За Сурой-рекой есть мордовское село Сабаново. Село большое, привольное. Сабановский народ исстари живет хорошо: у него много лугов, полей, лесов, довольно хлеба и скотины. Может быть, вам хочется знать, как это все вышло и откуда село получило себе имя? Так послушайте, что рассказывают об этом старые люди.
Давно, очень давно, когда мордва еще не были крещены, жил в тех лесах один эрзя по имени Сабан. Человек он был простой, самый рядовой мордвин‚ но очень сильный, такой сильный, каких, может быть, на всем белом свете не сыщешь. Далеко кругом жили люди: по Суре с Кададой и по Мокше, жили до самого священного Ра[1], но не было между ними человека, равного по силе Сабану. Сабан мог с одного маху свернуть голову самому здоровому быку, мог задушить двумя пальцами медведя. Старые люди думали даже, что Сабан победил бы на войне целый полк. Но только он не занимался богатырскими делами: не бывал на войне, не ходил на охоту и ни с кем даже не дрался. Жил он себе тихо, смирно, работал, кормил свою голову, пособлял, чем мог, роду-племени. А работник-таки был Сабан хороший. Надо ли кому поставить новую избу — бежит к Сабану.
— Так и так, человек, иди ко мне на помочь?
Пойдет Сабан и чудес наделает: свалит он сколько надо необхватных дубов на пластины, наворочает с корнем сосен звонких, смолистых и снесет в деревню как простую вязанку дров.
— На, товарищ, — скажет, — обрубай сучки, обчищай корни, руби срубы!
Лошадь завязнет в болоте — опять к Сабану:
— Человек, лошадь моя утонула!
За уши вытащит, словно котенка.
А если понадобится лес корчевать, землю очистить для пашни, то эта работа Сабану за потеху. Засучит рукава белой рубахи, тряхнет рыжеватой бородой: трещат самые глубокие корни в земле, лопаются, как струна у шерстобита, свистят сучки, плачут листья и стонет сама земля, брызжет дождем, а небо воет, того и гляди распадется.
Таков был Сабан, мордовский богатырь, эрзянский сын. И вот однажды шел Сабан домой по лесной дорожке. На пчельнике был он и, чтобы не идти порожняком, прихватил дубовое бревнышко в пять обхватов толщиной, три аршина в поперечнике. Идет Сабан по лесу, слушает, как шумят дубы, с ветром ругаются, сосны поют, молятся солнышку. Уж Суру стало видно. Блестит она, родная река эрзянская, туда-сюда по лугам мечется, вдали теряется, как звездочка.
Вдруг видит Сабан — едет ему навстречу на сивой лошади незнакомый богатырь. Одежда на богатыре железная, шапка чугунная, как котел, сбоку сабля, в руке — пика. Седой весь богатырь и сердитый. Кричит:
— Прочь с дороги, мордовская лопатка!
Остановился Сабан, глядит на богатыря, диву дается: отродясь не видывал он таких странных, сердитых людей. Говорит ему:
— Ты чей такой будешь, хороший человек, и что тебе надо?
Еще пуще рассердился незнакомый богатырь, схватился за саблю, вынул ее, машет. Блестит на солнышке стальная пластина, а Сабан не боится.
Кричит ему богатырь:
— Ты не знаешь меня, богатыря любимого царского, которому равного по силе нет никого? Простись со своей головой!
Бросился богатырь на Сабана, хотел зарубить его насмерть. Но Сабан был не дурак: он поскорее спустил со своих плеч дубовое бревнышко и бросил его поперек тропы. Загородил Сабан проезд богатырю царскому, нечего тому делать, пришлось с лошади слезать.
Слез богатырь с сивой лошади, подошел к бревну, толкнул сапогом. Бревно лежит не шелохнется. Ухватил его богатырь левой рукой, хотел приподнять, а оно — как в землю вросло. Он схватился покрепче правой, чтобы отбросить его подальше, как полено ненужное, а оно словно триста лет на этом месте растет. Понатужился тогда богатырь, взялся обеими руками, поднял бревно на аршин с четвертью.
Засмеялся над ним Сабан.
Сказал ему богатырь зычным голосом:
— Ты что, мордвин, на моей земле хозяйничаешь?
Удивился Сабан еще больше: никогда не слыхал он таких речей от чужих людей. Спрашивает:
— А чем ты докажешь свои слова?
— Чем докажу? А вот давай с тобой биться.
Сказал Сабан:
— Биться мне нечем. Если хочешь, поборемся. Только знай: ты меня свалишь — делай что хочешь со мной, воля твоя. Я тебя поборю — моя будет воля.
— Что ж, давай, коли жизнь тебе не мила!
Отбросил Сабан бревно дубовое в сторону, очистил дорогу, подошел к русскому богатырю. Схватились они.
Один силен — другой сильнее! Один ловок — другой ловче! Ходят они друг около друга, топчутся; примяли траву, землю убили на целых двадцать сажен.
Хрустят богатырские кости, раздуваются две груди широких, борода с бородой переплелись.
