Ковалевский — прозаик, путешественник, государственный и общественный деятель, литературный дебют которого — написанная белыми стихами трагедия «Марфа Посадница, или Славянские жёны», посвящённая памяти В. А. Озерова — состоялся в 1832 г. Поняв, что поэтическая и драматическая формы — не его область, писатель переключился на прозу.
Трагедия Ковалевского бы написана молодым автором в начале его обширной и многогранной деятельности, никогда не ставилась и не переиздавалась.
Первое действие открывается беседой папских миссионеров Катерини, Мессино и Антонио, обсуждающих далеко идущие планы подчинения православной Москвы Риму при помощи брака новгородской посадницы с польским королём. Между тем в самом Новгороде ширится ропот: еврей Схария с сообщниками распространяют среди православных своё учение, бояре проклинают Марфу за её гордыню и властолюбие. Однако появление Марфы на площади у Святой Софии сопровождается выражением народной любви к ней. Марфа сообщает народу о надвигающейся опасности: московский посол князь Холмский грозит Новгороду войной. Холмский упрекает Марфу в том, что она призывает сограждан к оружию из личной выгоды. В последних словах Марфы содержатся ещё живые воспоминания о любви к Холмскому.
Действие второе полностью происходит в хижине кудесника Феодосия. Выясняется, что дочь старца Ксения влюблена в Холмского и ожидает здесь тайного свидания с ним. Кудесник притворно соглашается на её брак с Холмским, но втайне хотел бы расправиться с князем. В этом он рассчитывает на помощь Схарии, который просит отдать Ксению ему. После ухода еретика к Феодосию приходит Марфа за толкованием пророческого сна.
В третьем действии Схария в тереме Марфы предсказывает посаднице её будущее: оказывается, она грезит о царском венце. Приглашённая на совет Марфа обнаруживает своё коварство: она предлагает притворно покориться московскому князю Иоанну и дождаться тем временем литовского войска, обещанного новгородцам вместе с покровительством в обмен на признание власти Литвы. Марфа и почти все бояре присягают на верность Литве.
Действие четвёртое начинается у могилы Гостомысла, где Марфа требует присяги литовскому королю Казимиру от бояр и народа. В этом же действии подкупленные Феодосием цыганки смертельно ранят Холмского, и тот, умирая, сообщает Ксении о том, что она ещё в детстве обручена с ним. Он рассказывает девушке о мести Феодосия и просит исполнить последнюю волю — подать знак москвичам и поджечь вечевую башню. В пятом действии Ксения выполняет своё обещание; город охватывают пожар и паника, московские войска наступают и захватывают Новгород, гибнет сын Марфы Дмитрий. Не видя иного выхода, отвергая жизнь пленников, с презрением к отступникам Марфа с дочерью бросаются в пламя с горящих городских стен.
Далее приводятся следующие фрагменты: действие 1, явл. 5 — 6, действие 3, явл. 4., действие 5, явл. 8 — 9.
Марфа-посадница, или Славянские жёны.[править]
Марфа
Народ! Друзья! В опасности отчизна,
Прельщают нас оковами щлатыми,
Нам цепи шлёт в подарок Иоанн.
Один из народа
Князь очень щедр, он древнее своё
Наследие, искупленное златом
В орде, нам шлёт в подарок! Вот так щедрость!
Марфа
Они легки, блестят, покуда новы;
Не тяготят, пленяют боле нас;
Когда ж ваш пот и кровь заржавят их…
Народ
И злато, и сребро, и жизнь народа
Во власти всё твоей, о Марфа, Марфа,
Не погуби, отечество спаси!
Марфа
Не погуби, отечество спаси!
Марфа
Не златом, не стяжанием поносным,
Но острием меча его искупим!
Народ
Война и смерть! Война и смерть врагам!
Марфа
Пускай войдёт посол Москвы строптивой,
Народ! Ты сам реши свою судьбу;
А голос мой, как глас гражданки вольной
И равной вам, сольётся с гласом правды.
(Сходит с возвышения).
Марфа
(про себя)
О Марфа, ободрись, Отчизна гибнет!
Прочь, прочь любовь, лишь слабых жён удел.
(К народу).
Смутились вы от грозных сих речей;
Иль сладок плен, иль битва вам страшна?..
Мы не склоняли выи пред Батыем,
И склоним ли её перед рабом татарским?!
Стыдись, народ, вот женская рука
За вас подъемлет первая свой меч;
Кто духом смел, те вслед за мной стремитесь!
Холмский
Нет, не за них подъемлешь ты свой меч;
Скажи: для польз и выгод собственных скорее!
Сорвав фату с главы крамольной, Марфа,
Мнишь заменить её венцом державным,
Мечтаешь им лукавство глупой бабы
Сокрыть; но верь, не свыкнуться ему
Ввек с длинными власами; лишь шатнёшься —
И вмиг венец спадёт с главы неловкой!
