Мой врагъ.
Въ то время, когда я находился въ Колорадо, сказалъ канадецъ Дюрвиль, у меня былъ врагъ, здоровый дѣтина, съ голубыми глазами и бородой цвѣта гаванны. Уже три раза мы съ нимъ дрались въ лѣсахъ и, какъ память о его ненависти, у меня осталось семь шрамовъ отъ застрявшихъ въ моемъ тѣлѣ пуль и ножа хирурга. Но и онъ имѣлъ слѣды восьми ранъ, виновникомъ которыхъ былъ я. Послѣдняя изъ нихъ оказалась почти смертельной и уложила его на шесть недѣль въ походный госпиталь доктора Матевса.
Причиной вражды была женщина, которую мы упорно оспаривали другъ у друга. Послѣ того, какъ я владѣлъ ею уже годъ, она убѣжала безъ всякаго препятствія съ моей стороны, т. к. по горло успѣла надоѣсть. Она бѣжала, говорю я, съ ирландцемъ въ Техасъ или Калифорнію. Однако, побѣгъ ея не прекратилъ нашей ссоры, и черезъ мѣсяцъ состоялась третья, самая звѣрская, но, какъ и предыдущія, честная дуэль. Джимъ Черкль, такъ звали моего врага, предупредилъ меня за сорокъ восемь часовъ, что будетъ ждать меня въ лѣсу Ситингъ-Бера, гдѣ мы обмѣнялись двадцатью съ лишнимъ пулями прежде, чѣмъ онъ свалился.
Послѣ каждой дуэли наступалъ по меньшей мѣрѣ шестимѣсячный промежутокъ, и тогда мы не хотѣли знать другъ друга. При встрѣчѣ отворачивались. Никогда не тратили напрасно ни одного оскорбительнаго слова или жеста: слишкомъ хорошо знали, что въ концѣ концовъ одинъ изъ насъ сдеретъ шкуру съ другого.
Вскорѣ появилась въ нашемъ округѣ шайка разбойниковъ, которая бродила въ лѣсахъ, по степнымъ равнинамъ и горамъ. Они убивали въ шахтахъ рудокоповъ, грабили фермы и даже обчистили городъ Бигъ-Стинтонъ, изнасиловавъ тамъ женщинъ. Правда, въ этомъ городѣ насчитывалось всего лишь тридцать семь жителей, а въ день нападенія разбойниковъ тамъ, кромѣ двухъ старухъ, двадцати девяти свиней и шести коровъ, никого не было.
Присутствіе этихъ двухъ бестій насъ раздражало и мы устроили нѣсколько облавъ, рѣшившись на жестокую мѣру: наша молодежь хотѣла, поймавъ ихъ, обмазать смолой и керосиномъ, чтобы поджарить на большомъ еловомъ кострѣ. Впрочемъ, облава не дала ожидаемыхъ результатовъ. Однажды, въ маѣ, я собрался въ дорогу съ девятью смѣлыми спутниками. Мы вели двухъ муловъ, навьюченныхъ золотымъ пескомъ и слитками золота, направляясь въ банкъ Ньюфантена. Наши винтовки и револьверы были хорошо заряжены и кортики, которыми отлично владѣли, были отточены. Все шло благополучно до самаго ущелья Синдерелла. Это было дикое, красивое мѣсто. Съ красныхъ скалъ стекали серебристыя воды, старыя ели насвистывали арію вѣтра. Несмотря на то, что до сихъ поръ не было случая нападенія на такой вооруженный отрядъ, мы все же произвели здѣсь развѣдку. Когда были уже въ полумилѣ отъ выхода, вдругъ раздался ружейный трескъ и Виль-Черкъ на нашихъ глазахъ покатился на землю. Это былъ дьявольскій моментъ. Напрасно мы напрягали свое зрѣніе, не худшее чѣмъ у индѣйцевъ, разглядывая мѣстность, — ничего не было видно, кромѣ скалъ, растеній, источниковъ и нѣсколькихъ птицъ.
— Проклятіе! — вскричалъ Семъ-Роджерсъ, сжавъ свои огромные кулаки. Второй выстрѣлъ. Пудя засвистѣла около моего уха.
