Глава XII
Но особенно тяжело было положение в монастырских тюрьмах людей, страдавших душевным расстройством. Между тем больных этого рода, особенно в прежние времена, в наших монастырях было очень много. Обстоятельство это объясняется главным образом двумя причинами: во-первых, тем, что в прежнее, дореформенное время, при полном отсутствии тогда специальных учреждений для такого рода больных, наши монастыри до известной степени играли роль приютов для душевнобольных людей, и туда очень часто заключались – нередко даже на всю жизнь – люди, совершившие в состоянии сумасшествия то или иное преступление.
С другой стороны, крайне тягостные условия одиночного заключения в монастырских тюрьмах не могли, конечно, не вызывать расстройства душевной деятельности и у вполне здоровых лиц, попадавших в эти тюрьмы и просидевших в них долгие годы - нередко целые десятки лет. Выше мы уже упоминали, что процент психических заболеваний среди монастырских узников огромный.
В числе 50 человек арестантов, содержавшихся в тюрьме Соловецкого монастыря в 1835 году, было много лиц несомненно страдавших душевным расстройством в большей или меньшей степени. На это, между прочим, указывают как самый характер преступлений, совершенных такого рода лицами, так и те отзывы и характеристики, которые делало о них монастырское начальство. Так, например, один крестьянин, раскольник Степан Сергеев сослан «за рассказы нелепостей от религиозного исступления». Но кроме такого рода субъектов, о ненормальном душевном состоянии которых можно только догадываться, среди арестантов Соловецкого острога оказалось 5 человек, страдавших явно и резко выраженным психическим расстройством в сильнейшей степени. Мастеровой модиковского (?) чугунного завода Петр Потапов был прислан в Соловки в 1828 году «на вечное содержаниее за убийство в припадке сумасшествия отца своего Потапа и жены его Прасковьи». Против имени этого арестанта монастырское начальство в 1835 году делает такую отметку: «находится в высшей степени сумасшествия, о коем представлено в Св. Синод об отсылке куда следует для лечения».
Еще в более ужасном положении находился психически больной арестант Федор Рабочий, военный поселянин Псковского округа, присланный в Соловки в 1830 году «для покаяния на всю жизнь за убийство им в скрытном сумасшествии трех своих дочерей и родного брата, а также за покушение произвести многие (другие) убийства». В отметке монастырского начальства против этого арестанта значится: «находится ныне в сильном сумасшествии, даже помет свой употребляет с пищею. Представлено о нем Св. Синоду для отсылки куда следует».
Наконец, в числе душевнобольных арестантов монастыря оказался и поручик Горожанский, который, сидя в Соловецкой тюрьме в 1833 году зарезал в припадке сумасшествия часового солдата. Убийство это обратило на себя внимание правительственных сфер, вследствие чего по Высочайшему повелению назначена была ревизия Соловецкого острога, обнаружившая немало разного рода стеснений, которым совершенно незаслуженно подвергались заключенные, и указавшая на невозможное положение в монастырской тюрьме психически больных людей.
Тяжелое, гнетущее впечатление производят эти краткие, но в то же время вопиющие сведения о положении душевнобольных людей, томившихся в монастырских «казематах» и «чуланах» в течение долгих лет решительно без всякой помощи, без всякого ухода. Но при оценке этого рода фактов не следует, однако, забывать общих условий того времени, не следует забывать, что внимательное и гуманное отношение со стороны правительственных сфер к душевнобольным, совершившим те или другие преступления, является результатом сравнительно недавней эпохи и должно быть приписано главным образом влиянию нашего нового, гласного суда.
Впрочем, необходимо указать, что в Соловецкой тюрьме всякого рода больные арестанты совершенно лишены были медицинской помощи. «На случай заболевающих, врачевания им здесь не бывает по неимению ни медиков, ни лекарств», - доносил архимандрит Александр в 1855 году обер-прокурору Св. Синода, - «но если впадал кто в сумасшествие, такие отправлялись с разрешения высшего начальства в назначенные гражданские больницы для излечения».[1] Однако, следует сказать, что такие отправки в больницы допускались лишь в весьма редких, исключительных случаях, и чтобы получить разрешение начальства на такую отправку нужен был не один год переписки и разной канцелярской волокиты.
- ↑ "Рус. Старина", 1888 г., N 2, стр. 399.