи несравненнаго Люлли, въ соединеніи съ красотою голосовъ и ловкостью танцоровъ, конечно, придаютъ имъ такую прелесть, безъ которой имъ потомъ необыкновенно трудно бываетъ обойтись…
Боже мой! какъ трудно выпустить книгу, и какимъ новичкомъ кажется авторъ, когда его печатаютъ въ первый разъ! Если бъ мнѣ дали еще время, я могъ бы собраться съ мыслями и употребилъ бы всѣ пріемы, Къ которымъ всегда прибѣгаютъ авторы, теперь — мои собратья, въ подобныхъ случаяхъ. Помимо того, что я могъ бы указать на какого-нибудь вельможу, какъ покровителя моего произведенія, даже противъ его Воли, и испытать его щедроты, написавъ очень цвѣтистое посвященіе, я постарался бы создать красивое и умное предисловіе; у меня много книгъ, откуда я почерпнулъ бы все, что можно сказать ученаго о трагедіи и комедіи, объ ихъ этимологіи, происхожденіи, опредѣленіи и т. д.
Я переговорилъ бы съ моими друзьями, которые, для рекомендація моей пьесы, не отказали бы мнѣ какъ во французскихъ, такъ и въ латинскихъ стихахъ. У меня есть и такіе друзья, которые похвалили бы меня даже по-гречески; всѣмъ извѣстно, что похвала по-гречески производить чудесное впечатлѣніе въ началѣ книга… Но меня печатаютъ, не давъ возможности собраться съ мыслями; я не могу даже сказать двухъ словъ, чтобы оправдать мои намѣренія въ связи съ сюжетомъ комедіи, Я хотѣлъ бы указать, что она выдержана въ предѣлахъ честной и дозволенной сатиры; что самыя превосходныя вещи рискуютъ быть неудачно скопированными въ кругу дурныхъ обезьянъ, заслуживающихъ насмѣшки 3); что эти негодный подражанія тому, что есть наиболѣе совершеннаго, всегда служили матеріаломъ для комедіи; что по этой самой причинѣ настоящіе ученые и храбрецы не считаютъ до сихъ поръ возможнымъ обижаться на Доктора или Капитана въ комедіи, подобно тому, какъ судьи, князья или короли не обижаются, видя Тривлена 4), или еще кого-нибудь, изображающихъ въ комическомъ свѣтѣ судью, князя или короля; что настоящія жеманницы напрасно Обижались бы, если бъ на сценѣ изображали тѣхъ, кто ихъ дурно копируетъ. Въ концѣ концовъ, какъ я уже сказалъ, у меня нѣтъ свободнаго времени, и де-Люинъ торопитъ меня; въ добрый часъ, — если Богу угодно!
Комедія.
Музыка.
Балетъ.
Сганарель, отецъ Люцинды.
Люцинда, дочь Сганареля.
Клитандръ, возлюбленный Люцинды.
Аминета, сосѣдка Сганареля.
Лукреція, племянница Сганареля.
Лизета, горничная Люцинды.
Г. Гильомъ, торговецъ обойнымъ товаромъ.
Г. Жоссъ, золотыхъ дѣлъ мастеръ.
Г. Томесъ, Г. Дефонандресъ, Г. Макротонъ, Г. Багисъ, Г. Фидеренъ, врачи.
Нотаріусъ.
Шампань, слуга Сганареля.
Шампань, слуга Сганареля, танцующій.
Четыре врача, танцующіе.
Операторъ, поющій.
Тривленъ и Скарамушъ, танцующіе, изъ свиты оператора.
Комедія, Музыка, Балетъ, Игры, Смѣхъ, Удовольствія, танцующіе.
ПРОЛОГЪ.
[править]Оставимъ, оставимъ раздоръ нашъ пустой
И споръ прекратимъ о талантахъ другъ друга;
Стремленіе къ славѣ иной —
Вотъ въ немъ наша будетъ заслуга,
Сольемся сегодня всѣ трое въ привѣтѣ:
Потѣшимъ монарха, славнѣйшаго въ свѣтѣ.
Сольемся сегодня всѣ трое въ привѣтѣ:
Потѣшимъ монарха, славнѣйшаго въ свѣтѣ,
Средь насъ отдохнуть онъ приходитъ-на часъ
Отъ тяжкихъ, великихъ трудовъ всѣмъ на-радость.
Не слава ли это для насъ?
Не счастья ль безмѣрная сладость?
Сольемся сегодня всѣ трое въ привѣтѣ:
Потѣшимъ монарха, славнѣйшаго въ свѣтѣ *).
- ) Переводъ какъ этихъ стиховъ, такъ и остальныхъ въ комедіи принадлежитъ П. М. Быкову.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
[править]Сганарель. Ахъ, что это за странная вещь жизнь! Вотъ ужъ истинно могу сказать вмѣстѣ съ великимъ древнимъ философомъ, что у кого земля, у того и война, и что бѣда никогда не ходитъ въ одиночку. Выла у меня одна жена — и та умерла.
Г-нъ Гильомъ. А вамъ сколько же ихъ еще хотѣлось бы имѣть? ,
Сганарель. Умерла она, вотъ что, Гильомъ, другъ мой! Для меня очень чувствительна эта утрата; я не могу вспомнить о ней безъ слезъ. Правда, я не очень-то былъ доволенъ ея поведеніемъ, и мы съ ней чаще всего ссорились, но вѣдь со смертью все забывается. Она умерла; я оплакиваю ее. Будь она жива, мы опять стали бы ссориться. Изъ всѣхъ дѣтей, которыхъ мнѣ послало Небо, осталась у меня одна только дочь, и съ этой дочерью я прямо затрудняюсь, какъ мнѣ быть. Ибо вижу ее въ меланхоліи, самой мрачной въ свѣтѣ, въ страшной тоскѣ — и не въ состояніи положить этому конецъ, даже причины не могу узнать. Я просто голову теряю; хоть бы кто мнѣ далъ хорошій совѣтъ! (Лукреціи) Ты, племянница, (Амнитѣ) и вы, сосѣдка, (г-ну Гильому и г-ну Жоссу) и вы, кумовья и друзья мои, посовѣтуйте мнѣ, я прошу васъ, что мнѣ тутъ предпринять.
Г-нъ Жоссъ. По-моему, дѣвушекъ больше всего радуютъ уборы и наряды, и если бъ я былъ въ вашемъ положеніи, я бы нынче же купилъ ей красивый уборъ изъ брильянтовъ, изумрудовъ или рубиновъ.
Г-нъ Гильомъ. А я, будь я на вашемъ мѣстѣ, купалъ бы ей хорошій коверъ съ изображеніемъ зелени, или людей, и повѣсилъ бы въ ея комнатѣ, чтобы онъ тѣшилъ ей и взоръ и Душу.