— На землю, скрывайтесь! — закричалъ я.
Черезъ минуту мы уже прижались къ выступамъ прохода. Послѣ наступившей предварительной тишины, снова началась сильная стрѣльба. Теперь мы увидѣли головы разбойниковъ и открыли огонь. Съ той и другой стороны раздавались стоны раненыхъ. Среди нашихъ шесть человѣкъ были мертвы или искалѣчены, но и у нападавшихъ потери, вѣроятно, были не меньшія.
Противники снова зарядили ружья. Ихъ было восемь человѣкъ. Спѣшно выпустивъ нѣсколько зарядовъ, мы бросились на врага. Теперь насъ было четверо противъ шести. Загремѣли револьверы, длинныя копья вонзились въ животы. Въ концѣ концовъ я остался одинъ, прижатый къ скалѣ тремя противниками. Кровь струилась изъ многочисленныхъ ранъ и я уже наносилъ удары куда попало. Убивъ еще одного человѣка, я почувствовалъ, какъ меня схватили и бросили на землю. Кто-то вонзилъ лезвіе въ грудь и, прежде чѣмъ я потерялъ сознаніе, услышалъ еще одинъ выстрѣлъ…
Понятно, что, открывъ глаза, я совершенно не отдавалъ себѣ отчета, сколько прошло времени съ той секунды, какъ потерялъ сознаніе. Туманъ застилалъ глаза. Однако, скоро я сталъ различать иглы ели, выше — красныя скалы и, наконецъ, справа, увидѣлъ склонившагося человѣка, который наблюдалъ за мной.
— All right, — флегматично сказалъ онъ.
Я узналъ голубые глаза и бороду цвѣта гаванны Джима Черкля.
Этотъ сюрпризъ непріятно подѣйствовалъ на меня. Въ состояніи сильной слабости, мнѣ показалось, что онъ хочетъ нанести мнѣ послѣдній ударъ.
— Кончайте скорѣй, — сказалъ я.
— Скорѣй?! — спросилъ онъ, — вы грезите, дружище! На его лицѣ появилась добродушная улыбка и, взявъ мою руку, сказалъ:
— Вы дьявольски слабы.
Правда, я чувствовалъ себя немного слабымъ, но въ общемъ не совсѣмъ плохо. Сильно удивленный я пробормоталъ:
— Что вы здѣсь дѣлаете, Джимъ?
— Вы видите, — отвѣтилъ онъ добродушно, — ухаживаю. Вамъ такъ досталось за золотой песокъ… не считая тѣхъ, которые лежатъ съ выпотрошенными внутренностями.
— Хорошо, но вы не были съ ними?
— Вотъ доказательство, — сказалъ онъ, указывая на два трупа, распростертыхъ на разстояніи нѣсколькихъ ярдовъ, — они хотѣли убить васъ, но мой карабинъ отослалъ ихъ свести счеты съ Создателемъ.
— Джимъ, — воскликнулъ я, — это не правда! Не вы спасли меня?!
Онъ медленно покачалъ головой. Вдругъ меня охватила бѣшенная радость и такая нѣжность, что было бы странно сравнивать ее съ какого бы то ни было рода любовью. Я схватилъ руку Джима и прижался къ ней губами. Онъ улыбался и былъ такъ-же растроганъ, какъ и я: необычайное счастье озарило его темно-красное лицо. Для него это было какъ бы перерожденіемъ.
Безполезно говорить, что мы стали послѣ этого болѣе чѣмъ братьями.
— Вотъ что значитъ имѣть хорошаго врага! — закончилъ Дюрвиль… Что же касается товарищей, то пятерыхъ изъ нихъ удалось вылечить, а остальные четверо отправились на тотъ свѣтъ. Три разбойника тоже умерли, семь болѣе или менѣе раненыхъ взяли въ плѣнъ. Наши молодцы поступили съ ними, какъ обѣщали: бестій обмазали смолой, облили керосиномъ и положили на сосновый костеръ. Были сумерки. Огонь занимался плохо. Ужасные крики неслись по пустынѣ. А звѣзды открывали свои дрожащіе, сверкающіе вѣнчики.