Делинский
Кто против Бога и великого
Нова-града, кто против доблестной
Посадницы?
Несколько человек
(устремившись на Холмского)
Погибни, злой крамольник!
Война, война и гибель злой Москве!
Марфа
(удерживая народ)
Остановись, народ!
(К Холмскому, тихо).
Прими же жизнь
От той руки, которую с презреньем
Отвергнул; нет, не в силах мстить любовь.
Марфа
Когда б венец державный Мономаха
Был раскалён в горниле ада, о!
Я и тогда б главу им облачила…
(В сильном волнении то садится на скамью, то опять встаёт и стремительно ходит взад и вперёд).
С восторгом… Ах, мученья слабы те,
Когда меня огнь страшный пожирает;
Я тлею вся, как угль перегоревший.
Когда судьба сама ожесточённо
Не отряхнёт с меня прах низкой доли
В сей жизни, — о, пусть я умру в сей миг,
Лишь княжеской короною венчали б
Моё чело; что б сын Новаграда
Мог возвестить потомку дальнему:
Кичливая Москва пред прахом Марвы
Поверглась ниц! Москва несла её
Оковы!
(Помолчав).
О, я помню грозный день…
Он заклеймил меня навек позором;
Одна лишь месть изладит ту печать.
Я помню день, в который Иоанн
Родную кровь пролил на Лобном месте;
Отбызнула на сердце мне та кровь,
И жжёт меня, отмщеньем распаляя.
Он, гордый, жизнь мне в поруганье кинул,
Он даже имя Марфы не честил
Отмщением своим… Презреть так страшно!
Но женщина ещё ужасней мстит!
Ещё другой день униженья помню:
Как гордо в день тот Софья (Палеолог) в ризах царских
Перед толпой безумною кичилась,
Как громко вой колоколов гудел
Народным кликом в самом Новеграде,
Ликуя латинянки торжеством!
А я… А я сама в бессилье горьком
Дерзнула лишь… презреть её… О Боже!
Когда б могла в тот миг сорвать убранство
Венчальное и ложе брачное
Супругов напитать смертельным ядом!..
Но вот прошла пора кипящая
Весны моей, не греет уж любовь,
Ах, цвет опал, и сердце уж заглохло
Для счастия; но мщение и слава
Не стынут в нас и в хладный час зимы;
Они кипят ещё сильней в груди,
Подавленной летами… Боже, Боже!
Когда б могла исхитить скипетр Московский
И гордую чету низвергнуть в прах!..
Пусть сгибнет всё за миг бесценный тот!
Марфа
Ты слышишь ли, о дочь, глас погребальный
Над трупом нашей Родины священной;
И ты, ты хочешь жить! И ты, ты дочь
Моя?!
Дочь
О нет! Умрём, умрём, родная!
Марфа
Теперь ты дочь моя! Умрём, как жили.
Прости, прости, священный Новый город,
Родимая земля, омытая
И кровью, и слезами предков наших;
Ты щедро наградила их; в объятьях
Твоих почиют мирно кости их;
Ах, сколько раз ты от меня багрилась!
Не дай же прах мой на чужбине кинуть!
Не отвергай неблагодарную!
(Обнимая одной рукой дочь, другой знамя).
Вот все мои сокровища земные, —
Прими в родное лоно нас!
Дочь
И мне
Ты ласково, родная, улыбалась.
Марфа
Я знаю, что рука свободного
Не заметёт мой прах землёй родною;
Неблагодарная, не взгромоздит
Кургана векового в память Марфе;
И самый пепел твердынь Новгородских
Над мною разметёт кичливый враг;
И слава дел посадницы Борецкой
В веках померкнет, стухнет… Горе мне!
Прими меня!
Народ
Остановись же, Марфа!
Над нами мир и всепрощенье!
Военачальник
Прощение, устами Иоанна!
Кудесник
Борецкая, ты счастлива, ты властна
Свободно умереть: умри!.. А я —
Я жив… И вот казнь страшная моя!
Народ
Не покидай, не покидай нас, Марфа!
Марфа
Изменники! Смеюсь я и над вашей
Мольбой и презираю вас.
(Сжимает одной рукой дочь, другою хоругвь и кидается в пламя).
1832 г.
Прошёл лишь год после публикации драмы Погодина, и в Петербурге вышла в свет написанная белыми стихами трагедия «Марфа Посадница, или Славянские жёны». Это был первый литературный опыт Г. (Е). П. Ковалевского, в ту пору 23-летнего чиновника, позднее получившего известность как путешественник, историк и прозаик. Трагедия прошла совершенно незамеченной, что подтверждается, в числе прочих, таким фактом. Сохранилось письмо, которое написал Ковалевскому В. А. Жуковский, относившийся к юноше с трогательной нежностью и отеческой заботой. Написано оно было 4 января 1833 г., то есть через считанные месяцы после литературного дебюта Ковалевского, но в обширном послании, затрагивавшем множество тем, это событие даже не упомянуто. Разумеется, ни рецензий, ни постановок не последовало, а сам автор, разуверившись в своих поэтических способностях, в дальнейшем к стихам и драме не обращался.