Аминта. А я безъ всякихъ фокусовъ выдала бы ее поскорѣе замужъ за хорошаго человѣка, — вотъ хоть за того господина, который, говорятъ, сватался за нее на-дняхъ.
Лукреція. А я думаю, что вашей дочери вовсе не слѣдуетъ выходить замужъ. Она слишкомъ слабаго здоровья и деликатнаго сложенія. При такомъ здоровьѣ подвергать ее риску рожать дѣтей — это значитъ желать поскорѣе отправить ее въ лучшій міръ. Да и для свѣтской жизни она совсѣмъ не годится; я вамъ совѣтую отдать ее въ монастырь; тамъ она найдетъ утѣхи, болѣе подходящія къ ея настроенію.
Сганарель. Всѣ эти совѣты, конечно, превосходны, но, полагаю, съ вашей стороны своекорыстны. Вы мнѣ даете совѣты очень полезные — для васъ самихъ. Вы, г-нъ Жоссъ, золотыхъ дѣлъ мастеръ, и въ вашемъ совѣтѣ чувствуется чело вѣкъ, которому хочется отдѣлаться отъ своего товара. Вы, г-нъ Гильомъ, торгуете коврами, и мнѣ видится по вашему лицу, что у васъ завелся лишній, который вамъ хотѣлось бы сбыть. Про васъ, сосѣдка, говорятъ, что вашему милому нравится моя дочка, и вы не прочь бы видѣть ее женой другого. Ну, а что до тебя, дражайшая племянница, — всѣ знаютъ, что я не собираюсь выдавать замужъ свою дочь за кого бы то ни было, и на это у меня свои причины, но твой совѣтъ сдѣлать изъ нея монахиню — совѣтъ женщины, которая, можетъ-быть, питаетъ великодушное желаніе стать моей единственной наслѣдницей. Итакъ, судари и сударыни, хоть ваши совѣты и лучшіе въ мірѣ, но вы хорошо поймете, что я ни одному изъ Нихъ не послѣдую.
Сганарель (одинъ). Вотъ они, мои совѣтчики!
Сганарель. А! вотъ и моя дочь вышла подышать воздухомъ. Она меня не видитъ. Она вздыхаетъ, поднимаетъ глаза къ небу. (Люциндѣ) Храни тебя Господь 5)? Здравствуй, милочка. Ну что? Какъ живешь? Все печальна и грустна, и не хочешь сказать мнѣ, что съ тобою? Ну, полно, открой маѣ свое сердечко. Полно, моя бѣдняжечка. Разскажи, разскажи, разскажи о своихъ маленькихъ думахъ твоему милому папочкѣ. Смѣлѣй! Хочешь, я тебя поцѣлую? Поди ко мнѣ. (Въ сторону) Видѣть ее не могу въ такомъ настроеніи. Это меня бѣситъ! (Люциндѣ) Ну, говори же! Развѣ ты хочешь, чтобъ я умеръ отъ непріятностей? Неужели мнѣ нельзя узнать, откуда у тебя такое уныніе? Открой мнѣ причину, и я обѣщаю сдѣлать все, что ты захочешь. Тебѣ только стоитъ сказать мнѣ о предметѣ твоей грусти; увѣряю тебя, клянусь тебѣ, нѣтъ той вещи, которой бы я не сдѣлалъ, чтобъ успокоить тебя, — что я могу еще сказать? Можетъ-быть, ты завидуешь которой-нибудь изъ своихъ подругъ, что она одѣвается наряднѣй тебя, и хотѣла бы сшить себѣ платье изъ какой-нибудь новой матеріи? Нѣтъ. Можетъ-быть, твоя комната кажется тебѣ не довольно хорошо убранной, и тебѣ хотѣлось бы, чтобъ я привезъ тебѣ съ ярмарки въ Сенъ-Лоранѣ какой-нибудь шкапчикъ или шифоньерку? Нѣтъ, не то. Можетъ-быть, тебѣ хочется учиться чему-нибудь — ну, играть на клавесинѣ? Тогда я найму тебѣ учителя. Можетъ-быть, ты любишь кого-нибудь и желала бы выйти замужъ? (Люцинда знакомъ отвѣчаетъ: да).
Лизета. Ну что же, сударь, побесѣдовали вы съ вашей дочерью, узнали причину ея меланхоліи?
Сганарель. Нѣтъ. Это негодница, которая только выводитъ меня изъ терпѣнія.
Лизета. Сударь, позвольте мнѣ съ ней поговорить, вотъ я ее понащупаю немного.
Сганарель. Незачѣмъ. Если ей нравится быть въ такомъ настроеніи, ну и пусть ее!
Лизета. Говорю вамъ, позвольте мнѣ ее спросить. Можетъ-быть, ей легче будетъ мнѣ открыться, чѣмъ вамъ. Какъ, сударыня, вы не скажете намъ, что у васъ на душѣ, вы такъ хотите огорчить всѣхъ? Кто жъ это такъ дѣлаетъ? Если вамъ почему-нибудь трудно объяснить все папашѣ, такъ ужъ мнѣ-то можно бы открыть сердце. Признайтесь мнѣ, можетъ-быть, вы хотите о чемъ-нибудь попросить папашу? Онъ намъ говорилъ не разъ, что ничего не пожалѣетъ, лишь бы васъ успокоить. Можетъ-быть, васъ слишкомъ строго держать, вамъ хотѣлось бы большей свободы? Нѣтъ? Развѣ не милы были бы душѣ вашей гулянья и подарки? А? Можетъ, кто-нибудь причинилъ вамъ неудовольствіе? Ну что? Вы, можетъ-быть, кого-нибудь любите втайнѣ и хотѣли бы, чтобы вашъ батюшка выдалъ васъ за него замужъ? Ага! Вотъ въ чемъ дѣло! Чортъ возьми! Для чего же было разводить столько церемоній. Сударь, тайна открыта и…
Сганарель. Уйди, неблагодарная дочь, не хочу я больше разговаривать съ тобой. Оставляю тебя съ твоимъ упорствомъ.
Люцинда. Батюшка, разъ вы желаете, чтобъ я призналась вамъ…
Сганарель. Да, моя дружба Къ тебѣ утрачена.
Лизета. Сударь, вся ея грусть…
Сганарель. Это негодная дѣвчонка; она уморитъ меня.
Люцинда. Батюшка, да вѣдь я…
Сганарель. Хорошо ты меня отблагодарила за свое воспитаніе!
Лизета. Но, сударь…
Сганарель. Пѣть, я страшно золъ на нее!
Люцинда. Но, батюшка…
Сганарель. У меня нѣтъ больше нѣжности къ тебѣ.
Лизета. Но…
Сганарель. Негодная…
Люцинда. Но…
Сганарель. Неблагодарная…
Лизета. Но…
Сганарель. Дрянная дѣвчонка, которая не хочетъ сказать мнѣ, что съ нею.
Лизета. Да ей замужъ хочется.
