Мирные завоеватели (Оссендовский)/1915 (ДО)/XVIII

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
[104]
XVIII.

НА берегахъ Тихаго океана и дальше, въ лѣсахъ и горахъ Стараго Китая, тамъ гдѣ въ узкихъ долинахъ стоятъ древніе, полуразрушенные храмы, окруженные лѣсами вязовъ и дубовъ, гдѣ въ великолѣпныхъ, раскинувшихся на десятки верстъ садахъ, [105]медленно разсыпаются сложенные изъ мрамора и гранита мавзолеи надъ могилами древнихъ Минговъ и легендарныхъ вождей Китайцевъ, отбивавшихъ нѣкогда полчища „пришельцевъ съ моря“, — теперь повсюду гремѣли орудія, доносились отголоски кровопролитныхъ боевъ и стоны раненыхъ и умирающихъ. Надъ вспѣненными волнами Тихаго океана, который видѣлъ ужаснѣйшую изъ трагедій человѣчества, и надъ плодородными равнинами Манчжуріи, гдѣ мирные китайцы еще вчера воздѣлывали свои поля, сажая во взрыхленную землю пшеницу, гаолянъ и бобы, — тамъ съ воемъ и грохотомъ проносились снаряды и падалъ на землю стальной и свинцовый дождь.

Съ напряженіемъ смотрѣлъ весь міръ на встрѣчу неожиданныхъ противниковъ, а на Дальнемъ Востокѣ каждый день и каждый часъ приносили рядъ извѣстій, то радостныхъ, наполнявшихъ сердца гордостью, то тревожныхъ и печальныхъ. Отъ оставшихся одинокими солдатскихъ женъ и до высшихъ администраторовъ края, — всѣ были взволнованы и обезпокоены, и только въ клубѣ торговаго дома „Артигъ и Вейсъ“, гдѣ собирались приказчики и клерки не только этой фирмы, но и отъ „Родпеля“, „Хильманса“, „Дангелидера“ и другихъ нѣмецкихъ гнѣздъ, откуда выползли змѣи предательства и шпіонства, царило безшабашное веселье. Здѣсь радовались всякой неудачѣ Россіи и подсчитывали происходящія отъ войны выгоды для Германіи.

Вольфъ, ранѣе часто бывавшій въ клубѣ, теперь пересталъ посѣщать его. Случай наблюденія за Клейномъ въ Ляoянѣ и свѣдѣнія, полученныя прусскимъ военнымъ министерствомъ, сильно обезпокоили [106]осторожнаго, хотя и привыкшаго жить на вулканѣ, капитана. Онъ все чаще и чаще появлялся въ русскихъ домахъ, принималъ участіе въ митингахъ и разъ даже прочелъ лекцію о Японіи, причемъ старался выставить въ невыгодномъ свѣтѣ душевныя качества японскаго народа и нарушеніе его арміей международныхъ законовъ.

Однако, Вольфъ зналъ все, что дѣлается въ городѣ, даже больше — онъ зналъ все, что дѣлается вдоль линіи дороги отъ Хабаровска до Харбина, но никто не зналъ, какимъ образомъ получаетъ онъ такія точныя свѣдѣнія.

Дѣлалось же это просто. Инженеръ фирмы „Артигъ и Вейсъ“ имѣлъ ежедневно свиданія то съ Салисъ Швабе, то съ Нохвицкимъ. Катаясь верхомъ, гуляя, сидя въ ресторанѣ или театрѣ, они перекидывались во время разговора на видъ ничего незначущими словами, хотя они были полны для нихъ остраго интереса и глубокаго смысла. Послѣ этихъ разговоровъ Вольфъ не разъ тотчасъ же ѣхалъ къ Вотану, и они вмѣстѣ съ нимъ писали телеграммы германскому посольству въ Пекинѣ, харбинскому консулу Мюллеру, Фрицу Вильбрандту въ Петербургъ и разнымъ лицамъ въ Берлинъ о томъ, что въ ихъ адресъ посланы двѣ машины, или что одна машина возвращена таможней, а другая находится въ пути къ адресату; иногда телеграфировали, что ими по желѣзной дорогѣ отправлено шесть ящиковъ мелкаго товара и два — крупнаго. Эти понятныя слова, такія естественныя для торговаго дома, ведущаго обширныя дѣла почти со всѣми важнѣйшими городами не только Тихоокеанскаго побережья, но и Европы, не могли, конечно, возбудить [107]чьего-либо подозрѣнія. Однако, слова эти всегда обозначали количество вышедшихъ или вернувшихся военныхъ кораблей и перевозимыхъ по желѣзной дорогѣ пѣхотныхъ или артиллерійскихъ частей.