Долго ли, коротко ли они так боролись — никому не известно. Но Сабан-таки поборол. Он вдруг изловчился, схватил богатыря под бока и брякнул что есть силы об землю. Повалился тот на обе лопатки и застонал. А Сабан той порой достал из-за пояса веревку, подвернул богатырю русскому руки к спине и скрутил их ногайским узлом.
Стонет богатырь русский, крепким словом бранит Сабана. Взял Сабан его за железный шиворот, поднял от земли в конский рост вышиной и посадил в седло боевое. Сказал Сабан:
— Ступай туда, откуда приехал. Только тот тебя развяжет, кто связал.
Сказал так Сабан, поднял бревно дубовое на плечо и пошел своей дорогой. А русский богатырь опустил на грудь победную голову и поехал с жалобой к самому царю.
Сидит русский царь на высоком крыльце, на солнышке греется, с боярами разговаривает. Вокруг него княжата малые забавляются, и все смотрят на зеленый луг. Луг огорожен двойной кованой цепью. Посредине круг, в кругу богатыри царские расхаживают, между собой борются, царю силу показывают. По дальним углам пристава стоят, народ отгоняют, крепкой бранью ругаются. А народ лезет на богатырей царских любоваться. Много их в кругу, и все молодцы: с лица румяны, как яблоко, ростом высоки, в плечах — косая сажень. Ходят богатыри походкой развалистой, повадкой глядят разбойницкой. И рады, что среди них нет самого главного, равного по силе которому нет никого. Давно уехал тот в богатырский поход за реку Суру, в мордовскую землю, и до сих пор не вернулся. А царь уже много раз про него спрашивал. И вот, в тот самый час, когда два молодца схватили друг друга под кушаки, чтобы бороться, царский глаз увидел конного. Видно царю с высокого крыльца, кто едет, обрадовался любимому богатырю.
Подъехал на сивой лошади богатырь старый, равного по силе которому не было никого, и все увидали, что руки у него назади связаны. Удивился царь, удивились бояре и народ весь, а богатыри в кругу шепчутся, между собой пересмеиваются. Сказал ему царь:
— Кто мог победить тебя, самого сильного?
Отвечал богатырь:
— Был я, государь, в мордовской земле за рекой Сурой и встретился там с Сабаном-мордвином. Боролись мы долго: я силен — он сильнее. Я ловок — он ловчее. Земля под нами дрожала, небо выло от страху, листья с дубов сыпались — так крепко мы боролись. Но Сабан меня поборол и руки связал мне.
Сказал ему царь:
— За правду я тебя милую. — И велел его развязать.
Бросились богатыри царские к своему старшему товарищу, стали руки ему развязывать, узел ногайский распутывать. Грызли они веревку зубами, рвали ногтями, дергали всячески, но развязать не могли.
Рассердился царь на своих богатырей, крикнул:
— Что, я вас даром хлебом кормлю?
Еще пуще стали стараться богатыри, пот всех прошиб, но узла не развязали. Хотели они разрубить, но царь еще пуще на них рассердился. И сказал тогда богатырь, равного которому по силе не было никого:
— Государь, Сабан-мордвин так сказал мне: «Только тот развяжет тебя, кто связал». Пошли за ним гонцов.
Послал царь гонцов за Сабаном. Словно птицы, полетели гонцы по мордовской дороге и скрылись из глаз. Ветер хотел было за ними погнаться, посвистел, покружился и отстал. Прошло время, и вернулись гонцы. С ними приехал Сабан. Сказал ему царь:
— Ты связал богатыря моего любимого, равного которому по силе нет никого?
— Я, — Сабан сказал.
— А ну-ко, развяжи ему руки.
Подошел Сабан к богатырю, взялся руками за узел ногайский, дернул за концы мочальной веревки и развязал ему руки.
Ахнул народ от удивления. Богатыри все закручинились, губы себе искусали с досады. Сказал царь Сабану:
— Нравится мне твоя сила несметная, твоя ловкость мордовская. Оставайся у меня, будешь нести богатырскую службу и награду получишь боярскую.
Ответил Сабан.
— Нет, русский царь, земли своей повелитель, не могу я остаться здесь, чтобы служить тебе, нести богатырскую службу. Человек я простой, богатырского ремесла не знаю. Отпусти ты меня лучше на родину. Я опять буду землю пахать, кормиться, помогать своему роду-племени. А если хочешь меня наградить, то об одном я тебя попрошу: прикажи богатырям своим царским в нашу сторону не ездить, нашей земли не тревожить.
По душе пришлась русскому царю эта речь Сабанова, и он отпустил его домой. А чтобы богатыри больше мордву не тревожили, царь дал Сабану грамоту с большой царской печатью. В той грамоте прописал царь все земли, леса и луга Сабановы. Грамоту эту долго хранили сабановские мордва. Последний, у кого видали ее старые люди, был Ичал-атя. Он умер, сыновья его крестились, отдали грамоту в церковь. Церковь сгорела, сгорела и грамота с царской печатью. Но память о Сабане живет в народе. То, что рассказал я вам здесь, рассказывают отцы сыновьям, матери дочерям, а старики и старухи всем молодым людям.
Примечания
- ↑ Р а — Волга. (Примечание С. Аникина. Мордовское название Волги дано неточно. Правильно — Рав. — А. А.)