Сганарель (притворяясь, будто не слышитъ). Брошу ее!
Лизета. Мужа!
Сганарель. Терпѣть ее не могу.
Лизета. Мужа!
Сганарель. Она мнѣ больше не дочь.
Лизета. Мужа!
Сганарель. И слушать не хочу.
Лизета. Мужа!
Сганарель. Не слушаю.
Лизета. Мужа!
Сганарель. Не слушаю.
Лизета. Мужа, мужа, мужа!
Лизета. Правду говорятъ, что нѣтъ хуже того глухого, который не хочетъ слышать.
Люцинда. Ну что жъ, Лизета, я была неправа, тая себя свое горе? Мнѣ стоило только сказать слово, чтобы батюшка все сдѣлалъ по-моему? Ты сама видишь!..
Лизета. Ей-Богу, онъ нехорошій человѣкъ! Признаюсь, я съ особенной радостью сыграла бы съ нимъ какую-нибудь штуку. Но, почему же вы, сударыня, все время таились отъ меня?
Люцинда. Увы! Что пользы было бы, если бы я раньше открылась тебѣ? Не все ли мнѣ равно, хоть бы я всю жизнь носила въ душѣ свое горе! Ты думаешь, я не предвидѣла, какъ все это выйдетъ, не знала заранѣе, какъ отнесется къ этому отецъ? Ты думаешь, его отказъ тому, кто просилъ моей руки черезъ друга, не убилъ въ моей душѣ всякую надежду?
Лизета. Какъ! Это тотъ самый, который сватался за васъ?..
Люцинда. Можетъ-быть, и неприлично дѣвушкѣ такъ свободно говорить о себѣ, но я все-таки тебѣ признаюсь, что, если бы мнѣ дозволено было чего-нибудь желать, я бы желала имѣть его своимъ мужемъ. Мы ни разу не разговаривали другъ съ другомъ; его уста никогда не признавались мнѣ въ любви, но всюду, гдѣ только онъ могъ меня встрѣтить, его взоры и поступки такъ нѣжно говорили моей душѣ, а его сватовство за меня показалось мнѣ такимъ доказательствомъ его порядочности, что мое сердце не могло остаться нечувствительнымъ къ его страсти. И вотъ ты видишь, что сталось со всей этой нѣжностью, благодаря жестокости моего отца!
Лизета. Полноте, дайте-ка я возьмусь за дѣло. Хотя мнѣ и обидно, что вы такъ долго все скрывали отъ меня, я все же готова послужить вашей любви; и если только у васъ хватитъ рѣшимости….
Люцинда. Но что же ты хочешь, чтобъ я пошла противъ отцовской власти? Если онъ останется неумолимъ…
Лизета. Да будетъ вамъ! Нельзя позволить водить себя на веревочкѣ, какъ какого-нибудь гусенка. Была бы честь соблюдена, а отъ родительской жестокости можно немножко и поосвободиться. Скажите на милость! Да чего же онъ-то отъ васъ хочетъ? Какъ будто вамъ не пора замужъ? Или онъ думаетъ, что-вы изъ мрамора? Погодите-ка, ужъ я вамъ услужу! Я теперь все берусь устроить; вы увидите, какъ я сумѣю извернуться… Однако, я вижу, сюда идетъ вашъ батюшка. Войдемте въ домъ, и предоставьте мнѣ дѣйствовать..
Сганарель (одинъ). Иной разъ не худо притвориться, будто не слышишь того, что слышишь слишкомъ хорошо, и я разумно сдѣлалъ, не давъ ей высказать желаніе, которое мнѣ нежелательно исполнять. Что за нелѣпый обычай и что за наглость требовать, чтобы всѣ отцы подчинялись ему! Видано ли такое тиранство! Смѣшно, право! Трудись, работай, копи деньгу, расти дочь, окружая ее нѣжными заботами, — а потомъ, все это изволь отдать человѣку совсѣмъ тебѣ чужому! Нѣтъ, нѣтъ, смѣшонъ мнѣ этотъ обычай; я предпочитаю сохранять мое добро и дочь для себя.
Лизета (бѣжитъ черезъ сцену, притворяясь, будто не видитъ Сганареля). Ахъ, несчастье! Ай, напасть-то какая! Ахъ, бѣдный господинъ Сганарель! Гдѣ бы мнѣ застать его!
Сганарель (въ сторону), Что она такое говоритъ?
Лизета (бѣгая по сценѣ). Ахъ, несчастный отецъ, что ты станешь дѣлать, когда узнаешь эту новость?
Сганарель (въ сторону). Что бы это было такое?
Лизета. Бѣдная моя госпожа!
Сганарель. Я теряюсь.
Лизета. Ахъ!
Сганарель (бѣгая за нею). Лизета!
Лизета. Какое несчастье!
Сганарель. Лизета!
Лизета. Какой ужасный случай!
Сганарель. Лизета!
Лизета. Что за судьба!
Сганарель. Лизета!
Лизета (останавливаясь). Ахъ, баринъ!
Сганарель. Что случилось?
Лизета. Баринъ!..
Сганарель. Что такое?
Лизета. Ваша дочь…
Сганарель. А-а 6)!
Лизета. Не плачьте же такъ, сударь, не то расхохочусь.
Сганарель. Да говори же скорѣй!..
Лизета. Ваша дочь, потрясенная тѣмъ, что вы ей сказали, и вашимъ ужаснымъ гнѣвомъ, поспѣшила поднять. свою комнату и, полная отчаянія, отворила окно на рѣку.
Сганарель. Ну, ну!
Лизета. Затѣмъ, поднявъ глаза къ небу, она сказала: «Нѣтъ, мнѣ невозможно жить, разъ папаша такъ прогнѣвался на меня; и такъ какъ онъ меня не признаетъ своей дочерью; я хочу умереть».
Сганарель. И — выбросилась?
Лизета. Нѣтъ, сударь, она тихонько затворила окно, пошла и легла на свою постель. Тутъ она принялась плакать горько. И вдругъ вся поблѣднѣла, глаза закатились, сердце не бьется, и замерла у меня на рукахъ.
Сганарель. О, дочь моя! Она умерла?
Лизета. Нѣтъ, сударь. Я столько возилась съ нею, что наконецъ привела ее въ чувство, но это съ ней повторялось уже нѣсколько разъ, и я боюсь, что она не протянетъ до вечера.
Сганарель. Шампань! Шампань! Шампань!
Сганарель. Скорѣй бѣги за докторами, приведи побольше! На такой случай ихъ не найдешь слишкомъ много. Ахъ, дочь моя, моя бѣдная дочь!
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.
[править]Лизета. На что же вамъ, сударь, цѣлыхъ четыре доктора?
Развѣ не довольно одного, чтобы уморить человѣка?
Сганарель. Уймись. Четыре совѣта цѣннѣе одного.