Всякій разъ послѣ отправки такихъ телеграммъ, Вотанъ съ ненавистью спрашивалъ, зачѣмъ капитану понадобилось писать ихъ на его бумагѣ и посылать ихъ на телеграфъ съ его лакеемъ. Совершенно одинаковымъ тономъ и одними и тѣми же словами Вольфъ неизмѣнно отвѣчалъ:

— Доносъ — отличная вещь, господинъ Вотанъ! Я одобрилъ ваши намѣренія и я отлично помню объ этомъ. Если мнѣ суждено быть повѣшеннымъ, то мнѣ будетъ пріятно знать, что мы будемъ висѣть рядомъ...

Вольфъ сухо смѣялся и передъ самымъ лицомъ Вотана пальцами производилъ очень выразительныя движенія, отъ чего у Вотана по спинѣ бѣжалъ непріятный, колющій холодокъ.

Вотанъ не разъ уже задумывался надъ тѣмъ, что настало время избавиться отъ капитана. Онъ долго совѣщался съ Мюльфертомъ и, наконецъ, оба друга порѣшили при первомъ рискованномъ поступкѣ Вольфа донести объ этомъ властямъ.

Сдѣлать это было нетрудно. Въ одномъ изъ домовъ Вотана жилъ крупный чиновникъ, которому достаточно было намекнуть о роли Вольфа на Дальнемъ Востокѣ, чтобы тотчасъ же были приняты мѣры, какъ любилъ выражаться чиновникъ, къ „изъятію“ Вольфа „изъ обращенія“. Однако, Вольфъ предвидѣлъ это и велъ себя крайне осторожно. Онъ даже пересталъ встрѣчаться съ Салисъ Швабе и Нохвицкимъ [108]и цѣлыми днями сидѣлъ въ своемъ служебномъ кабинетѣ, гдѣ составлялъ смѣты по заказамъ торговаго дома или писалъ большую статью о преувеличенныхъ вооруженіяхъ культурныхъ государствъ, которыя, по мнѣнію автора, были, совершенно не нужны, такъ какъ цѣль войны, состоящая въ улучшеніи благосостоянія народовъ, не существовала. Наука и техника, какъ доказывалъ Вольфъ, давно уже находятся на такой степени развитія, что позволяютъ мирнымъ путемъ достигнуть полнаго благополучія не только отдѣльныхъ личностей, но и цѣлыхъ обществъ и государствъ. Работа эта, повидимому, очень увлекала капитана, такъ какъ въ окнахъ его кабинета можно было видѣть до поздней ночи свѣтъ. Окруженный книгами и вырѣзками изъ газетъ, капитанъ германскаго флота рисовалъ гигантскую картину великаго мира, созданнаго могучей силой науки и техники.

Вотанъ, при помощи Мюльферта, установилъ строгое наблюденіе за капитаномъ, но все это ни къ чему не привело, такъ какъ поведеніе Вольфа не внушало никакихъ подозрѣній, а самое обращеніе его съ главой торговаго дома сдѣлалось крайне предупредительнымъ и даже заискивающимъ.

Вотана это тревожило и печалило, такъ какъ онъ видѣлъ, что ускользаютъ поводы отдѣлаться отъ Вольфа.

Но случай, казалось, помогъ ему.

Былъ уже февраль. Главная контора торговаго дома „Артигъ и Вейсъ“ спѣшно составляла годичный отчетъ, и Вотанъ съ утра и до поздняго вечера былъ очень занятъ. Кромѣ конторской работы, ему приходилось много разъѣзжать, получать [109]большіе подряды и заказы и вести борьбу съ русскими фирмами, которымъ старый Вотанъ всѣми способами старался помѣшать укрѣпиться на русской окраинѣ.

Однажды, когда онъ только что вернулся изъ Хабаровска, ему подали телеграмму. Вотанъ прочиталъ её и даже покраснѣлъ отъ радости, а потомъ началъ злорадно потирать руки.

Онъ позвонилъ къ чиновнику, жившему въ его домѣ, и сказалъ ему:

— Это вы у телефона, Павелъ Павловичъ? У меня къ вамъ большое и важное дѣло... Я очень надѣюсь на ваше содѣйствіе и, кромѣ того, полагаю, что то, что я вамъ передамъ, можетъ оказать благотворное вліяніе на вашу служебную карьеру. Нѣтъ! Нѣтъ!.. Я вамъ послѣ объ этомъ скажу: по телефону неудобно... Я буду у васъ около десяти часовъ вечера.

