Мнение Левеково о русской словесности[править]
Приятно знать мнение умного и беспристрастного чужестранца о российской словесности. Левек имеет право на общую признательность. Хотя его История не удовлетворяет строгого критика; хотя Левек не всегда умел выбирать и составлять исторические припасы; хотя довольно часто впадал в погрешности: однако не видно, чтоб он хотел клеветать, злословить и умышленно сплетать нелепые сказки, подобно Леклерку, Шантро и прочим бесстыдным землякам его[1].
«Россияне — пишет Левек — имеют ту выгоду, что говорят языком, который едва ли не прекраснее всех европейских. Он богат своими собственными словами, и может обогащаться ежедневно, ничего не заимствуя из чужестранных. Жаль только, что не было искусных сочинителей, которые писали бы в различных родах и о разных предметах. Сей древний язык до восемнадцатого столетия выражал только обыкновенные житейские потребности и богословские истины.
Язык славенский в начале одиннадцатого столетия был уже довольно богат и величествен, и мог в верном переводе представить возвышенные картины Священного Писания, между тем как мы в шестнадцатом веке на свой французский не переводили, но выворачивали наизнанку песни Давида и пророков, едва издалека подражая им. И теперь еще россияне, которые хотят писать о предметах возвышенных, стараются образовать слог свой по библейскому. Никакой из европейских языков не переменился в течении многих столетий так мало, как славенский».
Называя русские летописи вообще сухими, написанными просто, Левек находит однако некоторую силу и важность в Степенной книге, начатой митрополитом Киприаном в четырнадцатом веке при Дмитрии Донском, и в Скифской истории стольника Лызлова, жившего в царствование Михаила Федоровича.
Дарованиям и заслугам Феофана Прокоповича он отдает достодолжную справедливость; упоминает о красноречивых проповедях его, похвальных словах, исторических и стихотворных сочинениях, и приписывает ему вину рождения словесных наук в России.
Далее говорит о заслужившем удивление от современников князе Кантемире, о трудолюбивом Тредиаковском, о выспреннем Ломоносове, об основателе российского театра Сумарокове; упоминает о сочинениях; прилагает переводы одной из славных од Ломоносова (Царей царство земных отрада), нескольких басен и последней сатиры Сумарокова. Из второй песни Россиады помещает речь царицы Анастасии, и ответ царя Иоанна, предпринимающего поход против Казани.
Хотя помещенные здесь статьи — продолжает Левек — не дают совершенного понятия о состоянии словесных наук в России, по крайней мере они показывают, что русские уже весьма далеки от невежества, в котором часто упрекают их. По сим статьям можно судить, какими будут россияне, когда отечественная словесность сделается предметом общего внимания, и когда начнут постоянно ободрять ее. Но легко случится, что она погибнет, ежели за труды писателям станут платить не наградами, не уважением, но насмешками.
Если б Франциск I, не ободряя в отечестве своем рождающейся словесности, привязался к дарованиям итальянцев, отличнейших писателей тогдашнего времени; то французы, может быть, до сих пор оставались бы варварами. Переводчик Амиот пользовался большим уважением, получал более наград, нежели жившие после его люди, творческим умом одаренные: это и хорошо, ибо надлежало возбудить умы к действию. Ободряя Ронсара и грубых его современников, готовили умы писателей для века Людовика XIV; мы имеем Британника, Федру, Афалию может быть потому только, что Расину в молодости дали награждение за посредственную оду. Образцовые произведения словесности суть плоды восторга; ничто так скоро не погашает его, как холодное равнодушие современников, ничто так удобно не воспламеняет его, как награды, за которыми следует уважение, и по которым судят о важности дарований".
Левек П. Ш. Мнение Левеково о русской словесности // Вестн. Европы. — 1807. — Ч. 33, Nо 10. -- С. 114-118.
- ↑ Искусство Леклерка известно. Шантро написал Путешествие философическое, политическое и ученое по России в 1788 и 1789 годах. Покажем и его мастерство. На 112 странице Шантро повествует: «Lorsque ils (seigneurs) prennent Je parti de les (esclaves) vendre, ils les exposent en place publique avec leurs femmes et leurs enfants, et chacun d’eux a sur le front un Иcriteau qui en indique le prix et le favoir faire». То есть: «Господа, захотев продать своих людей, выводят их на площадь с женами и детьми; у каждого на лбу находится надпись, показывающая цену и способности». На странице 126 написано: «Les seigneurs les plus qualifiИs ne sont point exempts des battoges, et s’en vengent sur leurs malheureux vassaux». Перевод: «Самые знатнейшие господа не изъемлются от наказания батогами, и вымещают то на своих несчастных крестьянах». — Вся одиннадцатая глава наполнена подобными клеветами. — Шантро, не ездив в Россию, мог бы написать свое философическое путешествие; но ему хотелось отведать русского хлеба, и в качестве очевидца получить право на доверие своих читателей.