Лизета. Какъ будто ваша дочь не можетъ умереть, какъ надо, безъ помощи этихъ господъ!
Сганарель. Развѣ врачи морятъ людей?.
Лизета. Само собой! У меня былъ одинъ знакомый,.такъ тотъ отлично доказывалъ, что никогда не слѣдуетъ говорить: такой-то умеръ отъ лихорадки или отъ воспаленія легкихъ, но: онъ умеръ отъ четырехъ лѣкарей и двухъ аптекарей.
Сганарель. Тсс… По оскорбляй этихъ господъ.
Лизета. Да ей-Богу же правда! Знаете сударь, наша кошка недавно еле жива осталась: прыгнула внизъ на улицу съ самой крыши; трое сутокъ бѣдняга лежала не ѣвши, лапкой шевельнуть не могла, но она очень счастлива, что нѣтъ кошачьихъ лѣкарей; а будь они, такъ ужъ ей бы не сдобровать; они бы не замедлили закатить ей слабительное и кровопусканіе.
Сганарель. Угодно вамъ помолчать? Этакая наглость!.. Они идутъ сюда.
Лизета. Ну, теперь берегитесь: сейчасъ они начнутъ докладывать вамъ по-латыни о болѣзни вашей дочери.
Сганарель. Ну-съ, господа!
Г-нъ Томесъ. Мы внимательно осматривали больную, и, конечно, въ ней много всякой нечистоты.
Сганарель. Моя дочь не чиста?
Г-нъ Томесъ. Я хочу сказать, что въ ея тѣлѣ много нечистаго, много испорченныхъ мокротъ.
Сганарель. Ага, понимаю!
Г-нъ Томесъ. Но сейчасъ мы устроимъ консиліумъ.
Сганарель. Скорѣй, принесите стулья.
Лизета (г-ну Томесу). А! сударь, и вы здѣсь!
Сганарель (Лизетѣ). Откуда ты знаешь этого господина?
Лизета. Видѣла его на-дняхъ у одной пріятельницы вашей племянницы.
Г-нъ Томесъ. Какъ себя чувствуетъ ея кучеръ?
Лизета. Отлично. Онъ умеръ.
Г-нъ Томесъ. Умеръ?
Лизета. Да.
Г-нъ Томесъ. Не можетъ быть!
Лизета. Не знаю, можетъ ли это быть, но только знаю, что это есть.
Г-нъ Томесъ. Говорю вамъ: онъ не могъ умереть!
Лизета. А я вамъ говорю: онъ умеръ и похороненъ.
Г-нъ Томесъ. Вы ошибаетесь.
Лизета. Сама его видѣла.
Г-нъ Томесъ. Это невозможно. Гиппократъ говоритъ, что такого рода болѣзни оканчиваются на четырнадцатый или на двадцать первый день, а онъ всего шесть дней какъ заболѣлъ.
Лизета. Гиппократъ можетъ говорить, какъ ему нравится, а кучеръ все-таки умеръ.
Сганарель. Молчи, спорщица. Уйдемъ отсюда. Господа, умоляю васъ хорошенько посовѣтоваться между собою. Хоть впередъ платить и не принято, а все-таки, чтобъ не забыть и чтобы покончить съ этимъ, вотъ… (Даетъ каждому изъ врачей деньги; и, принимая ихъ, каждый дѣлаетъ различные жесты).
Г-нъ Дефонандресъ. Парижъ удивительно большой городъ; чтобы заработать что-нибудь практикой, приходится дѣлать длиннѣйшіе концы.
Г-нъ Томесъ. Признаться, у меня для этого имѣется чудеснѣйшій мулъ. Повѣрить трудно, сколько я заставляю его бѣгать ежедневно.
Г-нъ Дефонандресъ. У меня тоже дивная лошадь, неутомимое животное.
Г-нъ Томесъ. Знаете, сколько сегодня уже пробѣжалъ мой Мулъ? Перво-наперво мнѣ пришлось побывать возлѣ Арсенала; отъ Арсенала въ конецъ предмѣстья Сенъ-Жерменъ; отъ Сенъ-Жерменскаго предмѣстья на самый конецъ Маре; съ конца Маре къ воротамъ Сентъ-Оноре; отъ воротъ Сентъ-Оноре въ предмѣстье Сенъ-Жакъ; изъ предмѣстья Сенъ-Жакъ къ воротамъ Ришелье; отъ воротъ Ришелье сюда; а отсюда мнѣ еще надо на Королевскую площадь.
Г-нъ Дефонандресъ. И моя лошадь сдѣлала столько же, да кромѣ того я еще навѣстилъ больного въ Рюэлѣ.
Г-нъ Томесъ. Кстати, въ спорѣ двухъ врачей, Теофраста, и Артемія, вы на чьей сторонѣ? Вѣдь изъ-за этого спора разстраивается вся наша корпорація.
Г-нъ Дефонандресъ. Я за Артемія.
Г-нъ Томесъ. Я тоже. Не потому, чтобы его сужденіе было правильнѣе; какъ мы видѣли, оно убило больного, и, конечно, сужденіе Теофраста было немногимъ лучше; но все же онъ неправъ въ частностяхъ, и не слѣдовало ему быть того мнѣнія, чѣмъ тѣ, кто старше его. Что вы на это скажете?
Г-нъ Дефонандресъ. Само собой. Будь, что будетъ, надо всегда соблюдать формальности
Г-нъ Томесъ, Я въ такихъ вещахъ дьявольски-строгъ, — конечно, не тогда, когда я среди друзей. Насъ какъ-то пригласили — троихъ нашихъ и одного чужого лѣкаря — на консиліумъ: такъ я все дѣло затормозилъ — не позволилъ подавать голоса не по порядку да и баста. Домашніе изъ кожи лѣзутъ, больной худо, но я твердо стою на своемъ; ну, пока мы препирались между собою, больная-то померла.
Г-нъ Дефонандресъ. Такъ и слѣдуетъ. Надо учить людей жизни и показать имъ, когда они еще желторотые
Г-нъ Томесъ. Умеръ человѣкъ, такъ и умеръ, не велика важность! А пренебреженіе формальностью — это страшный вредъ всему врачебному сословію.
Сганарель. Господа, дочери моей все хуже; прошу, скажите мнѣ скорѣе, на чемъ вы порѣшили.
Г-нъ Томесъ (г-ну Дефонандресу). Прошу васъ, сударь.
Г-нъ Дефонандресъ. Нѣтъ ужъ, пожалуйста, говорите вы, сударь.
Г-нъ Томесъ. Смѣетесь вы, что ли?
Г-нъ Дефонандресъ. Я первый говорить не стану.
Г-нъ Томесъ. Сударь!
Г-нъ Дефонандресъ. Сударь!
Сганарель. Господа, помилосердуйте, оставьте вы всѣ эти церемоніи; подумайте, вѣдь дѣло не ждетъ.