Но в историю темы Марфы посадницы трагедия Ковалевского входит, как в высшей степени своеобразный и самобытный факт благодаря бросающемуся в глаза несходству со всем, что писалось о её героине как до, так и после 1932 г. Не приходится сомневаться, что сведения об изображённых в пьесе событиях драматург черпал у Карамзина — другого источника в то время просто не было. Но если драма М. П. Погодина, как профессионального историка, строго следует историческим фактам, то для Ковалевского это условие не было обязательным.
Насыщая своё творение цветистыми вымыслами и домыслами, он и намерения не имел «воскресить минувший век во всей его истине». Иоанн, которому во всех произведениях о Марфе Посаднице неизменно отводилось одно из центральных мест, который у Погодина, по известным пушкинским словам, «наполняет трагедию. Мысль его приводит в движение всю махину, все страсти, все пружины», у Ковалевского вообще отсутствует. Шелонская битва, утрата Новгородом своей независимости отодвинуты на второй план. Вместо этого разыгрывается фантастическая картина использования Новгорода в заговоре папских миссионеров, имеющем целью подчинение православной Москвы Риму:
Соединить чрез брак посадницы
Весь Новгород с державой Казимира,
Закон его, — с законом православья,
И ринуть их всей силой на Москву,
В прах разгромить её, простереть длань дружбы
Властителю несметных орд татар;
С ним двинуться на турок европейских
И в Риме, пред лицом святейшим папы,
Пасть ниц самим: вот воля де владыки.
(Ковалевский Е. П. «Марфа-посадница», СПб., 1832 г. С. 8).
Отношение новгородцев к Марфе, как его изображает Ковалевский, не однозначно. Бояре выражают к ней открытую неприязнь. В их глазах она — «заблудшая жена», которая
… схватив бразды правленья
Над градом сим — забыла страшны суд
И, воспылав гордыней сатанинской,
Мнит властвовать над рухлым сим скелетом.
(Там же. С. 18).
Народ же преисполнен к ней любви и доверия. Из его уст слышатся восклицания, выражающие искреннюю надежду. В Марфе они видят спасительницу Новгорода: «И красный мир, и пышный Новый город,
Как знойная пустыня нам без Марфы».
Если судить о Марфе по словам, с которыми она обращается к народу, перед нами незыблемая защитница вольного Новгорода, призывающая к беззаветной борьбе с угрозой, исходящей от московского князя.
Но выясняются неожиданные подробности: посланник Иоанна Холмский, выступающий главным оппонентом Марфы, оказывается был с ней в интимных отношениях, и под покровом политического противостояния кроются достаточно пылкие личные чувства. Когда народ, видящий в Холмском главного врага, устремляется, что бы расправиться с ним, Марфа предотвращает эту расправу.
Кроме того, Марфа предстаёт как женщина, снедаемая безмерным тщеславием. Когда еврей Схария, колдун и прорицатель, предсказывает ей будущее, она видит себя обладательницей шапки Мономаха и, как выясняется, давно грезит о царском венце. Оставшись наедине, она произносит такой монолог: «Когда б венец державный Мономаха и т. д.».
Обуреваемая такими стремлениями, она готова предать независимость Новгорода и отдать его под власть Казимира. Когда литовский посол предлагает Новгороду королевское покровительство и войско, при условии признания власти Литвы, Марфа, а по её примеру и почти все бояре, присягают на верность Литве. При этом Марфа проявляет своеобразное коварство: она предлагает на время изобразить перед Иоанном любезность и покорность, что бы выиграть время и дождаться прибытия литовского войска.
Но все эти ухищрения оказываются тщетны. Московские войска наступают на Новгород, и смертельно раненный Холмский просит влюблённую в него девушку Ксению подать им условный знак — поджечь вечевую башню. Ксения делает это. В городе разгорается пожар и вспыхивает народное смятение. Близится неотвратимая катастрофа. Марфа сопереживает гибели родного города и концу его независимости.
«Горе мне»! — восклицает она и с этими словами вместе с дочерью бросается в бушующий внизу, под городскими стенами, огонь.
Трудно заподозрить, что Ковалевский не знал, что в действительности Марфа не погибла, а была отправлена Иоанном в Москву. Вымышленный им финал трагедии должен был усилить трагизм поражения героини, закрепив в сознании читателя её цельный, монолитный и героический образ, дополнительно выявив однозначно сочувственное отношение к ней драматурга.
Первая публикация:
Ковалевский Г. П. «Марфа-посадница, или Славянские жёны», СПб, «Плюшар», 1832 г. 95 стр.
Источник текста:
Погодин М. П. «Марфа, посадница Новгородская», М., «Наука», 2015 г. Серия «Литературные памятники». С. 198—204, 321—324, 361.