Отойдя отъ телефона, Вотанъ еще разъ пробѣжалъ телеграмму. Тайный совѣтникъ Гинце изъ Пекина телеграфировалъ торговому дому „Артигъ и Вейсъ“ слѣдующее:

— Инженеръ торговаго дома, Вольфъ, необходимъ для свиданія съ крупнымъ заказчикомъ въ урочищѣ „Славянка“, гдѣ фирма уже производила лѣтомъ работы.

Вотанъ вызвалъ къ себѣ немедленно Вольфа и передалъ ему телеграмму.

— Я тоже получилъ эту телеграмму, — задумчивымъ голосомъ произнесъ капитанъ. — Я не совсѣмъ понимаю, въ чемъ тутъ дѣло, но догадываюсь, что оно очень важное и спѣшное, а потому я завтра же выѣзжаю.

Глаза Вотана блеснули.

[110]— Завтра? — подумалъ онъ. — Завтра ты будешь тамъ, откуда тебя не спасетъ ни Гинце, ни самъ всесильный прусскій военный министръ...

Ровно въ девять часовъ Вотанъ ѣхалъ къ чинов нику. Чувство мстительной злобы подсказало ему мысль заѣхать къ Вольфу и еще разъ посмотрѣть на этого человѣка, испортившаго ему столько крови и постоянно раздражавшаго его, а теперь такого безопаснаго для него и завтра уже не существующаго.

Подъѣзжая къ дому, гдѣ жилъ Вольфъ, Вотанъ улыбнулся, увидѣвъ свѣтъ въ окнахъ квартиры, и подумалъ, что капитанъ передъ отъѣздомъ или заводитъ порядки въ своихъ бумагахъ и записныхъ книжкахъ или же пишетъ свой большой трудъ о значеніи техники и науки въ вопросахъ мира.

Онъ позвонилъ у подъѣзда.

Ему открылъ дверь бой, одѣтый во все бѣлое и съ черной косой, обмотанной вокругъ гладко выбритой головы.

— Капитана нѣтъ дома! — сказалъ онъ желавшему войти въ переднюю Вотану. — Капитанъ уѣхалъ!.. совсѣмъ уѣхалъ!

Вотанъ едва не упалъ. Онъ понялъ, что Вольфъ предупредилъ его и теперь, убѣдившись въ намѣреніяхъ Вотана предать его, предприметъ, конечно, рядъ такихъ шаговъ, которые безусловно погубятъ Вотана, а съ нимъ вмѣстѣ и могущественную фирму, какою былъ торговый домъ „Артигъ и Вейсъ“, державшій въ своихъ цѣпкихъ лапахъ, какъ гигантскій паукъ, всю огромную окраину и овладѣвшій всѣми нитями мѣстной жизни. Приниженный и угнетенный, вернулся Вотанъ къ себѣ. Онъ долго обдумывалъ положеніе, [111]но не могъ остановиться на какомъ-нибудь планѣ дѣйствій.

— Надо подождать возращенія Вольфа, — шепнулъ онъ, — и тогда сразу же раздѣлаться съ нимъ!

А въ это время въ квартирѣ Салисъ Швабе за чайнымъ столомъ сидѣло трое людей. Салисъ Швабе и Нохвицкій хохотали до упаду, глядя на сидѣвшаго за столомъ китайца, который нелѣпо скалилъ зубы и щурилъ свѣтлые, холодные глаза.

— Когда въ китайскихъ войскахъ будутъ германскіе инструкторы, то они всѣ будутъ похожи на васъ, дорогой Вольфъ! — говорилъ румяный, пухлый Швабе.

А Нохвицкій, протягивая капитану рюмку коньяку и подавая на блюдечкѣ ломтики лимона, густо посыпаннаго сахаромъ, хохоталъ и говорилъ:

— У васъ видъ по меньшей мѣрѣ Цзянь-Цзюня!

Когда Вотанъ мучился и терзался, предчувствуя враждебное выступленіе капитана, Вольфъ уже выѣзжалъ изъ города и по берегу Амурскаго залива началъ подвигаться въ сторону урочища „Славянка“.

Онъ благополучно прибылъ въ китайскій поселокъ на рѣкѣ Суй-Фунъ, впадающей въ Амурскій заливъ, и отсюда совершилъ экскурсію въ ту бухту, гдѣ истекшимъ лѣтомъ стояла барка хунхузскаго вожака Мый-Ли. Проживъ въ деревнѣ два дня, капитанъ получилъ съ отыскавшимъ его незнакомымъ ему китайцемъ коротенькую записку, въ которой неизвѣстный корреспондентъ писалъ:

— Завтра. Ночь. Море. Знакомый.