Г-нъ Томесъ. Болѣзнь вашей дочери…
Макротонъ. По-слѣ тща-тель-на-го со-вѣ-ща-нія…
Г-нъ Дефонандресъ. По мнѣнію всѣхъ этихъ господъ…
Г-нъ Батсъ. Въ разсужденіи болѣзни…
Сганарель. Достоите, господа, пожалуйста, говорите по очереди.
Г-нъ Томесъ. Мы обсуждали, сударь, болѣзнь вашей дочери, и я. того мнѣнія, что причина болѣзни — сильный жаръ въ крови, поэтому заключаю, что нужно скорѣе сдѣлать кровопусканіе.
Г-нъ Дефонандресъ. А я говорю, что ея болѣзнь происходитъ отъ порчи мокротъ, вызванной чрезмѣрнымъ переполненіемъ желудка; поэтому нужно дать ей рвотнаго.
Г-нъ Томесъ. Я утверждаю, что рвотное убьетъ ее.
Г-нъ Дефонандресъ. А я — что она умретъ отъ кровопусканія.
Г-нъ Томесъ, Куда какъ вамъ пристало разыгрывать изъ себя знающаго врача!
Г-нъ Дефонандресъ. Мнѣ пристало, и я могу поспорить съ вами во всѣхъ отрасляхъ эрудиціи.
Г-нъ Томесъ. Вспомните-ка человѣка, котораго вы уморили на этихъ дняхъ.
Г-нъ Дефонандресъ. Вспомните-ка даму, которую вы отправили на тотъ свѣтъ три дня тому назадъ.
Г-нъ Томесъ (Сганарелю). Я вамъ высказалъ свое мнѣніе.
Г-нъ Дефонандресъ (Сганарелю). Я сказалъ вамъ, что я думаю.
Г-нъ Томесъ. Если вы сейчасъ же не пустите кровь вашей дочери, она погибла. (Уходитъ).
Г-нъ Дефонандресъ. Если вы пустите ей кровь, черезъ четверть часа ея уже не будетъ въ живыхъ 8). (Уходитъ).
Сганарель. Кому изъ двухъ вѣрить? И какое принять изъ рѣшеній, столь противорѣчивыхъ? Господа, заклинаю васъ, выведите меня изъ недоумѣнія, скажите безпристрастно, что по-вашему лучше всего можетъ помочь моей дочери.
Г-нъ Макротонъ. Су-дарь, въ та-кихъ ве-щахъ нуж-но дѣй-ство-вать о-смо-три-тель-но и ни-че-го не дѣ-лать, какъ го-во-рит-ся, на-о-бумъ; тѣмъ бо-лѣ-е, что воз-мож-ны-я о-шиб-ки, по сло-вамъ на-ше-го у-чи-те-ли Гип-по-кра-та, мо-гугь и-мѣть о-пас-ны-я по-слѣд-стві-я.
Г-нъ Батсъ (скороговоркой). Это правда; нужно всегда быть осторожнымъ; вѣдь это не шутка, не дѣтская игра, если ошибешься, не такъ-то легко исправить промахъ и наверстать упущенное по своей же винѣ; experimenlum periculosum. Вотъ почему сначала нужно болѣе зрѣло обсудить, присмотрѣться къ темпераменту больного, изслѣдовать причины болѣзни и тогда ужъ выбирать лѣкарства.
Сганарель (въ сторону). Одинъ тащится, какъ черепаха; другой летитъ на почтовыхъ.
Г-нъ Макротонъ. И-такъ, су-дарь, воз-вра-ща-ясь къ дѣ-лу, я на-хо-жу, что дочь на-ша стра-да-етъ хро-ни-ческимъ не-дугтомъ и мо-жетъ по-гиб-нуть, ec-ли ей не подать сво-е-вре-мен-но по-мо-щи, тѣмъ бо-лѣ-е, что сим-пто-мы бо-лѣ-зни у-ка-зы-на-ю-тъ на скоп-ле-ні-е въ об-ла-сти че-ро-на ѣд-кихъ га-зовъ, раз-дра-жа-ю-щихъ о-бо-лоч-ки моз-га. Га-зы же э-ти, ко-то-ры-е мы на-зы-на-емъ до-гре-че-ски по-ро-жда-ют-ея гни-лост-ми-ми, клей-ки-ми и вязки-ми ве-ще-ства-ми, ско-пля-ю-щи-ми-ся вни-зу жи-во-та.
Г-нъ Батсъ. А такъ какъ эти вещества копились тамъ долгое время, они сгустились и пріобрѣли злокачественное свойство выдѣлять газы, достигающіе области мозга.
Г-нъ Макготонъ. И по-то-му, что-бы вы-тя-нуть, отдѣлить, вы-рвать, из-гнать и вы-не-сти изъ тѣ-ла э-ти зловред-мыя ве-ще-ства, не-об-хо-ди-мо о-сно-ва-тель-но о-чистать же-лу-докъ. Но пред-ва-ри-тель-но я по-чи-та-ю нелиш-мимъ и не-без-по-лез-нымъ при-бѣг-нуть къ лег-кимъ про-мы-ва-тель-нымъ и сла-бы-тель-нымъ, про-хла-ди-тельнымъ и ос-вѣ-жа-ю-щимъ си-ро-памъ, ко-то-ры-е слѣ-ду-етъ при-мѣ-ши-вать къ е-я пи-тью.
Г-нъ Батисъ. А затѣмъ дадимъ ей хорошаго слабительнаго, чтобы прочистить желудокъ, и, если понадобится, повторимъ пріемъ.
Г-нъ Млкротонъ. Э-то не зна-читъ, что-бы при всемъ томъ дочь на-ша не мо-гла у-ме-реть; но по край-ней мѣ-рѣ вы бу-де-те у-тѣ-шать се-бя мы-слью, что ко-е-что сдѣ-ла-ли для не-я, и что о-на у-мер-ла по всѣмъ пра-ви-ламъ.
Г-нъ Батсъ. Лучше умереть по правиламъ, чѣмъ выздоровѣть противъ правилъ.
Г-нъ Макротонъ. Мы от-кро-вен-но вы-ска-за-ли вамъ на-ше мнѣ-ні-е.
Г-нъ Батсъ. И говорили съ вами такъ, какъ говорили бы съ роднымъ братомъ.
Сганарель (Макротону, растягивая слова). По-кор-нѣн-ше васъ бла-го-да-рю. (Багису, скороговоркой) Безконечно вамъ обязанъ за всѣ ваши труды. (Врачи уходятъ).
Сганарель (одинъ). Ну вотъ, теперь я колеблюсь немного больше прежняго — только и всего. Ба! Прекрасная мысль. Не купить ли мнѣ орвіетану и не дать ли ей? Орвіетанъ хорошее средство, многимъ помогаетъ. Идетъ!
Сганарель. Прошу васъ, сударь, дать мнѣ коробочку вашего орвіетана, за которую я заплачу вамъ.
За золото всѣхъ странъ возможно ль пріобрѣсть
Столь чудодѣйственный секретъ на удивленье:
Мое лѣкарство вмигъ приноситъ исцѣленье
И лѣчить нёдуги, которыхъ въ годъ не счесть:
Чесотку,
Всѣ сыпи,
Чуму,
Лихорадку,
Краснуху
И оспу,
Подагру,
Грыжу,
Такъ вотъ орвьетана
Великая сила!
Сганарель. Сударь, я увѣренъ, что всего золота міра не хватитъ, чтобы заплатить за ваше лѣкарство, но все-таки вотъ вамъ тридцать су — будьте любезны, возьмите ихъ.
Дивитесь, какъ я добръ! Я полное чудесъ
Сокровище мое пускаю въ обращенье.
Съ нимъ можете встрѣчать безъ страха и смущенья
Всѣ болѣсти, что шлетъ на землю гнѣвъ небесъ:
Чесотку,
Всѣ сыпи,
Чуму,
Лихорадку,
Краснуху
И оспу,
Подагру,
Грыжу.
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.
[править]Фидеренъ. Не стыдно ли вамъ, господа, въ ваши годы выказывать такое неблагоразуміе и ссориться, какъ молодые вертопрахи! Развѣ вы не понимаете, какъ вредятъ намъ въ глазахъ свѣта подобныя ссоры? Не достаточно ли того, что ученые видятъ противорѣчія и распри между нашими авторами и нашими старыми наставниками? Къ чему еще нашими пререканіями и ссорами обнаруживать передъ народомъ шарлатанство нашего искусства? По-мнѣ это плохая политика, и я понять не могу, почему нѣкоторые изъ нашей братіи держатся ея; надо сознаться, что всѣ эти споры въ послѣднее время выставляютъ насъ въ странномъ свѣтѣ, и, если мы не остережемся, мы сами себя погубимъ. Я хлопочу не о себѣ; благодаря Бога, мои дѣлишки уже устроены. Дождь ли, вѣтеръ ли, градъ ли, — мертвыхъ не воскресить, а съ тѣмъ, что у меня есть, я могу обойтись безъ живыхъ; но для медицины то всѣ эти диспуты ровно ничего не стоятъ. Сколько вѣковъ уже человѣчество носится съ нами, — мы должны быть благодарны за это Небу, не разочаровывать людей своими чудачествами и ссорами и пользоваться ихъ глупостью возможно легче. Не мы одни, какъ вамъ извѣстно, стараемся использовать человѣческую-слабость; на это охотниковъ много, и каждый старается сыграть на слабой стрункѣ ближняго ради собственной выгоды. Льстецы, напримѣръ, пользуются тѣмъ, что люди любятъ, чтобъ ихъ хвалили, и тѣшатъ ихъ тщеславіе, воскуряя имъ ѳиміамъ; этимъ искусствомъ можно составить себѣ цѣлое состояніе. Алхимики стараются пользоваться страстью человѣка къ обогащенію и сулятъ золотыя горы тѣмъ, кто согласенъ ихъ слушать. Составители гороскоповъ въ своихъ обманчивыхъ предсказаніяхъ пользуются тщеславіемъ и честолюбіемъ довѣрчивыхъ простаковъ. Но самая слабая струна человѣка — это его любовь къ жизни, и нашъ братъ извлекаетъ изъ этого выгоды при помощи торжественной галиматьи; люди боятся смерти и потому чтятъ наше ремесло, а намъ это и на руку. Мы должны дорожить ихъ уваженіемъ и не вступать въ препирательства у постели больного; тогда всякое улучшеніе въ болѣзни будетъ приписано намъ, а всѣ наши промахи мы можемъ валить на природу. Было бы глупо съ нашей стороны разрушать выгодное для насъ предубѣжденіе, которымъ кормился столько народу.
Томесъ. Вы безусловно правы, но иногда кровь бросается въ голову и перестаешь владѣть собой.
Фидеренъ. Итакъ, господа, оставимъ всякіе раздоры и давайте сговоримся.
Дефонандресъ. Согласенъ. Пусть онъ одобрить прописанное мною рвотное этой больной, и я поддержу, бы лѣченіе онъ ни назначилъ слѣдующему больному.
Фидеренъ. Чудесно, вотъ что значитъ разсуждать благо разумно. 0
Дефонандресъ. Значить, по рукамъ.
Фидеренъ. По рукамъ. Прощайте! Въ другой разъ, господа, будьте осторожнѣе.
Лизета. Какъ, господа, вы здѣсь, и не думаете отмстить за оскорбленіе, нанесенное медицинѣ?!
Томесъ. Какъ! Что такое?
Лизета. Нѣкій наглецъ имѣлъ дерзость заняться безъ спроса вашимъ ремесломъ и безъ вашего предписанія убилъ человѣка, пронзивъ его насквозь шпагой.
Томесъ. Послушайте, вы, насмѣшница, попадетесь вы, въ одинъ прекрасный день, въ наши руки.
Лизета. Позволяю вамъ убить меня, если я когда-нибудь обращусь къ вамъ. (Врачи уходятъ).
Клитандръ. Ну, Лизета, что скажешь о моемъ нарядѣ? Какъ ты думаешь, могу я въ этомъ платьѣ провести добраго человѣка? Идетъ оно ко мнѣ?
Лизета. Какъ не надо лучше. Я съ нетерпѣніемъ ждала васъ. Небо создало меня необыкновенно человѣколюбивою, и я не могу видѣть, какъ двое влюбленныхъ вздыхаютъ другъ по другѣ: сейчасъ мнѣ становится ихъ такъ жалко, такъ жалко, и такъ страстно хочется облегчить ихъ страданія! Я хочу во что бы то ни стало освободить Люцинду отъ тираніи отца и отдать ее вамъ. Вы мнѣ сразу понравились; я знаю толкъ въ людяхъ, и лучшаго выбора она сдѣлать не могла. Любовь не отступаетъ ни передъ чѣмъ, и мы съ ней придумали одну хитрость; можетъ-быть, она насъ вывезетъ. Всѣ мѣры уже приняты; тотъ, съ кѣмъ мы имѣемъ дѣло, довольно-таки простъ, его не трудно провести; а если эта штука намъ не удастся, мы придумаемъ тысячу другихъ и все-таки добьемся своего. Подождите меня вонъ тамъ, я приду за вами.
Клитандръ (отходитъ въ глубину сцены).
Лизета. Развеселитесь, сударь! развеселитесь!
Сганарель. Въ чемъ дѣло?
Лизета. Возрадуйтесь!
Сганарель. Да чему?
Лизета. Возрадуйтесь, говорю вамъ!
Сганарель. Скажи, въ чемъ дѣло, тогда я, можетъ-быть, я обрадуюсь.