И, дѣйствительно, на слѣдующую ночь стоявшій на мысѣ, глубоко уходящемъ въ море, Вольфъ замѣтилъ на горизонтѣ сверкнувшій огонекъ. Онъ [112]вспыхнулъ лишь на одно мгновеніе и потухъ, нырнувъ въ темноту. До чуткаго слуха капитана донесся равномѣрный стукъ тихо работавшей машины, и все явственнѣе и явственнѣе становился шумъ тяжелой холодной воды, разсѣкаемой острымъ носомъ подходящаго къ берегу судна. Вскорѣ во мракѣ начали клубиться черные призраки, сначала мягкіе и безформенные, а затѣмъ все болѣе и болѣе отчетливые и опредѣленные. На клочкѣ просвѣтлѣвшаго неба зачернѣли мачты и верхняя рея на гротѣ, гигантскія трубы, надъ которыми на нижней поверхности глушителя играли багровые отсвѣты горящаго въ топкахъ угля. Призракъ, оказавшійся большимъ военнымъ судномъ, остановился. Послышался короткій боцманскій свистокъ, лязгъ цѣпи и визжаніе блока, по которому спускался трапъ. Вскорѣ къ берегу подошла шестивесельная шлюпка. На берегъ вышелъ человѣкъ, одѣтый въ толстое мѣховое пальто, и подошелъ къ капитану.

Тотъ, пристально взглянулъ въ лицо прибывшаго, и вскрикнулъ отъ изумленія.

— Адмиралъ Уріу? Здѣсь?.. Въ это время?..

— Я веду, — отвѣтилъ Уріу, — четыре крейсера и буду бомбардировать вашъ городъ. Я оставлю вамъ запасъ цемента и двадцать человѣкъ команды при паровомъ катерѣ и двухъ шлюпкахъ, а вы докончите на рейдѣ ту работу, которая такъ удачно была произведена вами и Салисъ Швабе лѣтомъ. Помните, что пока я буду бомбардировать городъ, здѣсь должна вырасти неожиданно, словно по приказанію волшебника, скала. Пусть будетъ скрыта она подъ волнами вѣчно встревоженнаго моря, но пусть она будетъ вѣрной союзницей нашей!

[113]— Слушаю! — коротко отвѣтилъ Вольфъ и добавилъ: — По окончаніи работы я вновь буду просить васъ доставить меня въ какой-нибудь портъ, такъ какъ мнѣ невозможно болѣе возвращаться въ городъ. Мнѣ угрожаетъ большая опасность...

Послѣ этого разговора въ бухту вскорѣ вошелъ паровой катеръ, ведя на буксирѣ два большихъ восьмивесельныхъ вельбота съ двадцатью матросами. Вскорѣ вблизи берега одинъ за другимъ прошли четыре крейсера отряда адмирала Уріу. Они шли съ потушенными огнями и подкрадывались къ городу тихимъ, почти неслышнымъ ходомъ. Вся команда была на мѣстахъ, а въ боевой рубкѣ головного судна адмиралъ Уріу уже составлялъ планъ бомбардировки города и съ кормы его судна сигнальщикъ краснымъ фонаремъ передавалъ его распоряженія.

Чуть только занялась заря, Вольфъ началъ работать. Матросы безшумно опускали въ воду мѣшки съ цементомъ, перемѣшаннымъ съ мелкимъ камнемъ, и тогда, когда до поверхности воды оставалось только около сажени, Вольфъ прекратилъ работу. Почти одновременно съ этимъ его приказаніемъ откуда-то издалека по поверхности моря докатился глухой ударъ. Вольфъ понялъ, что адмиралъ Уріу открылъ огонь по городу. Одинъ за другимъ раздавались выстрѣлы, но городъ молчалъ. Вскорѣ стрѣльба прекратилась, и изъ-за мыса, скрывающаго изгибъ залива, полнымъ ходомъ вышли стрѣлявшіе по городу крейсера и, уклоняясь къ сѣверу отъ обычнаго рейда, остановились противъ „Славянки“ и приняли на бортъ два вельбота и паровой катеръ, а съ ними вмѣстѣ капитана германскаго флота, инженера [114]Вольфа, служившаго въ торговомъ домѣ „Артигъ и Вейсъ“.

Сдѣлавшіе набѣгъ крейсера полнымъ ходомъ направились къ югу, къ аренѣ грядущихъ важныхъ событій.