Лизета. Нѣтъ, я хочу, чтобы вы раньше обрадовались, чтобы вы пѣли, чтобы вы плясали отъ радости.
Сганрель. Да ради чего?
Лизета. Ради моихъ словъ.
Сганарель. Ну, изволь. (Поетъ и приплясываетъ) Тра-ла-ла, тра-ла-ла! Чортъ знаетъ что такое!
Лизета. Сударь, ваша дочь спасена!
Сганарель. Моя дочь спасена?
Лизета. Да. Я вамъ привела врача, но врача особеннаго, который чудеса дѣлаетъ и остальныхъ врачей онъ высмѣиваетъ.
Сганарель. Гдѣ онъ?
Лизета. Сейчасъ попрошу его сюда. (Уходитъ).
Сганарель (одинъ). Посмотримъ, пойдетъ ли у него дѣло успѣшнѣе, чѣмъ у другихъ.
Лизета (ведетъ Клитандра). Вотъ онъ!
Сганарель. Вотъ врачъ, у котораго борода ужъ очень моложава.
Лизета. Знаніе мѣрятъ не по бородѣ. И умъ-то у него не въ подбородкѣ сидитъ.
Сганарель. Мнѣ сказали, сударь, что у васъ есть чудеснѣйшее лѣкарство отъ запора.
Клитандръ. Мои лѣкарства, сударь, не таковы, какъ у другихъ. Тѣ лѣчатъ рвотнымъ, кровопусканіемъ, піявками, микстурами, промывательными; а я лѣчу словами, звуками, письменами, талисманами и кольцами съ изображеніемъ созвѣздій.
Лизета. Что я вамъ говорила?
Сганарель. Вотъ великій человѣкъ!
Лизета. Сударь, ваша дочь сидитъ въ креслѣ, совершенно одѣта, — я приведу ее сюда?
Сганарель. Да, сходи за ней.
Клитандръ (щупая пульсъ Сганарелю). Ваша дочь очень больна.
Сганарель. Вы узнали это по мнѣ?
Клитандръ. Да, — по симпатіи, которая существуетъ между отцомъ и дочерью.
Лизета (Клитандру). Присядьте, сударь, вотъ здѣсь, возлѣ нея. (Сганарелю) Ну, оставьте ихъ вдвоемъ.
Сганарель. Почему? Я хочу присутствовать.
Лизета. Вы шутите? Надо уйти. У врача найдется множество вещей, которыя ему надо спросить у больной, а мужчинѣ слушать неловко.
Клитандръ (тихо Люциндѣ). Сударыня, я внѣ себя отъ радости! Я даже не знаю, съ чего начать. Пока я разговаривалъ съ вами только глазами, мнѣ казалось, что мнѣ нужно много-много сказать вамъ, а теперь, когда я могу свободно говорить съ вами, какъ я того желалъ, я робѣю; отъ избытка радости я растерялъ всѣ мои слова.
Люцинда. Я могу сказать то же о себѣ; и меня, какъ васъ, душитъ радость и мѣшаетъ мнѣ говорить.
Клитандръ. Ахъ, сударыня, какъ бы я былъ счастливъ, если бъ вы вправду чувствовали все, что чувствую я, если бъ мнѣ позволено было судить о вашей душѣ но моей! Могу ли я, по крайней мѣрѣ, вѣрить, что вы сами придумали хитрость, позволяющую мнѣ наслаждаться вашимъ обществомъ, что этимъ счастьемъ я обязанъ вамъ?
Люцинда. Хоть и не я это выдумала, но я съ радостью одобрила выдумку, — за это вы все-таки можете быть мнѣ благодарны.
Сганарель (Лизетѣ). Сдается мнѣ, что онъ слишкомъ близко наклоняется къ ней?
Лизета (Сганарелю). Это потому, что онъ наблюдаетъ за физіономіей и изучаетъ черты лица.
Клитандръ (Люциндѣ). Будете ли вы всегда такъ милостивы ко мнѣ?
Люцинда. А вы — будете ли вы тверды въ своихъ рѣшеніяхъ?
Клитандръ. До самой смерти! У меня нѣтъ болѣе горячаго желанія, какъ быть вашимъ, и я вамъ буду доказывать это каждымъ своимъ поступкомъ.
Сганарель (Клитандру). Ну что, какъ наша больная? Она какъ будто чуточку повеселѣла.
Клитандръ. Это оттого, что я уже испробовалъ на ней мое искусство. Такъ какъ духъ имѣетъ большую власть надъ тѣломъ и нерѣдко является источникомъ болѣзни, я взялъ себѣ за правило исцѣлять сначала духъ, а затѣмъ уже браться за тѣло. Я изслѣдовалъ взоры вашей дочери, черты ея лица, линіи си обѣихъ рукъ, и съ помощью науки, дарованной мнѣ Небомъ, распозналъ, что она больна душою, что вся ея болѣзнь проистекаетъ отъ распущенности воображенія, отъ нескромнаго желанія выйти замужъ. Что касается меня лично, я не могу представить себѣ ничего болѣе дикаго и смѣшного, чѣмъ эта страсть къ замужеству.
Сганарель (въ сторону). Нотъ умный человѣкъ!
Клитандръ. Я питаю и всегда буду питать къ этому глубокое отвращеніе.
Сганарель (въ сторону). Вотъ великій врачъ!
Клитандръ. Но фантазіямъ больныхъ нельзя итти наперекоръ. А такъ какъ я подмѣтилъ въ ней нѣкоторое затменіе ума, и такъ какъ это можетъ быть даже опаснымъ, если ей не подать скорой помощи, то я сталъ играть на ея слабой стрункѣ: сказалъ ей, что я пришелъ сюда просить у васъ ея руки. У нея сразу лицо перемѣнилось и глаза оживились; и если вы согласны на нѣсколько дней оставить ее въ этомъ заблужденіи, вы увидите, мы ее вылѣчимъ.
Сганарель. Конечно, конечно, я этого очень желаю.
Клитандръ. А затѣмъ мы прибѣгнемъ къ другимъ средствамъ, чтобы окончательно вылѣчить ее отъ этой фантазіи
Сганарель. Великолѣпно! Ну-съ, дочь моя, этотъ господинъ хочетъ жениться на тебѣ, и я ему сказалъ, что я согласенъ.
Люцинда. Увы, возможно ли это?
Сганарель. Да.
Людинда. Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ?
Сганарель. Да, да.
Люцинда (Клитандру). Какъ! Вы хотите быть моимъ мужемъ?
Клитандръ. Да, сударыня.
Людинда. И мой отецъ согласенъ?
Сганарель. Да, дочь моя.
Люцинда. Ахъ, какъ я счастлива, если только это правда!
Клитандръ. Отбросьте всякія сомнѣнья, сударыня. Я не съ сегодняшняго дня люблю васъ и сгораю желаніемъ быть вашимъ мужемъ. Я только за этимъ и пришелъ сюда; если хотите, я вамъ скажу всю правду: эта одежда только предлогъ; я разыгралъ роль врача только для того, чтобы имѣть возможность приблизиться къ вамъ и легче добиться желаемаго.
Люцинда. Все это--доказательство нѣжной любви, и я не могу остаться къ нимъ нечувствительной.
Сганарель (въ сторону). О, безуміе! О, безуміе! О, безуміе!
Люцинда. Такъ вы позволяете мнѣ, отецъ мой, выйти замужъ за этого господина?
Сганарель. Да, да. Давай сюда руку. И вы, сударь, дайте свою.
Клитандръ. Но, сударь…
Сганарель (давясь отъ смѣха). Нѣтъ, нѣтъ; это чтосъ… успокоить ея духъ. Возьмите ее за руку. Вотъ такъ. Значить, дѣло сдѣлано.
Клитандръ. Примите въ залогъ моей вѣрности вотъ это кольцо. (Тихо Сганарелю) Это кольцо выковано подъ вліяніемъ созвѣздій, которое излѣчиваетъ отъ помѣшательства.
Люцинда. Такъ давайте напишемъ контрактъ, чтобы крѣпче было.
Клитандръ. Я готовъ, сударыня. (Тихо Сганарелю) Я сейчасъ позову моего помощника, который пишетъ мнѣ рецепты, и увѣрю ее, что это нотаріусъ.
Сганарель. Отлично!
Клитандръ. Эй, кто тамъ! Позовите сюда нотаріуса, котораго я привелъ съ собою.
Люцинда. Какъ, вы привели съ собой нотаріуса?
Клитандръ. Да, сударыня.
Люцинда. Я въ восторгѣ.
Сганарель. О, безуміе! О, безуміе!
Клитандръ (тихо разговариваетъ съ нотаріусомъ).
Сганарель (нотаріусу). Такъ вотъ, сударь, намъ нужно составить свадебный контрактъ. Пишите. (Люциндѣ) Вотъ и контрактъ сейчасъ будетъ готовъ. (Нотаріусу) Пишите: я даю за нею приданое въ двадцать тысячъ экю.
Люцинда. Я вамъ очень благодарна, отецъ мой.
Нотаріусъ. Готово, вамъ остается только подписать.
Сганарель. Вотъ такъ живо состряпали контрактъ!
Клитандръ (Сганарелю). Но, по крайней мѣрѣ, сударь…
Сганарель. Да нѣтъ же, мы же знаемъ… (Нотаріусу) Ну-ка, дайте ей перо, пусть подпишетъ. (Люциндѣ) Подписывай, подписывай. А я потомъ подпишу.
Люцинда. Нѣтъ, нѣтъ, я хочу, чтобы контрактъ былъ у меня.
Сганарель. Ну, изволь; изволь. (Подписываетъ). Теперь ты довольна?
Люцинда. Больше, чѣмъ вы можете себѣ представить.
Клитандръ. А, впрочемъ, захватилъ съ собой не только нотаріуса; я взялъ еще пѣвцовъ, я музыкантовъ, и танцоровъ, чтобы потѣшить насъ и отпраздновать такой торжественный день. Позовите ихъ. Я всегда вожу ихъ съ собою. Каждый день почти пользуюсь ихъ услугами, музыкой и танцами, исцѣляя умственныя разстройства.
Всѣ люди, правду говоря,
Безъ насъ хворали бъ безконечно,
И это мы — ихъ лѣкаря,
Врачи великіе, конечно!
Коль исцѣлить быстрѣй хотятъ
Больную печень или почки,
Не нуженъ вовсе Гиппократъ, —
А будетъ лучше во сто кратъ
Къ намъ поспѣшить безъ проволочки
Всѣ люди, правду говоря,
Безъ насъ хворали бъ безконечно,
И это мы — ихъ лѣкаря,
Врачи великіе, конечно!
Сганарель. Вотъ забавный способъ лѣченія! Гдѣ же это моя дочь и докторъ?
Лизета. Они пошли завершить свой бракъ.
Сганарель. То-есть какъ — бракъ? j
Лизета. Что дѣлать, сударь, васъ провели 9): вы думали, что это шутка, а это правда.
Сганарель. Какъ правда? Что за чортъ! (Хочетъ бѣжать вслѣдъ за Клитандромъ и Люциндой; танцоры его удерживаютъ). Пустите меня, пустите, говорятъ вамъ! (Танцоры все-таки его удерживаютъ). Ну, что еще? (Танцоры силой хотятъ заставить его танцовать). Ахъ, чортъ бы васъ побралъ!
Примѣчанія.
[править]1) По винѣ того же Вало умерла Генріетта англійская, принявъ дозу опіума, которая была прописана несвоевременно; это событіе послужило поводомъ къ слѣдующей эпиграммѣ: «Повѣрите ли вы, будущія поколѣнія, что дочь великаго Генриха испытала, умирая, ту же судьбу, что ея покойный отецъ и мужъ?.. Всѣ трое погибли отъ руки убійцы: — Равальяка, Кромвеля или доктора: Генрихъ — отъ удара штыкомъ. Карлъ — на эшафотѣ, и вотъ теперь умираетъ Генріетта вслѣдствіе невѣжества Вало».
2) Здѣсь имѣется въ виду ссора между двумя женами врачей, о которой въ предисловіи говорилось выше.
3) Это мѣсто тѣмъ болѣе искусно выражено, что Мольеръ нападалъ на очень вліятельный кружокъ. «Двѣ провинціалки» заслуживаютъ насмѣшки — но онѣ копируютъ «превосходныя вещи». Между тѣмъ вполнѣ ясно, что именно эти вещи Мольеръ собирается осмѣять (Эме Мартенъ).
4) Докторъ, Капитанъ, Тривленъ — трое характерныхъ лицъ, принадлежащихъ къ итальянскому фарсу (Мартенъ).
5) «Храни васъ Богъ», или «Богъ васъ хранитъ». Это выраженіе было въ постоянномъ обиходѣ въ разговорахъ во времена Мольера.
6) Мольеръ повторяетъ эту сцену въ «Плутняхъ Скапена».
7) Желторотые — это птенцы, недавно вылупившіеся изъ яйца и находящіеся еще въ гнѣздѣ. «Желторотыми» въ XVII вѣкѣ называли клерковъ и учениковъ ремесленнаго цеха.
8) Здѣсь намекъ на знаменитую консультацію врачей Гено, Брене, Вало и Дефужере у смертнаго одра кардинала Мазарини, въ Венсенскомъ замкѣ. См. вступительную статью къ этой пьесѣ, стр. 243—246.
9) Въ оригиналѣ стоитъ: «la becasse est bridée», т. е. «бекасъ взнузданъ». Это поговорка, взятая изъ охоты. Бекасамъ ставятъ на землѣ петли, силки, въ которыя они и затягиваются сами.